За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести - Пол Андерсон

Он обернулся, застигнутый врасплох ее сопрано.

— А, доброе утро, доктор Кан… мисс Коэн. — Черт побери! Мне же полагается ей подыгрывать пока… если она не раскроет, кто она такая, сама.

Она посмотрела на него удивительно спокойно.

— Кантер, вы хотели сказать? Не вы первый. Я действительно похожа на нее. Неудивительно. Ведь мы почти что двоюродные сестры.

— О, ну тогда я буду единственным, кто не станет умолять вас рассказать подробности жизни вашей знаменитой родственницы, — отвечал Скип, воздавая молитву любому Богу, который мог ее принять. — Я могу поспорить, вы с ней редко видитесь.

— Вы выиграли.

То, что она могла легко обманывать, указывало на ее быстрое выздоровление. Более того, в то время как ее туника и слаксы создавали контраст в аккуратности с его небрежной одеждой, их цвет лютика должен отражать некоторую степень ее хорошего настроения. Ее потерянный вес начал уже возвращаться; выступающие скулы и нос с горбинкой все еще выдавались на узком лице. Однако волосы, завязанные конским хвостом, блестели эбонитом, раскосые и действительно прекрасные глаза больше не были обрамлены темными кругами, губы — их оставшаяся бледность не была скрыта под косметикой — кривила улыбка, которая была едва заметна, но немножко пугающа, несмотря на то, что улыбка была умной.

— Мне не хотелось бы вас избегать, но и беспокоить тоже не хотелось бы, — сказал Скип. — Жена адмирала сказала мне, что вам нужен отдых.

— Я ненавижу… кажется грубым, — сказала она, колеблясь, — Миссис Грандстад сказала все верно. Найти вас, поднявшись сюда… — Она вытащила сигарету из кошелька на ремне и прикурила.

— Пожалуйста, не подумайте, что вам нужно поддерживать разговор. И я в самом деле могу уйти. Много тут всего такого, что может отвлечь меня от печальных дум, или наоборот, погрузить в них, в зависимости от случая.

Ее улыбка ожила, стала немножко шире.

— Да, я заметила, вы бродите туда-сюда. Пускаете пыль в глаза, а? И я вижу, вы — художник?

— Не беспокойтесь об этом. Боюсь, что мои волны не могут никак соперничать с волнами Хокусаи.

— Могу я посмотреть? — спросила она. Он вручил ей блокнот. Она изучила его рисунок с тем, что как он верил, было одобрением. — Ну, почему же, это — превосходно. Как вы уловили места интерференции… У вас есть еще? Можно мне пролистать?

— Если желаете. В основном это — рисунки. Или карикатуры. Вот это, например, я нарисовал на вертолете, который привез меня сюда.

Смех, слабый, но смех, вырвался у нее. На рисунке были два настоящих викинга в шлемах с рогами и в кольчугах, которые стояли на берегу фьорда, наблюдая, как плывет мимо одинокий корабль. Один говорит другому: «Он — отличный мирный парень, знаешь ли». Голова на носу и хвост на корме были похожи на мышиные.

— Я уверена, вы могли бы продавать такие вещи, — сказала она.

Скип пожал плечами.

— Иногда я так и поступаю, особенно в маленькие городские газетенки. Большие периодические издания отвечают слишком медленно. Есть вероятность, что когда они отвечали, я уже уматывал куда-нибудь, не оставив адреса для пересылки почты.

— Неужели? — Она вернула ему блокнот и медленно затянулась сигаретой, разглядывая его искоса. — Как это?

— Я — бродяга. Мигрирующий торговец всякой всячиной, потешник, можно это и так назвать, и скажу вам, это — способ прокормиться.

— Простите меня, но вы кажетесь слишком молодым для этого.

— Не моложе, чем есть на самом деле. Официально я достиг совершеннолетия четыре года назад. Именно тогда-то я и пустился в странствия.

Конечно, он пытался сделать это двумя годами раньше, но был пойман. Офицер, который арестовал его, доставил в камеру, похожую на крысиную нору, применил к нему искусно отработанные меры физического воздействия. Поскольку его тяга к путешествиям привела к еще большим трениям в семейных взаимоотношениях, родители согласились на его «заключение» в подростковый реабилитационный центр сроком на три месяца. Там начальство не было жестоким, но скоро его стало тошнить от скуки.

Зачем вспоминать об этом? Горечь от всего этого долго была в нем, пока ее не выдули ветра путешествий.

— И очевидно, вы хорошо образованны, — сказала Ивон Кантер.

— Большинство из нас, — объяснил Скип истоки и философию своей части околопланетного мира. — У меня много уважаемых друзей, — закончил он, — включая человека, который устроил мое пребывание здесь.

Он мог догадываться, что она думала: «Влиятельный друг, который устроил ему пропуск одновременно со мной. А говорят еще, что викинги не связаны клятвой подчиняться указаниям американского правительства. Однако, они находят полезным сделать это по доброй воле… Ну, он кажется приятным и не причинит вреда. Я не могу пожаловаться».

Задачей Скипа было сделать себя не только «приятным и не причиняющим вреда» в ее глазах. Наступила неловкая пауза. Она сказала неубедительно:

— Интересно, где сегодня подводная лодка?

— Они собирают кристаллы марганца со дна, — ответил он. — Мне сказали, что она разведывает новую территорию, как фермерский кот.

— Что?

— Ничего, — сказал он поспешно. Она могла найти его шутку слишком земной. — Знаете ли, мисс Коэн, я был рад сделать ваш портрет, если бы вы попозировали. Конечно, если вам удобно, и вы не слишком станете ожидать сходства. У вас такая экзотическая внешность, что она поразила меня.

— О? Как же? — Щеки цвета слоновой кости порозовели, а ресницы затрепетали. Она не настолько была далека от нормальной женщины, чтобы не получить удовольствие от комплимента.

— Постойте минутку, не двигаясь, пожалуйста, а я попытаюсь показать вам. — Он постучал по чистой странице. Зажав блокнот и коробку карандашей в левой руке, он кругами ходил вокруг нее туда-сюда, присаживался, наклонял голову, наконец выбрал правильный угол зрения и начал рисовать. Хотя она уже кончила курить свою сигарету, и, возможно, хотела бы еще одну, она сохраняла позу неподвижно с чувством собственного достоинства.

Его карандаш летал, оставляя след кривых и теней. Он намеревался, насколько мог, показать ее очарование, а не интеллект. Но вместе с рисунком росла и концепция.

Сотри эту линию, эту тень, проклятье, они не верны! Она — красива аскетической красотой, наполовину абстрактной, как Долина Смерти или кипарисы Монтеррея, которые сгибались и распрямлялись под бурями веков.

— Извините меня, тут не совсем правильное освещение, вы не попозируете еще две-три минуты?

Лучше не делать этих сравнений вслух. Она, наверняка, неправильно их поймет.