Выкуп - Виктор Иванович Калитвянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня – особенный день.
Сегодня у меня важная, очень важная встреча. Я должен предстать пред очи очень серьёзного человека и гарантировать высокий уровень продукта, для создания которого прошу денег. Потому я и мучил своих ребятушек заполночь, что мне нужна полная внутренняя уверенность.
Теперь у меня эта уверенность – есть.
И поэтому я спокойно и с удовольствием завтракаю, неторопливо собираюсь и в отличном расположении духа еду на встречу. Ленинградский тракт – одна длинная, до самого Белорусского вокзала пробка, которая двигается со скоростью пятнадцать километров в час. Но мне спешить некуда, у меня всё расчислено, как говаривал наш лучший поэт, – не по календарю, а заранее по часам, так что я вовремя прибываю на место.
Секрет удавшейся жизни – быть всегда вовремя в нужном месте. Другое дело, что место это должно быть то самое, в котором и раздают входные билеты в хорошую жизнь. Место, куда я приехал, с виду самое обыкновенное. Никто бы не подумал, что тут решаются судьбы миллионов и миллиардов. Людей и рублей.
Серый подъезд, обычный коридор, ковровая дорожка – такими выкладывали в своё время коридоры в публичных советских и партийных заведениях.
Обычная приёмная, за барьером – обычная женщина, не девица с ногами в полтора роста, а дама лет пятидесяти.
Ты садишься и ждёшь.
В это время из кабинета выходит известный политтехнолог. Выходит – спиной. Раскланивается до тех пор, пока не закроется дверь. И – к даме, она ему, шёпотом: сколько у вас? Миллион двести? Пройдите в пятый кабинет.
Миллион двести! Это, конечно, – в долларах.
Что тут скажешь? У нас масштабы не те.
Входит толстый джентльмен. Медийный олигарх. На меня не смотрит. Я для него – пустое место. А ведь мы, кажется, по одному вопросу…
И точно, через несколько минут нас обоих приглашают в кабинет. Хозяин его – человек с виду скромный, не чванится, но все перед ним – по струнке и на цыпочках. И я, и олигарх.
Хозяин знакомит нас, меня и олигарха. Теперь толстяк смотрит на меня запоминательно: я перестал быть пустым местом.
Я кладу перед ними листок бумаги с описанием проекта и даю комментарий. Шесть минут разговору.
Проект одобряется. Источник: пятьдесят процентов – фонд поддержки патриотических начинаний, пятьдесят – холдинг олигарха. Аванс – в пятом кабинете.
Я выхожу, олигарх остаётся. Всё-таки мы с ним не ровня. Ну и ладно, – вполне себе философски думаю я. У каждого своя стезя.
Я кланяюсь даме в приёмной. Она напоминает мне про пятый кабинет, записывает сумму, даёт бумажку. Я иду с бумажкой в пятый кабинет, получаю аванс. Настроение – выше Монблана.
Сначала – в банк. Кладу аванс в сейф, предварительно взяв оттуда на недельные расходы. Еду домой. Снова – полтора часа. Настроение уже не такое радужное.
Сегодня особенный день ещё и потому, что он – отчётный. Надо писать оперу. Шутка. Но в каждой шутке только доля шутки…Что делать, грехи юности в рай не допустят. Когда-то, давным-давно, мне пришлось пойти на сотрудничество с очень почтенной организацией, не будем всуе упоминать её название.
И с тех пор я пишу – назовём так – отчёты. Раз в месяц – три-четыре страницы. В сущности, ничего такого особенного. Следует изложить всё самое интересное и любопытное: контакты, разговоры, слухи, сплетни о частной жизни.
Два часа работы – и ты свободен. И так двадцать лет. Несмотря на смену политических режимов.
По большому счёту, мне жаловаться не на что. Я подозреваю, что невидимая рука поддержки всегда сопровождала меня в моих начинаниях. Как наша «добрая сила». Что делать, за кусок пирога всегда идёт борьба. Исход борьбы решается на нюансах. У кого нюансы весомей, того и тапки.
Всё. Я запираюсь в кабинете и сажусь за отчёт. В эти часы меня никто не беспокоит. Телефон отключён, вернее, заблокированы все вызовы, кроме двух-трёх, которые нельзя блокировать никогда. В том числе – хозяина кабинета, в котором я встречался с медийным олигархом.
Мне вдруг приходит в голову забавная мысль: а что если олигарх тоже сейчас корпеет над отчётом? Не случайно ведь он стал таким крутым… Кто знает, может быть, и его вела невидимая рука поддержки? И вот он сейчас думает, писать ему о встрече с этим Нюхалковым или нет? А вдруг тот напишет, а я, олигарх, не упомяну и попаду под подозрение?
Вот ведь как всё мудро устроено. Каждый из нас – под перекрестным освещением сексотов. Умолчишь, сыграешь в благородство – можешь жестоко промахнуться. Так что отчёт – дело крайне важное.
И я добросовестно излагаю всё самое интересное, что произошло со мной за месяц.
Но когда я заканчиваю, выясняется, что не так уж и много событий упаковано в мой отчёт. Это меня озадачивает. И я, и те, которые читают мои отчёты, привыкли к определённому формату. И его изменение не очень-то желательно. Ещё усмотрят неискренность, а там и до опалы недалеко.
И тогда я решаю включить в отчёт и краткое упоминание о ночном семинаре с моими ребятушками. А там самым ярким пятном оказывается Сашкина идея о душах-путешественницах. Ну, я и её запихиваю в отчёт – для объёму и колориту.
Затем звоню моему куратору.
– Я набрал текст на компьютере, – сообщаю я ему с вызовом.
– Очень хорошо, – отвечает куратор. – А теперь перепиши, желательно без ошибок. Ты же знаешь, только собственноручно.
– Не могу я собственноручно, – капризничаю я. – Отвык.
– Ты брось, Нюхалков, истерику закатывать, – говорит грубиян. – Правила устанавливаешь не ты.
– Я просто подпишу, – зачем-то упорствую я. – Какая разница, в конце концов?.. Двадцать первый век!..
Я слышу вздох в трубке и (о, чудо!):
– Чёрт с тобой, – соглашается куратор. – Фамилия, имя, отчество. Чтоб разборчиво у меня! Дата, подпись. Отсканируй и присылай. Оригинал сохрани, заберу как-нибудь…
Ну вот, хоть маленькая, но победа. Теперь всегда буду так – только подписывать.
Катя. У самого синего моря
Если вы долго чего-то ждёте, имейте в виду: когда вы это получите, ничего поначалу не будет, никаких чувств, одно удивление.
Открывается дверь, входит мужчина, которого ты привыкла ждать. Он входит, идёт прямо к тебе, садится рядом и говорит:
– Марь Пална, вы не находите, что Кате нужен отпуск?
Марь Пална понимает голову от бумаг, надевает очки, смотрит на Диму, на меня и говорит:
– Я ей каждый день об этом твержу. Необходимо просто силу применить. Грубую мужскую силу. Ну, можно не очень грубую…
Я сижу, дар речи отказывает мне. Не знаю уж, что делается с моим лицом, – оно горит.
– А ей на сколько дней нужен отпуск? – кротко осведомляется Марь Пална.
– На два, – отвечает Дима, неотрывно глядя мне в лицо. – Пятница и понедельник.
– Ой, тут и говорить нечего, – небрежно замечает Мар Пална. – Кать, считай,
