Помни обо мне - Лев Овалов

Занятия в "таежной академии" мало чем напоминали уроки в обычной школе, но Таня находила в них своеобразное удовлетворение. Собственные мысли нарушали покой ее души, а основное правило всякой духовной школы - принимать все на веру и ничто не подвергать сомнению - облегчало ее отношения с жизнью: пусть все идет, как идет, ни о чем не страдай, не вспоминай, предайся на волю божью...

Здесь в лесу, среди странных и даже очень странных людей, Таня пряталась от самой себя. За год странствования она многое бы увидела другими глазами, позволь она себе беспристрастно вглядеться в окружающую ее действительность. Вера... Зубрежка путаных текстов, монотонное чтение молитв, бездумное послушание, постоянная игра в прятки! Она прилежно соблюдала обряды, страшась увидеть скрывающуюся за ними пустоту.

До обеда Ираида и Феодула разъясняли девушкам всякие богословские тонкости, а после обеда девушки отвечали урок. Исключений не делалось ни для кого, каждая была обязана ответить на вопросы, и, боже упаси, если кто-нибудь из воспитанниц плохо заучивал тексты или запинался в ответах, нерадивую ученицу на всю ночь ставили отбивать поклоны.

Иногда обычные занятия прерывались, на беседу с послушницами приходили приближенные Елпидифора - то Елисей, то Григорий. Начинали они тоже с религиозных наставлений, но затем переходили на светские темы, жаловались, что власти притесняют верующих, преследуют слуг Христовых, не дают свободно проповедовать слово божье, допытывались у девушек, как те относятся к властям, готовы ли пострадать за веру, как будут вести себя в случае войны...

Ничего определенного иноки не говорили, но на душе у Тани становилось тревожно, нехорошо, появлялось сознание, что ее вовлекают в какое-то недоброе дело...

А вообще-то жить в тайге было не так беспокойно и голодновато, как в обычном странстве, ежедневно варили обед, днем разрешалось пить чай, и иногда даже с сахаром... Вот до чего доходил либерализм отца Елпидифора!

В размеренности и монотонности этой жизни заключалась даже своеобразная прелесть. Молитвы, занятия, хлопоты по хозяйству. Редкие промежутки отдыха. Бездонное небо. Послушание и молчание. Закаты, березы, тишина. И тайна. Все обволакивающая тайна...

Вечное нескончаемое странство!

ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ

По возвращении из Ярославля Юра тут же поступил в СМУ. Маляром. Получил второй разряд и сразу приступил к работе.

Как-то зимой, зайдя к Зарубиным, я мельком увидел Юру. Он только что пришел домой и опять куда-то уходил.

- Извините, - бросил он мне на ходу. - Спешу.

Предупреждая мои вопросы, Анна Григорьевна с таинственным видом приложила палец к губам.

- У Юры появились дела, о которых он не говорит ни со мной, ни с отцом, - пожаловалась она, когда в передней хлопнула дверь. - Мы не думаем ничего дурного. Мальчик очень повзрослел и в конце концов сам обо всем расскажет. Но все-таки я не могу не тревожиться. К нему приходила какая-то женщина. Это не роман - пожилая женщина. Он увел ее к себе в комнату. Потом ушел. Завел сберкнижку - копит деньги. В нашей семье никто никогда не копил... Что-то с ним происходит!

- Взрослеет, вы же сами сказали. У каждого юноши когда-нибудь да начинается личная жизнь.

- Все так, - не без горечи согласилась Анна Григорьевна. - Но для меня-то он остается ребенком...

В какой-то степени я мог бы ее просветить, но, право, не знал, встревожит или успокоит ее мое сообщение, а сам Юра вряд ли был бы доволен моей информацией.

Вскоре после той мимолетной встречи Юра появился у меня.

- Не обижайтесь, что не захожу, - начал он с извинений. - Просто не хватает времени.

Он принялся рассказывать о себе. Оказывается, строить дома небезынтересно. Если бы он не сохранил пристрастия к химии, то стал бы, пожалуй, архитектором. Комсомольская работа предстала перед ним тоже в каком-то ином качестве. На производстве у него появилось много дел, не имеющих отношения к его прямой работе. По-прежнему много читает. И помимо всего, так как впереди еще поиски Тани, приходится уделять часть времени вопросам атеистической пропаганды...

- А что за дама к вам приходила?

- Мама уже доложила? Танина мать. Ее вызывали в милицию. Она давно уже заявила об исчезновении дочери, но сперва там как будто не придали ее заявлению значения. А недавно вызвали, подробно обо всем расспросили и сказали, что обязательно найдут. Я иногда захожу к ней. Вот она и пришла поделиться...

- Значит, можно ждать результатов?

Юра как-то многозначительно хмыкнул.

- Вы что... сомневаетесь?

- Нет, я не о том... Меня тоже вызывали!

- В милицию?

- Почти. Посоветовали расходовать свою энергию более рационально, А Сухареву, сказали, найдут и без моей помощи.

- И вы вняли голосу рассудка?

- Мой рассудок посоветовался с моим сердцем и не внял голосу чужого рассудка.

- И как же там отнеслись к вашему решению?

- Я сказал, что мне очень приятно, что Таню ищут, но что лично меня заниматься поисками обязывает моя совесть.

- И там...

- Сказали, что их дело предупредить, а вообще-то от меня никто ничего не требует.

- И вы решили...

- Что я не могу отказаться от поисков.

Признаюсь, мне понравилось решение, принятое и Юрой, и... не Юрой: жизнь поставила его перед обстоятельствами, которые формируют характер настоящего мужчины, он не хотел перед ними отступать, и ему... не мешали с этими обстоятельствами справиться.

Все-таки я осторожно спросил:

- А вы сами-то надеетесь найти Таню?

- Конечно, - уверенно сказал Юра. - При желании даже иголку найдешь в стоге сена, а я ищу человека.

И еще раз Юра пришел ко мне уже в конце апреля. Пришел с просьбой, но сперва рассказал о том, как он установил местонахождение Тани.

Для этого имелся единственный источник - все та же Зинаида Васильевна Щеточкина. Она, без сомнения, являлась одним из агентов секты. Происшедшие провалы могли ее и напугать, и насторожить, но она не могла по этой причине перестать служить секте. Юра и Петя решили продолжить за ней наблюдение.

Они, конечно, не могли дневать и ночевать возле ее квартиры, но не проходило дня, чтобы кто-нибудь из мальчиков не наведался на Шаболовку.

К Щеточкиной никто не приезжал, не писал, ее как будто забыли. По-видимому, на какое-то время сектанты решили прервать связи с Москвой.

- До чего же скучно быть сыщиком, - жаловался Петя. - Где бы только набраться терпения?..

- Выдержка, выдержка и еще раз выдержка, - назидательно повторял ему Юра. - Сыщиками становятся не ради романтических приключений, а ради необходимости.

И настойчивость принесла свои результаты.

После долгого перерыва в прорези почтового ящика на двери знакомой квартиры забелело письмо. Может быть, Щеточкина и ранее получала письма, но Петя впервые увидел письмо в ее ящике. Он помнил, как много дало письмо, обнаруженное милицией в Бескудникове. Соблазн был слишком велик. Петя извлек письмо с помощью проволочки.

Вечером приехал к Зарубиным и выложил письмо перед Юрой:

- Вот.

- Что это?

- Письмо.

- Как оно попало к тебе?

- Ловкость рук...

Судя по штемпелю на конверте, письмо отправлено из какой-то Верхней Тавды.

Начались угрызения совести. Однако искушение было слишком велико.

Мальчики отправились на кухню, зажгли газ, поставили чайник и, когда из носика забила струя пара, принялись расклеивать конверт.

- Чем это вы занимаетесь? - поинтересовался зашедший в кухню Сергей Петрович.

- Отклеиваем интересную марку, - нашелся Юра. - Петя собирает коллекцию...

Но едва отец вышел, Юра отдернул руку от чайника так, точно ее обдало паром.

- Ты что? - удивился Петя.

Юра ребром ладони пригладил конверт.

- Не могу. Непорядочно.

- Интеллигентское чистоплюйство? Письмо адресовано такой сомнительной особе, что...

- Говори что хочешь, но я не приучен читать чужие письма, понимаешь? Не знаю, что бы сказал отец, если бы смог предположить, что я вскрываю чужое письмо...

- Но ведь во время войны, я читал об этом, военная цензура вскрывала немало писем?

- И я об этом знаю, это называется перлюстрацией, делалось это в целях борьбы со шпионажем, но сейчас решительно запрещено...

В итоге спора мальчики заклеили конверт, и по дороге домой Петя завернул на Шаболовку и бросил письмо обратно в почтовый ящик.

Об этой перепалке я узнал не от Юры, а от Пети, и гораздо позже, когда последний, в свою очередь, поделился со мной подробностями пережитых ими приключений. Отмечу только черту Юры, проявившуюся в этом инциденте. Характер его еще только складывался, но он уже был твердо убежден, что в борьбе хороши далеко не все средства.

Сам Юра сказал, что они с Петей так и не решились вскрыть конверт и с большими колебаниями договорились лишь осматривать письма снаружи, то есть то, что вообще предоставлялось всеобщему обозрению.

Всего Щеточкина в течение весны получила шесть писем и две открытки, на всех конвертах и на одной открытке стоял один и тот же штемпель погашения: "В. Тавда" и лишь на второй открытке значилось: "Туринск".