Мир Трех Лун - Гай Юлий Орловский

Я промолчал, он ушел, громко хлопнул дверью. Приходили еще Полип и Фрийд, смотрели долго, но ничего не поняли. Наконец я закончил и, подозвав Алату, принялся объяснять, как это работает. Она долго таращила глаза и все старалась поймать меня на моменте, когда рассматриваю ее вторичные, но я был тверд и долбил долго и терпеливо. Женщины хоть и неспособны на творчество сами, зато если уж что усвоят готовое, то потом с места не сдвинешь, из головы не выбьешь, у них инстинкт сохранения стабильности выше нашего, потому в королевствах, где ничего не нужно менять, они могут править даже лучше мужчин.

— Поняла? — спросил я наконец. — Теперь будешь прясть в пять раз быстрее и больше. Тебе и платить будут больше, и в пример ставить. И Терда заткнется…

Ее глазки вспыхнули.

— Ой, а в самом деле, она теперь перестанет… И вообще… Спасибо, Юджин, ты такой милый!

— Это тоже, — сказал я скромно, — я вообще во всем хорош.

Она сказала лукаво:

— Да-да, уже знаю, Гитатия рассказывала… Ну, я пойду, нужно поскорее научиться все делать быстро!

Она умчалась, а я подумал, что если Гитатия, одна из заметных служаночек, призналась, что между нами был стыд, как здесь говорят, то мой ранг выше, чем я думал.

Карнар за мной все же приглядывает, в какой-то момент подошел, выбрав так, чтобы никого рядом, сказал тихонько:

— Знаешь, тебя начинают подозревать.

Я спросил испуганно:

— В чем, господин Карнар?

Он отмахнулся:

— Да дураки они все. Полип договорился до того, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Дескать, драться умеешь лучше, чем здешние воины, а это значит, тебя к нам заслали враги.

— Какие враги? — охнул я. — Что за враги?

Он сказал презрительно:

— Я тоже так и спросил, какие, мол, враги? Гарнийцы или уламры?… А может, кельмы?.. Тут они и заткнулись, потому что гарнийцы все рыжие, а уламры ниже тебя на целую голову. Ну а кельмы вообще-то народ крепкий, но они просто воины от рождения, магов ненавидят и ведут с ними лютую войну, ничего не признают, кроме меча и боевого топора… Так что заткнулись.

Я вздохнул с облегчением:

— Ну и хорошо…

Он фыркнул:

— Хорошо? Все равно в тебе какая-то странность есть. Но я-то понимаю, люди все разные. Но таким, как у нас, не вдолбишь.

— Они не такие умные, как вы, — сказал я. — Вы не только умный, а даже как бы мудрый, а это ого как!.. Потому они вас и не понимают.

Он проворчал уже потеплевшим голосом:

— Именно.

Глава 15

Во дворе пятеро мужчин разгружают прибывшие из сел подводы, мешки с мукой уносят в подвал, освежеванные коровьи туши тащат сразу на кухню, несколько женщин пришли на помощь, им поручили переносить глечики со сметаной и свежим коровьим маслом.

Я прошел мимо, такая работа не для моей особы, а когда уже поворачивал за угол здания, за спиной раздался вкрадчивый голос:

— Эй, Улучшатель…

Я оглянулся — один из работников кивком головы указал на сарай, сам взял мешок и понес мимо двери, пыхтя и покряхтывая. Я украдкой огляделся, никто не следит, быстро прошел вдоль стены и шмыгнул между строениями.

Он уже ждет, опустив мешок на землю у ног, рослый парень с помятым лицом, крепкий, хотя и с заметным животиком, лицо хитрое, непривычное для крупняков, обычно это добродушные и бесхитростные существа, ловчат чаще всего мелкие.

Не дожидаясь вопросов, спросил жадно:

— Ты в самом деле тот, о ком говорят?

— Говорят, — с осторожностью сказал я, — больше всего о бабах.

— Да брось, я говорю про Улучшателя.

Я ответил с осторожностью:

— Говорят, что это я.

— А ты сам?

Я пожал плечами.

— А что я? Благородным глердам виднее. Чего звал?

Он огляделся по сторонам, понизил голос:

— Есть одно дело.

— Какое?

Он помотал головой:

— Вечером скажу.

— Чего не сейчас?

Он сказал шепотом:

— Это надо увидеть! Ночью с вершины вон той башни… видишь?

— Еще бы не увидеть, — сказал я. — Но там же часовые.

Он фыркнул:

— С какой стати? Это дворец, а часовые на входе и вдоль забора. Здесь добавочная охрана только там, где королева. В полночь пробирайся к башне, но жди меня возле сарая, там будет по дороге. Когда поднимемся, ахнешь. Если разгадаешь, я даже не знаю, золотом с головы до ног осыплют.

Я усмехнулся:

— И ты ладони подставишь?

Он посмотрел хитро:

— Тебе мешок, а мне горстка. За подсказку.

— Договорились, — ответил я. — Где встречаемся? И как тебя зовут?

— Маркелий.

— Хорошо, — ответил я, — Маркелий. Приду.

Он указал на заваленный разным хламом проем между сараями.

— Пройдешь отсюда, там темно. Можно бы сразу на башне, но заперта, а отворить не сумеешь. В общем, ровно в полночь! Запомнил?

Я кивнул:

— Еще бы. Хоть какое-то движение… Спасибо, Маркелий!

Ночь во дворце не совсем ночь, странный такой тревожный полумрак. Я поднялся как можно тише, с разных сторон доносится либо храп, либо сонное бормотание, воздух уже тяжелый, жаркий и спертый.

Дверь в женскую половину приглашающе приоткрыта, оттуда даже пахнуло особым теплом. Я вздохнул, но двинулся к выходу из людской, через пару минут выскользнул вдоль стены в ночную прохладу.

Наш двор пересек легко, но, чтобы попасть к башне, пришлось пройти по крытой веранде стоящего между нами здания. Я шел почти на цыпочках, держась ближе к внутренней стене, хотя во дворе пусто, да и увидеть со двора непросто в тени. Из ниш угрожающе смотрят закованные в металл рыцари, дважды я слышал близко мощные вздохи, и меня окатывала волна теплого воздуха, словно дышат сами стены.

Я замирал в ужасе, но никто не хватает сверху исполинскими челюстями, и я, как робкая мышь, пробирался вдоль стены, прислушиваясь и принюхиваясь, готовый в любой момент броситься обратно.

Наконец двор, а там пятачок открытого и залитого лунным светом пространства. Быстро перебежал, пригибаясь, и едва вскочил в тень, услышал из темноты свистящий шепот:

— Я здесь. Топай сюда, но не шуми.

— Разве я шумел?

Он чуть выдвинулся из тени, лунный свет выхватил из тьмы верхнюю половинку лица, похожую на глиняную маску.

— И потом не шуми, — сказал он. — Иди за мной.

— Иду…

Мы прокрались вдоль стены, хотя передвигаться ночью никому не запрещено, вон вдали мелькнула согнутая фигура человека в темном плаще, но и он наверняка избегает быть замеченным.

— Ночью не спят либо воры, — сказал я, — либо любовники…

Он обернулся, на лице злая усмешка.