Мир Трех Лун - Гай Юлий Орловский

Сегодня разгружали привезенные с мельницы мешки с мукой, все брали мешки вдвоем, а этот Суховерт, бахвалясь, вскидывал на одно плечо и шел под восхищенными взглядами женщин.

Я не знал, сколько такой мешок весит, может быть, и я смог бы унести на одном плече, но рисковать при всех не стоит, вдруг вообще не подниму, потому продолжал вытаскивать из колодца ведра с водой и выливать в большой чан.

Где-то через час Суховерт нарочито столкнулся со мной в коридоре, оттолкнув к стене.

Я уже был достаточно взвинчен, готов и все время твердил себе одну нехитрую истину: нужно двигаться быстрее противника, и тогда будь он сам Геркулес, ничего с тобой не сделает, а ты с ним сделаешь все. Беда только, что разница в скорости все равно будет невелика, Суховерт не крупнее меня, разве что шире и тяжелее, но по виду деревенский парень, а я все-таки городской, так что во мне должно быть изначально больше шустрости.

К тому же в старину всегда полагались на молодецкий удар, на силу, всегда воспевалась мощь мускулов, с восторгом рассказывали о богатырях, что ломают подковы, а скорость нигде не упоминалась, так что пусть это и будет фишкой.

Он охнул, когда мой кулак с силой погрузился в его солнечное сплетение.

Я отступил, услышав за поворотом шаги, сказал громко:

— Что-то ты зеленый какой-то… Съел что-то?

И пошел дальше, прислушиваясь, не бросится ли вдогонку, но нет, мой внезапный удар с короткой дистанции слишком уж потряс, остался, а я вышел во двор, с тоской посмотрел в небо с огромным красным солнцем и странно размытым горизонтом.

Если не отыщу колдунов, что выдернули меня из моего мира, то хана мне, здесь не приживусь, да и вообще никогда не балдел от мира меча и магии.

Суховерт так ничего и не понял, продолжает высматривать меня, а из-за того, что я отступаю, наглеет все больше. Тот удар ничему его не научил, я же трушу, это видит, а значит, слабее. Слабого же надо бить и нагибать.

В очередной раз он загородил дорогу не в коридоре, а в зале на виду многих, где могу обойти, но это же явный признак слабости.

Я остановился и сказал просительно:

— Слушай, оставь меня в покое.

— С чего бы? — спросил он нагло.

— Я не хочу неприятностей, — ответил я.

Он надменно усмехнулся:

— Не хочешь? А буду!..

— Отстань, — попросил я. — Что тебе вообще-то надо? Ты здесь первый парень? Ну и будь им. Я не стараюсь быть первым или даже вторым.

— Не стараешься? — переспросил он. — А что тогда к Алате зачастил?

— Что? — удивился я. — Чепуха, прихожу смотреть, как работает!.. Примерно понимаю, что надо сделать, чтобы лучше…

Он сказал громче и злее:

— Это другим заливай! Я вижу, как ты на нее смотришь!

— Хорошо-хорошо, — сказал я торопливо. — Больше вообще не буду заходить к Алате. Доволен?..

Он расправил плечи и смотрел на меня уже как на червяка, пресмыкающегося под подошвой его сапога.

— Только и всего? — спросил он нагло. — Ладно, но сперва поцелуешь меня в задницу, а потом, так и быть, я, ха-ха, не стану тебя топтать, тупая деревенщина… ха-ха…

Сердце мое стучит все сильнее, так беспомощно еще никогда себя не чувствовал, всяких гопников всегда страшился и обходил стороной, однако он один, я тоже один, так что лучше рискнуть, чем заранее согласиться позволить вытирать о себя ноги.

На нас уже смотрят Карнар, Фрийд, еще несколько слуг. Суховерт, взглянув на них, отошел к груде поленьев у камина, там развернулся в мою сторону и, очень медленно и демонстративно напрягая мышцы, стянул через голову рубаху, отшвырнул небрежным жестом и направился ко мне, медленно поводя плечами и поигрывая мышцами.

Двигаться быстрее, напомнил я себе. Я же умею, во всяком случае, знаю. И нужно продержаться, выложиться. Иначе здесь все начнут не только вытирать ноги…

Он сделал широкий замах, я уклонился с такой судорожной легкостью, что изумился сам. Зеваки что-то закричали, явно подбадривают, на драки любят смотреть все, я тоже люблю смотреть, но только смотреть.

Второй раз он замахнулся так же широко, и, если бы попал в лицо, как и целился, у меня бы нос расплескало, как пельмень. Я уклонился, а мой кулак ударил его в нижнюю челюсть.

Со вторым я поторопился и лишь смазал в районе уха, но он ошалел, и я еще дважды с силой ударил в лицо. Хрящи носа хрустнули отчетливо, словно я переломил хребет толстой рыбины. Кровь брызнула во все стороны обильными струями. Суховерт в ужасе взвыл, ухватился обеими руками за лицо.

Чувствуя звериную радость, я ударил в живот, схватил за волосы и бросил на пол. Ко мне подбежали Фрийд и Карнар, ухватили за плечи, но я успел садануть врага ногой и прошипел люто:

— Слушай меня, тварь! Не хотел по-хорошему, так теперь запомни: увижу тебя там, куда ты запрещал входить мне, то не просто побью, а уничтожу, тварь трусливая!

Меня оттащили, но хотя держат крепко, кто-то похлопал по спине и сказал одобрительно, что молодец, дрался хорошо, а Суховерт сам нарывался, все видели.

Глава 14

Сегодня я разгружал подводы с зерном, слуги подходили гуськом, а я поднимал с телеги мешки и укладывал им на плечи, это тяжелее, чем просто нести в подвал, но сам выбираю такие места, чтобы держать на виду все, что могу увидеть.

И сразу заметил, что за мной наблюдает Руперт Картер, начальник охраны дворца, высокий, суровый, с широко раздвинутыми плечами и с длинными мускулистыми руками.

Он и раньше посматривал на меня с интересом, но вскоре уходил, сейчас же сошел с крыльца, не отрывая от меня ястребиного взгляда, лицо неподвижное, словно вырезано из дерева, рассматривает холодно и пристально, явно стараясь вызвать у меня какую-то реакцию.

Я сделал удивленно-глупое лицо, спросил тупо:

— Господин?

Его кожаный доспех под кирасой так часто прошит металлическими полосками, что выглядит сплошь металлическим, я поднял взгляд на его худое костистое лицо, рассмотрел два заметных шрама и несколько едва различимых.

После паузы он промолвил холодно:

— Знаешь, кто я?

Я покачал головой:

— Нет, благородный глерд.

Он усмехнулся:

— Врешь.

— Зачем мне врать?

— А это выясним, — сообщил он. — Ты сразу запоминаешь, кто здесь кто. По глазам вижу. Да и я тебя заприметил. Сразу. Ты не такой, как все. И не тот, за кого себя выдаешь.

— Я Улучшатель, — пояснил я. — Потому немножко другой, хотя и не совсем, но как бы другой, хотя в чем-то и не другой, а почти свой в доску, но до первого же сучка в той самой доске, что не совсем такая, как другие, особенно если из сосны или дуба, а я вот из ясеня, а то и вовсе из березы трепетно-листной…