200 километров до суда... Четыре повести - Лидия Вакуловская

Приехала эта самая Марина откуда-то с Поволжья к старшей сестре, причем приехала с явным намерением выйти замуж, поскольку слышала, что на Дальнем Севере одну невесту сто женихов обхаживают. И развернула Смолякова кипучую деятельность: то этого, то другого холостяка в гости зовет, пока всех не перезнакомила с Мариной. Перезнакомить-то перезнакомила, но руки и сердца никто не предлагает: во-первых, невесте давно за тридцать, во-вторых, ни умом, ни красотой не блещет. В поселке ее прозвали «мертвой невестой», и сидеть бы ей в «мертвых» по сей день, если бы к полярникам не прислали нового врача. Вот тут-то Смолякова и пустила в ход все свое умение. Взяла Павла к себе в квартиранты, отвела ему «медвежью» комнату, заботилась, поила, кормила, ублажала.

А Марина возьми и как раз в это время заболей воспалением легких. И Павел доказал, что умеет платить людям за доброту и участие к себе. Он не отходил от Марины, пока не поставил ее на ноги. А когда поставил, она ему призналась в горячей любви. Он хотел было тотчас же сменить квартиру, да не тут-то было: невеста хватила уксусной эссенции, и ему снова пришлось ее отхаживать. Ну и началось! И вешалась она, и опять травилась, и чего только не было.

— В конце концов так и женился на ней из жалости, — закончила Тина Саввишна. — Можете представить, что у них за жизнь. Она бегает за ним по пятам, ревнует, устраивает сцены. Задержался на работе — скандал, заглянул в нашу больницу — скандал, пошел ночью на вызов — она бежит следом.

— Зачем же он терпит? — удивилась Таня.

— Слабохарактерный человек, — ответила Тина Саввишна.

Они подходили к дому зоотехника. Какля с женой, шедшие впереди, остановились и поджидали остальных.

Прощаясь со всеми, Таня задержала взгляд на Марине. И вдруг почувствовала жалость к этой женщине, которая вот так негоже и неуклюже борется за свое призрачное счастье.

Таня закрыла за собой калитку, взошла на крыльцо. Ключ не слушался, не лез в замок. Наконец замок открылся.

— Таня, а рукавицы? — услышала она с улицы голос Василия. Он входил во двор.

— Ох да! Совсем забыла. — Она сбежала с крыльца, стягивая с рук мокрые рукавицы, протянула ему. — Вот. Спасибо.

Но Василий отчего-то не брал рукавиц.

— Берите же! — нетерпеливо сказала она.

— Вы серьезно думаете, что я за ними вернулся? — помолчав, спросил он. — Я вернулся сказать, что вы мне нравитесь.

— Не говорите глупостей. Берите и догоняйте их, — ответила Таня.

— Почему? — слегка обиделся он. — Я, например, настроен поговорить с вами… Посидим, поговорим…

— Ну вот что, — решительно сказала она. — Отправляйтесь домой, завтра вам будет стыдно со мной встречаться. — Она сунула рукавицы ему в руки и пошла к крыльцу.

— Таня!.. — не отставал он от нее.

Таня захлопнула перед его носом двери, задвинула засов, нырнула в теплоту кухни и включила свет. Стенные ходики показывали половину четвертого утра.

То, что Василий вернулся за нею, и то, что набивался в такое позднее время в гости, неприятно задело ее. И она тут же обвинила во всем себя.

«Сама дала повод, — сердито сказала она себе. — Надо было поменьше кокетничать с ним у Смоляковой».

От вечеринки у нее остался неприятный осадок на душе. Все, что она видела там и слышала: эти танцы под патефон, нетрезвые разговоры, запертые на ключ двери нетопленной комнаты, где скалятся неживые медвежьи морды, наигранное радушие Смоляковой, — все вызывало сейчас у нее острую неприязнь. Она жалела, что пошла к Смоляковой и загубила вечер.

«Вместо того, чтоб решать что-то с Копыловым, я танцую и слушаю всякие бредни, — строго выговаривала она себе. — Вроде только за этим и приехала. Завтра же начну действовать!»

Больше Таня ни о чем не успела додумать. Она уснула, едва положив на подушку голову.

7

Проснулась Таня поздно — за окнами стоял серый зимний день.

Наскоро позавтракав, она отправилась своим привычным маршрутом — сперва на почту, потом — в поссовет. Радиограмм от Копылова больше не было, его самого — тоже. Таня разозлилась и решила, что дальше ей ждать нечего.

«Он дурачит меня и мечтает, что я снова улечу в Угольный, — сердито подумала она. — Ну что ж, посмотрим».

Спустя час, побывав предварительно в правлении колхоза, на двух складах, на забойной площадке, Таня наконец нашла председателя колхоза Антонова в пошивочной мастерской и здесь же, в большой комнате, где женщины, сидя на полу, вручную шили торбаса и кухлянки, изложила ему свою просьбу.

Антонов был человек в колхозе новый, приехавший недавно из области и понравился Тане своей неторопливой рассудительностью. Он вызвался помочь ей и стал вслух вспоминать, какие упряжки ушли в тундру, какие вернулись и кто из каюров сейчас свободен.

— Вот как мы с вами сделаем, — сказал он. — Завтра вернется из бригады Тымкилен. Он и каюр лучше не надо, и собаки у него, как волки крепкие. Сутки отдохнет, а третьего дня повезет вас в Белый Мыс. Согласны?

— Что же делать, если раньше нельзя, — ответила Таня.

— Раньше тоже можно, но так надежнее будет. Сами понимаете: дорога нелегкая, — сказал Антонов.

— Да нет, меня вполне устраивает, — поспешила заверить Таня, боясь, что он, подумает, будто она недовольна его решением, хотя на самом деле она была вполне довольна, уверенная, что теперь Копылову никак не удастся увильнуть от суда.

Таня растапливала печку, когда прибежала Лена, раскрасневшаяся с мороза, с сияющими глазами.

— Ну, Танька, живем! — весело сообщила она с порога. — Сразу шестеро ребят сегодня в школу побежали. Завтра-послезавтра все выйдут. И знаешь, жалко, что дом опустеет, скучища начнется! — Она бросила на стол портфель, села на табуретку, расстегнула пальто.

Тане передалось ее веселое настроение.

— Вот видишь, — сказала она. — У меня тоже хорошие новости. Договорилась с Антоновым, через три дня поеду в Белый Мыс.

— Ну, это ни к чему. Ты в Белый Мыс, а Костя — к тебе сюда. Я думала: он приедет, мы прямо здесь свадьбу отгрохаем, — пошутила она.

— Ты так говоришь, словно все решено.

— А я поняла все, — сказала Лена. И тут же спросила, смеясь: — Значит, ты вчера в свет выходила?

— А ты почему не пришла? Тебя весь вечер ждали. Глафира Дмитриевна говорила: вот-вот явишься.

— Так уж она и не знала! — фыркнула Лена. — Прекрасно знала, что меня не будет. И Тина Саввишна с Каклей на эту удочку попались.

— Не понимаю. Ты о чем?

— Да она этот пир-бал специально для тебя сочинила. Ты не представляешь, до чего она хитрая! За тобой послала, сказала, что я у нее, Тине Саввишне и Какле то же самое сказала, да еще так, что, мол, я прошу их прийти. А я сном-духом ничего не знала, — снова засмеялась Лена.

— Подожди… Но зачем ей? Почему для меня?

— Очень просто. Ей кажется, что ты огромадное районное начальство. А раз начальство — может пригодиться.

— Все верно, — сказала Таня. — Она меня просила мужа в стройтрест устроить.

— Вот видишь! Когда я инспектором роно была и приехала сюда в командировку, она мне почище пир закатила. И весь вечер внушала, что заведующий школой такой-сякой. А он был не такой и не сякой, просто терпеть не мог Смолякову и в конце концов перевелся отсюда.

— Ну и страсти у вас бурлят! — покачала головой Таня.

— А никаких страстей! — ответила Лена. — Хотела сама стать заведующей, а тут меня прислали. Представляешь, как она рвала и метала. Да, она тебе свой «музей» показывала?

— Показывала, — вздохнула Таня.

— И свиное хозяйство?

— И о свином хозяйстве говорила.

— Тоже конфликт был. По пять кабанов держала. Корм-то бесплатный: все отходы из интернатской столовой домой тащила. И главное, никакого стеснения. Заколют кабанчика пудов на десять, она возле магазина станет и торгует. И опять — никакого стеснения. Муженек, конечно, делает вид, что это его не касается. Я ей запретила отходы брать, мы теперь сами для интерната откармливаем. Чувствуешь, какой она страстью ко мне пылает?

— Чувствую…

— А, да ну ее! — махнула рукой Лена. И вдруг грустно сказала: — Хуже, что педагог она никчемный. Читает историю — слушать тошно. Ребята из старших классов откровенно смеются. Просто не знаю, что делать.

Лена умолкла. Лицо ее стало печальным. Тане показалось, что причина резкой перемены настроения у Лены не только в Смоляковой.

— Знаешь, Ленка, я бы на твоем месте поступила иначе, — сказала Таня.

— То есть?

— Если ты действительно любишь этого Павла и он тебя, почему надо скрываться?

— Все это сложно, Танька, — грустно усмехнулась Лена. — Ты не представляешь, что здесь тогда поднимется. Будет столько шуму и сплетен, с ума сойдешь.