Загадка фарфоровой балерины (СИ) - Тюрина Елена Александровна

– Ты серьезно? – уточнила Гальская.

– Да. Завтра надо вещи собрать и освободить кровать, – бесцветно вымолвила Катя.

Повисла тишина. Никто из девочек не мог поверить, что такое возможно. Чтобы поступить в балетное училище, пройти серьезный конкурс, доказать, что ты лучше сотен таких же девчонок со всех городов области, нужно потратить много сил, выложиться по полной. Да и этого может быть недостаточно. Еще нужно иметь не абы какое везение. Для многих это единственный шанс в жизни реализовать свой талант. Отказаться от него сродни предательству этого самого дара, полученного свыше. Провидение почему-то решило, что именно тебе дано стать балериной, а значит ты избранная. Далеко не всем девочкам, с детства занимавшимся хореографией, удается пойти дальше, поступить в училище. И если ты смогла, значит, есть в тебе та сила, упорство и работоспособность, что превращают талантливого человека в профессионала с большой буквы. Именно поэтому данная новость так поразила юных балерин.

– Но почему? Ты ведь так долго к этому шла… Все детство отдать балету, чтобы потом отказаться от него? Это из-за здоровья? – не выдержала Таня.

Катерина отрицательно мотнула головой.

– Тогда тем более не понимаю. Ты же в «Гаянэ» задействована. Это не плохой старт для карьеры балерины. Что тебе сказала на это Вава?

Катя фыркнула.

– Пыталась донести до меня важность профессии и глупость моего решения. Худрук подошел к вопросу с другой стороны и обвинил в том, что я заняла чье-то место.

Тома молча слушала. А Татьяна встала и щелкнула выключателем настольной лампы. По комнате разлился приглушенный желтый свет.

– И что собираешься делать дальше? – спросила Настя.

– В следующем году попробую поступить на классическую хореографию в другом городе, покрупнее. Я всегда хотела чего-то большего. Пока буду работать и тренироваться.

– А если не получится поступить? – скептически хмыкнув, поинтересовалась Татьяна. – Что тогда будет? Это глупо, Кать. Один вопрос – зачем?

Катерина не ответила. Соседки еще некоторое время продолжали расспрашивать, но Катя ничего толком не объясняла. Девушка готовилась ко сну, переодеваясь в пижаму, расчесывая волосы и снимая макияж. Все ее движения были заторможенными. Видно, это решение далось ей тяжело. И на логичный вопрос «зачем?», так интересовавший сокурсниц, они не получили вразумительного ответа. Поэтому, в конце концов, все легли спать.

Под утро Настю осенила идея, что необходимо как-то попытаться помирить отца Татьяны с дочерью. Деда всю жизнь мучила совесть за то, что бросил ребенка. Нужно попробовать помочь ему наладить отношения с Таней. Но эта задача казалась Насте такой же невыполнимой, как и поиск убийцы… В этом времени ее дедушка – молодой мужчина и его внучки еще даже нет в планах. Для него Настя – совершенно чужой человек. То есть никакой реальной возможности участвовать в его судьбе у нее нет. Ну вот как она вообще сможет к нему подступиться? Брать уроки скрипки? Пойти на концерт оркестра, в котором он играет, и прикинуться поклонницей? А дальше что? Тупик. Никаких идей. И посоветоваться не с кем. Настя буквально физически ощущала необходимость выговориться, довериться кому-то, кто сможет понять и не подумает, что она дура и фантазерка.

Утром вновь вернулись к теме ухода Катерины из училища и принялись ее отговаривать от столь необдуманного поступка.

– Да ладно, девочки, вы так говорите, как будто все, дальше пустота, и кроме балета ничего в жизни нет. Родители, например, всегда мне внушали, что это не профессия. Я спорила, доказывала им, что они ошибаются. Но ведь они правы. Я вряд ли достигну чего-то серьезного. Одна на миллион добивается реального успеха, остальные так и танцуют всю жизнь в массовке.

– Кать, это депрессия, что-то вроде творческого кризиса, – заявила Татьяна. – Такое бывает. А родители… Тут важно суметь развить в себе навык думать только о своей цели и плевать на мнение других. У них есть право иметь свои предубеждения, а у нас есть право эти предубеждения не брать в расчет. В жизни будет еще много ситуаций, в которых все будут говорить, что ты не права или просто не верить в тебя. Им же это бесплатно, ничего не стоит, почему нет? В такие моменты нужно сосредоточиться, отрезать всякую ругань и думать больше о себе, а не о других.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Родственники твои, конечно, зря так говорят. Своими словами они только подливают масло в огонь твоей неуверенности, – подала голос Тамара.

Настя задумчиво слушала, а потом произнесла:

– Мои предки тоже не в восторге от моего увлечения балетом.

Все, включая Катю, удивленно на нее воззрились. А Настя почувствовала некоторое облегчение. Наконец она нашла смелость сказать о себе хоть такую правду. Жить с ощущением того, что ты ежедневно всех обманываешь, ей было тяжело.

– Отец всегда мечтал, что я стану врачом, – продолжила девушка.

– Зачем тогда тебя отдали на балет? – удивилась Таня.

– О балете мечтала мама, – почти не соврала Анастасия. – А теперь она тоже считает это несерьезным. Хотя, когда узнала, что мне дали роль в «Гаянэ», немного изменила свое мнение.

– Какой-то день откровений, – вздохнула Гальская. – Тома, тебя хотя бы не отговаривают от балета?

Та отрицательно качнула головой.

Настя почему-то ожидала, что и Татьяна сейчас что-нибудь расскажет. Быть может, признается, что у нее травма колена, и она танцует через боль. Но Гальская о себе не говорила. А продолжала увещевать Катю, призывая ее хорошенько подумать. Но потом сдалась.

– Да, это кризис своего рода, но поверь, ты все можешь преодолеть. В конце концов, не стать балериной – не самое большое несчастье. Кто сказал, как надо и как правильно? У всех нас своя дорога, которая возникает она под шагами идущего. И, надо сказать, возникает в исключительно спонтанных направлениях, никем не спланированных.

– Тань, а твои родители как относятся к твоей профессии? – Насте хотелось узнать о семье недавно обретенной родственницы как можно больше.

– На меня никогда не давили ни в чем, – коротко ответила девушка, но при этом отвела глаза.

– Наверное, поэтому ты и можешь такое советовать – плевать на мнение родителей, – бросила Катя. – Для любого нормального человека из нормальной семьи мнение родителей значит немало.

– Я никому не советую на что-то там плевать, – спокойно возразила Гальская. – Но уход из балета – это должно быть исключительно твое решение, и отвечать за него будешь лично ты, а не кто-то другой. Сворачивать с проторенной тропы можно, но нужно четко понимать последствия и не жаловаться на непонимание.

– Я все прекрасно осознаю! – огрызнулась блондинка. – И жаловаться не собираюсь. Считаю, что нужно не бояться все бросать и начинать с нуля, рисковать. Ведь поступить в столичный вуз гораздо сложнее, чем в провинциальный. Но однажды рискнув, можно остаться счастливым на всю жизнь.

Намеренно или случайно, но Катерина все же уколола Таню, упомянув статус их учебного заведения. Да, какой бы талантливой Гальская не была, а учится она в провинциальном хореографическом училище. Оно является академическим и входит в число учреждений высшего профессионального образования, но, тем не менее, до Москвы ему далеко.

Анастасия больше помалкивала, наблюдая за балеринами. Несмотря на то, что Катя язвила и хорохорилась, говоря о дальнейших планах, Насте было ее немного жаль. Маленькая худенькая одинокая фигурка, зачем-то уходившая в никуда… Хотела ли она сама этого? Вот уж правду говорят, что чужая душа – потемки.

Споры продолжались все утро. Катю уже никто не пытался вразумить. Девочки просто что-то доказывали, обсуждали дальнейшие перспективы балетного артиста в их городе, поддевали друг друга.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Окутанные сизым ноябрьским туманом, на занятия шли практически молча. Настя думала о том, что хоть никогда близко и не общалась с Катей, но на душе было тяжело от того, что сокурсница уходит. Она успела к ней привыкнуть. Правильно ли Катерина поступает, ни с того ни с сего все бросая? Анастасия затруднялась ответить. Внутренний голос твердил, что нет, не правильно. Но ее это не касалось. И права что-то советовать или осуждать она не имела.