Полководческое искусство - Гуго фон Фрайтаг-Лорингховен

за Тильзит. Два корпуса и две стрелковых бригады, идя от Гродно на Лык, прикрывали левый фланг основной группы, являясь соединительным звеном со 2-й армией генерала Самсонова. Последняя, насчитывавшая 5 корпусов Варшавского военного округа, сосредотачивалась на нижнем Нареве. Она предназначалась для наступления в общем направлении на Алленштейн.

На правом берегу Вислы фронтом на юг стояла 4-я армия генерала Эверта, собираясь у Люблина, а 5-я армия генерала Плеве была под Холмом. 3-я армия генерала Рузского была под Дубно, а далее к югу 8-я армия генерала Иванова[174] должна была вторгнуться в Галицию в общем направлении на Лемберг с северо-востока и востока.

Но задуманное для них таким образом давление было упреждено австро-венгерской армией за счет дерзости ее командования и храбрости ее солдат, что в конце концов не дало русским реализовать их превосходство, которого австро-венгерские войска избежали умелым отступлением[175].

2. Охват, концентрические операции

В войнах прошлого

«Всякое тесное нагромождение крупных масс, – говорил Мольтке, – является само по себе бедствием. Оно необходимо и оправданно, если ведет прямо к сражению. Весьма опасно вновь разделять войска из такого скопления перед лицом врага, и невозможно долгое время поддерживать такую концентрацию. Тяжелой миссией для компентентного Главнокомандования является обеспечение местонахождения масс по отдельности, но вместе с тем и возможность их своевременной концентрации»[176]. Прогресс, достигнутый Мольтке в полководческом искусстве, по сравнению с прежними эпохами, в особенности с эпохой Наполеона, – а именно им впервые было проявлено умение развернуть в одном направлении, сохраняя в зависимости от военной обстановки их на большой дистанции друг от друга или же в плотном объединении увеличившиеся массы войск новейшего времени, сведенные в несколько отдельных армий, – заключается отнюдь не только в войсковых переходах по отдельности и ударах соединенными силами.

Клаузевиц учил: «Могут быть предложены следующие основания для разделения и членения вооруженных сил: 1. Первоначальное развертывание вооруженных сил, то есть в ситуации, когда атаковано несколько стран; 2. наступление по отдельности может привести к более крупному успеху. Так как здесь речь идет о наступлении по отдельности к одному главному пункту, то таким образом начнется концентрическое наступление». <…> «К полной победе, к разгрому противника, а не только лишь к выигранному сражению ведет наступление в обход или же сражение с перевернутым фронтом, ведь оба они всякий раз обеспечивают решающий характер итогов… Мы полагаем, что, если концентрическая атака является сама по себе средством к более крупным победам, она все же главным образом следует из первоначального распределения вооруженных сил, а есть немного случаев, когда было бы правильно действовать так, чтобы ради него позволить войскам уйти с кратчайшего и простейшего направления»[177].

Следует привести здесь несколько примеров концентрических операций для более ясного освещения подобных условий.

В апреле 1757 г. король Фридрих сосредоточил свою армию для вступления в Богемию в 4 группах: 19 тысяч человек принца Морица от Анхальта до Хемница, 40 тысяч под командованием самого короля южнее Дрездена, 20 тысяч герцога фон Брауншвейг-Беверна под Циттау и 35 тысяч фельдмаршала графа Шверина к северу от графства Глац. Примерно равные по численности[178] австрийцы стояли в Богемии также 4 группами, однако их размещение было еще сильнее разбросано. Из них под Кёниггрецем 27 тысяч солдат генерала графа Сербеллони, под Рейхенбергом и западнее его 23 тысячи фельдцейхмейстера графа Кёнигсегга, между Будиными и Прагой в несколько эшелонов 39,5 тысяч под прямым управлением фельдмаршала графа Броуна[179], в районе Плана 24 тысячи фельдмаршал-лейтенанта герцога фон Аренберга.

Схема 6. Прага. 1757 г.

Распоряжения короля о наступлении привели к соединению главных сил с корпусом князя Морица и, вследствие не предотвращенного отступления австрийцев, к преследованию, которое привело обе группы по левому берегу Эльбы вплоть до Праги. Так как тем временем герцог фон Беверн разбил графа Кёнигсегга под Рейхенбергом[180], а тот, под угрозой его правому флангу от подступавшего со стороны Гичина фельдмаршала графа Шверина, поспешно отступил в Прагу, в то время как граф Сербеллони бездеятельно стоял под Кёниггрецем, дело дошло до объединения прусских войск справа от Эльбы на Изере и к их наступлению на Брандайс. Так как австрийцы под Прагой перешли Влтаву и встали на позицию восточнее укрепленного города, король оставил 32 тысячи человек под крепостью Прага на левом берегу Влтавы, а сам с 24 тысячами переправился через реку ниже Праги и утром 6 мая объединился с Швериным перед позициями противника. В тот же день они были атакованы по фронту и в правый фланг, а враг отброшен в Прагу.

В труде Генерального штаба[181] говорится о действиях короля в эти дни, о манере, в которой руководили войсками в XVIII столетии, таким образом, что тот перевес, которым он обладал над своими современниками, оказывается весьма убедительно аргументирован. «Усвоенная в ходе войны за Испанское наследство метода ведения войны предписывала в любом случае сражаться, чтобы добиться ограниченных целей, однако в ней не было никакого понятия о том, что генеральное сражение, о котором будет говорить Клаузевиц, может быть желанно для того, кто стремится к победе, а вовсе не предписано ему. То высшее понимание войны, которое мы видим у короля, коренится в масштабе его цели, в схватке за само существование, которой представала для него эта война в течение 7 лет, в то время как для противников она оставалась лишь кабинетной войной[182]. Только лишь он один смог ощутить все ее значение, а потому его искусство ведения войны осталось непонятым большинством его современников. Несмотря на это он в целом не был чужд своей эпохе, и если он и придал ей более высокое духовное содержание, то все же сохранил усвоенные ранее формы, ведь они во всей их структуре и по сути своей были связаны с самой сутью его государства, а потому оказались слишком прочны.

27 декабря 1756 г. он написал своем другу Альгаротти: «Мы должны действовать, а не воображать себе, будто живем во времена Цезаря[183]. Все, к чему теперь можем стремиться, так это, я полагаю, достижение высшей степени посредственности. Мы не перешагнем за пределы столетия». Осознание этого, пусть оно здесь и приняло лишь негативную форму, все же позволило ему полагаться на обычные методы в войне везде, где только это позволяли ему средства. Присущая ему внутренняя свобода проявлялась, прежде всего, в том, что он всегда действовал по ситуации и нигде далее не распоряжался за пределами того, в чем мог действовать с