Быть Хокингом - Джейн Хокинг

В день открытия конференции Стивен и его неформально одетые коллеги исчезли за дверями зала заседаний, а я отправилась на разведку. Отель, построенный полукругом около бассейна, выглядел подозрительно знакомым. Я спросила себя, не дежавю ли это, так как не сомневалась, что где-то уже видела его раньше. Внезапно на меня снизошло озарение: это был отель, в котором снимали первые кадры фильма «Голдфингер», триллера из серии о Джеймсе Бонде. Именно в этом отеле девушка умерла от недостатка кислорода, так как ее с ног до головы покрыли золотой краской! Отель «Фонтенбло» представлял собой модернистское здание из бетона с мраморными полами, стеклянными стенами и огромными зеркалами на всю стену. В соответствии с названием он был полностью меблирован в стиле Людовика XV.

Не только мебель выглядела неуместно: сама конференция по астрофизике представляла собой большое недоразумение. Одетый с иголочки персонал отеля, по-видимому, не знал, как относиться к делегатам, чьи футболки, шорты и сандалии никак нельзя было назвать элегантными. Как-то я пробралась в конференц-зал с намерением немного послушать одну из лекций. Поначалу меня привело в замешательство отсутствие знакомых лиц среди присутствующих. Потом я заметила, что слушатели одеты не так, как физики за завтраком: тут были черные костюмы с галстуками, гладко зачесанные волосы, уложенные гелем, и ни одной бороды. Когда заговорил докладчик, я в одну минуту поняла свою ошибку: это была конференция директоров еврейских похоронных бюро по теме использования пластиковых биодеградируемых гробов.

После экзотической природы и жаркого солнца Майами нас ожидал перелет в осень – в Остин, штат Техас, где находился университетский городок, в середине шестидесятых восславленный прессой как колыбель лучших умов космологии. Джордж Эллис, приехавший с нами из Майами, был приглашен в Остин на год; он и его жена Сью, с которой я познакомилась на нашей свадьбе, пригласили нас остановиться у них на неделю. За это время нам удалось узнать друг друга получше и заложить фундамент дружбы длиною в жизнь, которая выстояла перед многочисленными неурядицами, ожидавшими нас. Джордж был по характеру меланхоличным и погруженным в себя. Его отец являлся знаменитым издателем Rand Daily Mail, газеты, известной своим сопротивлением апартеиду в Южной Африке. Он познакомился со Сью, дочерью традиционного родезийского[53] фермера, в Кейптаунском университете. Джордж и Сью были яростными противниками апартеида и, став добровольными политическими эмигрантами по отношению к Южной Африке, всегда подчеркивали, что не смогли бы там жить. В отличие от задумчивого интроверта Джорджа Сью была общительна, но не навязчива, жизнерадостна, но чувствительна к потребностям других людей. Талантливая художница и скульптор, она излучала тепло и созидательность – качества, которые она предоставила в распоряжение школы для обездоленных детей, находившейся неподалеку от Остина. Среди ее учеников числились не только жертвы распада семей и физического насилия; среди них были и девочки-негритянки, вынужденные выживать за счет проституции; их спасли из чикагских трущоб и вывезли в Техас для реабилитации. Можно представить, каким кладом оказалась Сью для этой школы: она умела мастерить чудесные поделки из малейшего обрывка бумаги, кусочка проволоки или горстки спичек, а ее дружелюбная забота мгновенно завоевывала сердца детей, научившихся не доверять взрослым.

Я пришла к выводу, что Америка – неплохое место для здоровых и успешных людей, но для слабых и немощных, для тех, кто не по своей вине стал жертвой родовой травмы, несчастного случая или болезни и не может позаботиться о себе, это был жестокий мир, где выживал сильнейший.

В том, как она устроила свою жизнь в Техасе, Сью была исключением из правил среди жен физиков. У большинства из них не имелось выраженных интересов, помимо манускриптов и карикатур Макса Бирбома[54], которые они брали в университетской библиотеке, и прогулок по прямым параллельным и перпендикулярным улицам с роскошными жилыми домами среди ландшафта, единственным украшением которого были измазанные черным нефтяные насосы, похожие на огромных журавлей, кивками извлекающих жидкое золото из желтой земли. Чувство оторванности от цивилизации становилось тем более всепоглощающим, что даже радиоволны здесь можно было поймать не всегда. Ощущение изолированности этого места усилилось из-за того, что нам со Стивеном потребовалось целых двадцать часов, чтобы вернуться в Лондон с пересадками в Хьюстоне и Чикаго, где нас надолго задержал снег на взлетной полосе.

Возможно, в глубине души Стивен вынашивал мысль о том, чтобы перебраться в Остин и присоединиться к группе работавших там физиков; я же в очередной раз была рада покинуть Америку, несмотря на ее климатические преимущества. В частности, меня весьма насторожил один показательный случай. Как-то в воскресный день мы отправились в гости к друзьям Эллисов, и там Стивен очень неудачно упал; после падения он кашлял кровью. Поскольку больше всего он боялся повреждения мозга, то настоял, чтобы вызвали доктора. Услышав эту просьбу, хозяева пришли в неописуемый ужас. Им было неловко из-за того, что их гость упал, но вызвать доктора на дом не представлялось возможным, в особенности в воскресенье вечером. Они сказали, что вряд ли удастся уговорить хоть какого-нибудь доктора прийти. После многочисленных телефонных звонков им все-таки удалось связаться с терапевтом, который в качестве исключения согласился осмотреть Стивена. По приезде его ожидал поистине царский прием. Он проделал необходимые манипуляции, показавшие, что все в порядке; я же в это время пришла к выводу, что Америка – неплохое место для здоровых и успешных людей, но для слабых и немощных, для тех, кто стал жертвой родовой травмы, несчастного случая или болезни и не может позаботиться о себе, это был жестокий мир, где выживал сильнейший.

11. Прихоти учебы

По возвращении в Англию нас ожидала еще одна перемена в жизни. Мы встретили Рождество в Сент-Олбансе и вернулись в Кембридж на улицу Литл-Сент-Мэри, но не в дом номер одиннадцать, а в дом номер шесть. Неустанная ревнительница наших интересов Тельма Тэтчер позвонила по телефону отсутствующей владелице дома, некой миссис Тюлон-Портер («весьма странная особа, дорогие мои»), и внушила ей, что абсолютно бесчеловечно оставлять дом пустовать в виду «отчаянной нехватки жилья для молодежи». Миссис Тюлон-Портер настолько прониклась серьезностью ситуации, что приехала первым же автобусом из Шефтсбери в Кембридж. Несмотря на подозрения в странности, она была прекрасно устроена в доме Тэтчеров на время, пока приводила в порядок собственную пустующую недвижимость.