Быть Хокингом - Джейн Хокинг

Насколько власти колледжа были немилосердны и скупы, настолько же очарователен оказался персонал общежития, в особенности его экономка. Оказалось, что это в равной мере верно и для другого обслуживающего персонала, работавшего в колледже, будь то уборщики, разнорабочие, садовники, портье или официанты. От них неизменно исходила человеческая теплота и дружелюбие, явно отсутствующие в разреженной атмосфере высших эшелонов. Экономка прогрела нашу комнату, проветрила постели и принесла нам чай с бисквитами перед сном и завтрак наутро. Она даже предложила стирать нам белье, хотя это не понадобилось: наше пребывание в общежитии, к счастью, оказалось совсем недолгим.

На следующий день научный руководитель Стивена Деннис Шама оказал нам экстренную помощь, познакомив Стивена с научным сотрудником колледжа Питерхаус, который хотел сдать в субаренду дом, арендуемый им у своего колледжа. Дом не был меблирован, но въехать мы могли немедленно. Кроме того, его расположение нас абсолютно устраивало: дом стоял на одной из старейших и самых живописных улиц Кембриджа, Литл-Сент-Мэри Лейн, всего лишь в ста метрах от кафедры Стивена, недавно переехавшей в бывшее здание типографии «Питт-Пресс» на Милл-Лейн.

Поскольку в доме номер одиннадцать по улице Литл-Сент-Мэри не оказалось ни табуреточки, нам пришлось стиснуть зубы, поскрести по сусекам, обратившись к заначкам и деньгам из свадебных подарков, и раскошелиться на основные предметы мебели, кровать и электроплитку. В ожидании доставки кровати я отправилась за продуктами, оставив Стивена подпирать стенку гостиной, так как сидеть было негде. К моему изумлению, вернувшись, я обнаружила его уютно устроившимся на синем кухонном стуле. Он объяснил, что дама из соседнего дома приходила познакомиться и, обнаружив его прислонившимся к стенке, принесла стул, сказав, что мы можем пользоваться им, пока не обзаведемся достаточным количеством мебели. Даму звали Тельма Тэтчер; она приходилась супругой бывшему надзирателю (или главе) колледжа Фитцуильям и проживала в доме номер девять. Тельма Тэтчер действовала на нас весьма благотворно и оживляюще в течение последующих десяти лет. В тот вечер мы приготовили себе ужин в корнелльской кастрюле на электроплитке с единственной горелкой, выпили хереса из хрустальных бокалов, накрыли ужин в посуде из костяного фарфора[46] на коробке, имитирующей стол, и съели его при помощи новехонького сияющего набора ножей и вилок из нержавеющей стали. Стивен сидел на стуле, любезно предоставленном Тельмой Тэтчер, а я на коленях прямо на полу, покрытом белой плиткой. Пусть комфорт был импровизированным, но мы с радостью отметили наш успех: мы оказались обеспечены крышей над головой на три месяца вперед.

Улица, на которой находился дом, начиналась с двух церквей, стоящих часовыми на входе: справа – викторианская объединенная реформированная церковь[47], слева – средневековая церковь Литл-Сент-Мэри; таким образом, сама улица спрятана от нескромных взглядов. Туристы могут обнаружить ее только случайно. В наши дни улица закрыта для сквозного движения автотранспорта благодаря инициативе ее обитателей, включая Стивена и меня, поэтому посетители двух крупных комплексов на набережной, отеля «Гарден-Хаус» и Университетского центра, вынуждены проезжать по Милл-Лейн, на которой нет жилых домов. Дом номер одиннадцать – последний в ряду трехэтажных коттеджей по правой стороне улицы, часть из них, судя по всему, были построены в XVI веке. Мы вселились в 1965 году, после недавней реставрации дома колледжем Питерхаус, который, в отличие от Гонвиля и Каюса, предоставлял жилье научным сотрудникам.

Железный парапет с южной стороны улицы огораживает церковный двор Литл-Сент-Мэри, представляющий собой дикий заросший сад, который в тот сентябрь полыхал краснеющими ягодами шиповника и боярышника и распространял тяжелый аромат осенних роз. Несколько сохранившихся могильных плит были настолько древними, что надписи на них стали нечитаемыми, несмотря на то что над ними возвышались многолетние платаны и простирались искривленные ветви глицинии, защищая сад от буйства стихий. Здесь Природа растворила в себе останки предыдущих столетий и воскресила их в цветущем изобилии, перекатывающемся через парапет и обвивающем старый скрюченный газовый фонарь, по вечерам заливающий улицу призрачным светом.

Тельма Тэтчер была самопровозглашенной старостой улицы. Именно она посадила розовые кусты в церковном дворике, где прогуливала Мэтти, своего кинг-чарльз-спаниеля, оборачивая лапки пса пластиковыми пакетами в дождливую погоду. Она добровольно взяла на себя обязанность заботиться о благополучии всех своих соседей, независимо от возраста и обстоятельств. Каждую неделю она снабжала нас новыми стульями, столами, горшками и сковородами; нашла для нас газовую плитку, принадлежавшую сестре Чалмерс, медсестре из Питерхауса, которой колледж предоставил полностью оборудованную квартиру; пообещала найти для нас жилье по истечении текущего контракта и, помимо прочего, предоставила неограниченный доступ к своим запасам хереса в элегантной сияющей гостиной ее красивого оштукатуренного дома.

В 1965 году ей, вероятно, уже шел седьмой десяток, хотя прямая спина, темные волосы и статная фигура делали ее десятью годами моложе. В ней сочетался талант рассказчика и ярко выраженная прагматичность: однажды в момент всеобщего религиозного подъема на квакерском бракосочетании она встала, чтобы провозгласить, что помощники забыли зажечь газ под самоваром. В манере, которая сделала бы честь Джойс Гренфелл[48], она с легкостью развенчивала раздутое эго многих академиков Кембриджа. Она вела себя аристократично и уверенно, но в основе ее действий всегда лежала искренняя и глубокая склонность к христианским добродетелям. Она была столпом традиционных ценностей, представляя в своем лице все то, что Стивен отвергал; а ее основной мишенью являлись «пустоголовые либералы». В ней Стивен обрел достойного соперника; он уважал ее за доброту и щедрость, несмотря на то что с политической точки зрения они были на противоположных сторонах баррикады.

В следующие несколько месяцев Тельма Тэтчер взяла нас под свое крыло, как заботливая наседка. Она смотрела, все ли в порядке у Стивена, когда я уезжала в Лондон, и одновременно заботилась о своем престарелом муже, который, как она сказала, «украл ее из колыбели», а также об их молодой и независимой дочери Мэри, составляющей архив видеофильмов о быте британцев в Индии.

Скорее, чем хотелось бы, я вновь приступила к занятиям в Уэстфилде: начался последний год обучения. Расставание со Стивеном по понедельникам было очень болезненным, а график – тяжелым для нас обоих. Стивену едва хватало сил, чтобы справляться с бытовыми ситуациями, связанными с жизнью в доме; кроме того, каждый вечер, если его кто-нибудь не приглашал в гости, он совершал полную опасностей прогулку на длинную дистанцию по Кингс-парад, чтобы поужинать в колледже. Наша подруга из Австралии Анн Янг каждый день из своего окна наблюдала за тем, как он медленно идет по противоположной стороне улицы. Обратно его обычно провожал один из младших научных сотрудников, после чего Стивен звонил мне по телефону, докладывая о том, как прошел день.