Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– Хорошо же, я буду вас защищать! – вскричал я с увлечением.

Наконец, сэр Гаррис согласился на нашу свадьбу, мы обвенчались в Калькутте, и было решено покинуть Индию на другой же день.

У меня был товарищ, который был также заклеймен знаком Кали. Он был русский, а жена его помогала Анне одеваться под венец.

Тотчас после свадьбы мы с женою отправились на корабль, который должен был отплыть на другой день в Европу.

Сэр Гаррис и Петр проводили нас на корабль.

В эту ночь заклеймили и меня. На столе в пакете я нашел листок папируса, на котором было написано следующее: «Иностранец, ты выразил безумную любовь к мисс Анне Гаррис, посвященной богине Кали, и она осмелилась нарушить ее волю.

За это богиня осуждает на смерть тебя и все твое потомство. Девушка сделается матерью и умрет. Дети женщины, изменившей Кали, будут умирать один за другим, и никакие таинственные убежища не спасут и не скроют их от нашей богини.

Спустя много лет ты сам, иностранец, погибнешь после того, как на твоих глазах падут все те, которые были дороги твоему сердцу. Наконец, участь твою разделит и тот, кого ты называешь другом и братом. Петр Московский заклеймен, подобно тебе, и его потомство, подобно твоему, осуждено на смерть».

Сэр Гаррис был задушен в эту же ночь.

Его задушил его же лейтенант, который, по всей вероятности, вплавь достиг берега.

– Мы возвратились в Европу, – продолжал Коми-строй, – и расстались с Петром. Он уехал в Ливерпуль, и с тех пор мы с ним не виделись.

Тогда мы переехали во Францию. Анна готовилась сделаться матерью, – наконец, вы явились на свет, и на вашем теле, к общей радости, не было знаков богини Кали.

На другой же день я сделал необходимые распоряжения препроводить вас и вашу кормилицу в безопасное место.

В этот же день я лишился своей жены, которую тоже задушили.

Наконец, вы выросли, я не знал еще ничего о вашей любви к Константину. Увы! Зачем она не была мне известна?

Вы помните ту минуту, когда во время ваших родов приехал Константин. Я назвал его сыном и обещал, что вы будете его женой. В это время мне передали вашего ребенка, я взглянул и ужаснулся: на нем ясно были обозначены следы татуировки, от которой каким-то чудом вы избавились.

Константин оказался сыном моего друга Петра Московского.

Пока мы обдумывали план бегства, я получил из Лондона письмо, в котором было сказано: «Срок вашей смерти приближается – умрете вы, ваша дочь и лейтенант Константин… Разлучитесь и спасайтесь».

Внизу было подписано:

«Умирающий и раскаивающийся душитель».

– Вот причина, – добавил старый генерал, – по которой я сказал, что Константин оставил тебя, и скрыл от тебя ребенка.

– Ах! – вскричала Надея. – Что же вы сделали с моим ребенком?

– Он в Париже и хорошо спрятан… я его часто вижу.

– Отдайте его мне…

– Но, несчастная, вы хотите, чтобы туги отыскали ваш след?

Материнская любовь взяла верх над ней.

– Не верю я в тугов! – вскричала она и вдруг невольно в ужасе попятилась назад.

На пороге комнаты показался человек. Приблизясь к Надее, он холодно сказал ей:

– Вы напрасно, сударыня, не верите в тугов. Это был Рокамболь.

Он рассказал им все, что произошло в саду, когда он схватил двух тугов: Останку и Гури, и добавил, что с этой минуты он берет Надею под свое покровительство.

– Ребенка, – заметил он, – я уже оградил от всякой опасности.

– Ребенка! Мою дочь! – вскрикнули почти в один голос Надея и генерал Комистрой.

– Теперь, – продолжал Рокамболь, – будьте совершенно спокойны, через несколько минут я приведу к вам сюда двух сторожей.

– Незнакомец, скажите нам, ради Бога, кто вы такой, кому мы обязаны жизнью?

– Имя мое вам неизвестно, – сказал он, – меня зовут Рокамболь… Вы хотите знать, кто я? Великий преступник, стремящийся умиротворить гнев небесный! – окончил он взволнованным голосом.

С этими словами он удалился: вышел из комнаты так легко, что Надея и ее отец невольно переглянулись, предполагая, не видели ли они все это во сне.

Книга XVI. Клуб веселых кутил

Партия была уже окончена. Монжерон приподнялся со своего места, посмотрел на часы и сказал:

– Ну, друзья, теперь ровно два часа ночи, и сегодня, день в день, час в час, ровно год, как пропал наш друг Гастон де Моревер.

Все невольно вздрогнули.

– Господа! – проговорил один молодой человек, сделавшийся только накануне членом клуба des Greves. – Мне бы очень хотелось узнать историю маркиза Гастона.

Разговор этот происходил в одной из зал клуба des Greves, одного из самых модных того времени.

– Я твой крестный отец, Казимир, – заметил ему на это Монжерон, – и потому обязан посвящать тебя во все тайны… Итак, слушай…

– Гастон де Моревер был молодой человек, богач. В прошлом году именно в этот самый день он вышел в два часа ночи из нашего клуба и исчез бесследно.

– Я не допускаю тут самоубийства, – сказал один из игроков.

– Я тоже, – добавил Монжерон.

Разговор о Гастоне де Моревере навел на все общество грустные размышления.

– Да, это преплачевная история, – вставил свое слово еше один из игравших вместе с Монжероном, – перейдем к более веселым предметам, ну, хоть, например, к страсти нашего друга Мариона к прекрасной садовнице.

– Ах да, кстати, – проговорил Монжерон, – добился ли он чего-нибудь?

– Извините меня… но ведь я и этого не знаю, – начал было уже опять тот молодой человек, которого Монжерон назвал своим крестником.

Но Монжерон тотчас же перебил его.

– Сейчас, сейчас! – сказал он. – Ты все узнаешь. Видишь ли, мой милый друг, дело в том, что Густав Марион – наш общий друг и покоритель всех женских сердец, сообщил нам на этих днях о прекрасной садовнице, у которой, по его словам, больше двадцати садовников и которая торгует редкими и прекрасными цветами.

– Она хороша собой?

– Марион уверяет, что если бы она появилась в опере при полном сборе парижских красавиц, то затмила бы их всех.

– Ну, а пользуется он ее взаимностью?

– То-то и дело, что до сих пор еще нет; прекрасная садовница ходит постоянно в трауре… У нее нет ни мужа, ни любовника, окружающие ее обращаются к ней с самым глубоким почтением, как к какой-нибудь королеве… Кто она? Как ее зовут?.. Все это глубокая тайна для всех. Марион истратил уже около двадцати тысяч франков, но до сих пор не мог ни от кого добиться о ней никаких сведений…

– Ну, не совсем так, – проговорил в это время вновь вошедший в залу красивый брюнет.

– Как так?

– Очень просто – Марион, как кажется, начинает добиваться своей цели.

– Ба!

– Да, он подкупил ее единственного лакея, остающегося на ночь в доме, так как обыкновенно по вечерам все садовники расходятся по своим квартирам.