Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

Тогда молодая женщина приказала ему вынуть из сундука маленький ящичек, на крышке которого было написано «Надея».

Молодая женщина вынула из этого ящичка маленький пистолет и, зарядив его, направила его прямо на стоявшего перед ней лакея.

Затем Надея, так звали молодую девушку, решительно сказала:

– Отец ушел в свою комнату, и ни он, и никто другой не сумеет помочь тебе, потому что моя пуля поразит тебя прямо в сердце, если ты хоть пикнешь.

– Чего же вы хотите от меня, сударыня? – спросил он дрожащим от страха голосом.

– Я хочу знать…

Слуга еще больше затрясся.

– Сударыня, – прошептал он, – если я скажу вам, генерал убьет меня.

– А если ты будешь упорствовать, то я тебя убью немедленно.

– Пощадите, сударыня, пощадите, – пробормотал слуга.

– Ты служил у моего отца в Варшаве, ты должен знать все, что произошло.

– Но клянусь вам, сударыня…

– Не клятвопреступничай…

Но Надея настаивала, и тогда Нишель, наконец, решился рассказать ей все.

– Сударыня, – начал он, – ваш отец генерал Коми-строй изменил Польше.

При этих словах Надея отступила от изумления и даже вскрикнула от этого неожиданного сообщения.

– О… – сказала она. – Это… невозможно… Это ложь…

– В таком случае убейте меня, – ответил ей хладнокровно слуга.

– Так говори же, несчастный!

– Сударыня, – ответил ей Нишель, – я вам только что сказал сущую правду. Ваш отец лжет вам… Лейтенанта Константина арестовали однажды вечером в Варшаве по обвинению в содействии инсургентам.

– Боже! Но возможно ли это?

– У него нашли компрометирующие его письма, подложенные к нему в портфель.

– О праведное небо! – вскричала Надея. – Его присудили к казни?!

– Да, его сослали в Сибирь.

Надея схватилась обеими руками за голову, выронив пистолет на стол.

– Что же касается вашего ребенка, – продолжал Нишель, – то ваш отец лжет, если он говорит, что тот умер.

Надея вскрикнула так неожиданно и так громко, что ее вопль разнесся по всему дому.

Старик, отец ее, услышал этот крик и бросился к комнате дочери.

Надея кинулась прежде всего к лампе и потушила ее, а затем затворила дверь на замок.

– Стойте смирно, сударыня, – прошептал Нишель, – или мы погибли.

В коридоре ясно раздавались шаги старика. Он остановился у двери комнаты. Нишель дрожал от страха. Надея молчала.

– Надея! – вскричал генерал Комистрой громким голосом.

Молодая женщина не потеряла духа и, притворившись, будто она внезапно проснулась, ответила:

– Что вам нужно, батюшка?

– Что с вами случилось? – спросил генерал через дверь, которую хотел отворить.

– Ничего, батюшка, я спала, и, верно, мне приснился какой-то кошмарный сон.

– А, – произнес он тоном, в котором ясно проглядывало сомнение.

Затем он добавил:

– Я даже думал, что вы не одна…

– С кем же я могу быть? – спросила Надея, у которой хватило духу слегка насмешливо засмеяться, так, чтобы генерал услыхал.

– Хорошо, – сказал последний и ушел.

Вскоре после этого раздался шум затворившейся за ним двери.

Надея подошла к окну и наблюдала за светом, выходившим из окна отцовской комнаты и освещавшим листву ближайших деревьев парка.

Мимо освещенного окна мелькала прохаживавшаяся взад и вперед тень. Надея догадалась, что отец ее собирается лечь спать. Вскоре тень исчезла, и огонь погас.

– Теперь отец лег спать, – заметила Надея, – и ты можешь опять говорить.

Но Нишель все еще дрожал, как осиновый лист.

– Говори, что сталось с моим ребенком.

– Он отдан в воспитательный дом.

– Боже! – произнесла Надея глухим голосом. – Но есть ли, по крайней мере, у вас какая-нибудь примета, по которой можно было бы узнать его?

– Я написал дневник и положил его в глиняный горшок, который зарыл около пятого дерева большой аллеи, направо от решетки… Если со мной случится какое-нибудь несчастье, а мне говорит предчувствие, что генерал убьет меня, тогда выкопайте этот горшок, прочтите рукопись, и вы все узнаете и найдете способ отыскать его. Прощайте, сударыня, прощайте!

Нишель выскочил в окно, а молодая женщина упала на колени и произнесла:

– Боже мой! Боже мой! Возьми меня под свою святую защиту! Господи! Возврати мне моего ребенка.

На другой день генерал вошел в комнату Надей и сказал ей холодно:

– Нишель уехал сегодня утром. Я послал его в Варшаву. Этот человек был скверным слугой.

Надея с ужасом посмотрела на своего отца, и в голове ее мелькнула ужасная мысль.

– Не убил ли он его? – подумала она.

Возвратимся, однако, в кабачок «Арлекин», а следовательно, и к Рокамболю.

В этот вечер посетители тетки Курносой волновались.

Почему? – спросите вы.

А потому, что мир воров составляет особый народ, который, подобно всем другим нациям, имеет свои перевороты.

Эта ночная армия, эти воины мрака, эти преторианцы порока, эти люди, отверженные обществом и питающие к нему непримиримую вражду и ненависть, поняли, однако, что дисциплина есть вещь почти первой необходимости и что армия мошенников и убийц нуждается в главе столько же, сколько и армия, защищающая священную почву отечества.

С той минуты, как бесчувственного Рокамболя принесли в кабак тетки Курносой, его репутация как известного и славного бандита утвердила за ним место начальника шайки, принадлежавшее до сего времени Пирожнику. Да и что такое Пирожник в сравнении с Рокамболем?

Едва прежний начальник клуба червонных валетов открыл глаза, как все опустошители единодушно крикнули:

– Вот тот, которому мы отныне будем слепо повиноваться. – В несколько минут Пирожник увидел себя свергнутым с пьедестала своей власти.

Красноречивый рассказ Нотариуса о чудесном бегстве Рокамболя и его товарищей после того, как он удержал роковой нож гильотины, воспламенил и наэлектризовал почти всех.

Пирожник невольно побледнел и попятился.

Но в это время в кабак Курносой вошли еще два опустошителя.

– Вы можете делать все, что вы хотите, – сказал один из них, – но что до меня касается, то я скажу только, что вы все пожалеете о Пирожнике.

– Это почему?

– Да потому, что Рокамболь стал рыжим, – ответил первый из них.

– И вы живо женитесь на вдове, – подтвердил его слова приятель.

– Ты лжешь! – вскричал Смерть Храбрых.

– Сумасшедший! – раздалось почти одновременно несколько голосов.

– Я не сумасшедший и не вру, спросите у Шивот.

– Это чистая правда, – ответила Шивот твердым и вполне уверенным тоном. – Рокамболь сошелся с рыжей.

– Ты лжешь! – вскричал опять Смерть Храбрых.

– Слово воровки!..

Этого было вполне довольно, чтобы вся толпа почти мгновенно восстала против Рокамболя.