Лотосовый Терем - Тэн Пин

превосходным цингуном, Бай Цзянчунь двигался беззвучно, услышав вопрос, он проделал по комнате ещё несколько кругов, прежде чем ответить.

— Нет.

— Великая «Сотня рек», чьё имя гремит в цзянху, всеобщая надежда и место, где судят добро и зло, не может даже одного живого человека найти… — возмутился Ши Вэньцзюэ.

— Откуда ты знаешь, что он ещё жив? — холодно спросил Бай Цзянчунь. — Я осмотрел место с городком Атай, и, судя по пролитой крови, боюсь, он не выжил. Если его разрубили на куски и скормили собакам, даже тридцать «Сотен рек» не отыщут его живым.

Ши Вэньцзюэ даже не разозлился, плеснул себе ещё чая, словно вина, не боясь обжечься.

— Цзянчунь, — медленно проговорил Цзи Ханьфо после долгого молчания, но речь повёл не о Ли Ляньхуа. — Сегодня утром Цзяо Лицяо послала людей атаковать седьмую тюрьму.

Бай Цзянчунь замельтешил ещё быстрее, так что у присутствующих закружилась голова и перед глазами поплыли круги.

— Седьмая тюрьма под скалой Юньдянь… — наконец проговорил он.

Седьмая тюрьма Поднебесной находилась под скалой Юньдянь, на пике Цзунъюнь — высочайшей из девяти вершин Цзунхэна. Самое высокое место пика Цзунъюнь — скала Юньдянь обрывалась в глубочайшую бездну — над этим-то обрывом и располагалась седьмая тюрьма. Без карты такое место человеку, не знающему дорогу, ни за что не найти.

Кто-то из четверых «Фобибайши» выдал карту.

Цзи Ханьфо прикрыл глаза, Бай Цзянчунь явно не находил места от беспокойства, Ши Шуй мрачно сидел, держа в руках плеть Цинцюэ. Как только седьмая тюрьма падёт, не только все в «Сотне рек», все в цзянху узнают, что кто-то из «Фобибайши» выдал карту, а уж намеренно или случайно, судить будет каждый сам. Цзянху и так заполонили романтические истории о четверых «Фобибайши» и Цзяо Лицяо: о роковой страсти и вражде между талантливыми молодыми людьми и красавицей, о том, как из любви родилась ненависть, и даже о том, как человек и демоница полюбили друг друга — подобное передавалось из уст в уста, рассказывалось взахлёб, слушатели были в восторге.

— Цзянчунь, — открыв глаза, спокойным тоном сказал Цзи Ханьфо. — Позови Бицю.

— Глава… — Бай Цзянчунь резко обернулся. — Я не верю, я не могу поверить! И хотя… хотя… Я просто не верю!

— Позови Бицю, — негромко повторил Цзи Ханьфо, и в голосе его не было ни радости, ни гнева.

— Жирный гусь, — мрачно вмешался Ши Шуй. — Двенадцать лет назад ты тоже не верил.

Бай Цзянчунь онемел от возмущения.

— Не верю я, что человек, предавший раз двенадцать лет назад, снова предаст теперь, — зло бросил он.

— Разве не естественно, что предавший однажды, может предать снова? — мрачно вопросил Ши Шуй. — Когда я хотел расправиться с ним, это ведь ты просил его пощадить.

— Ладно, ладно, ладно! Мне плевать на разборки в вашем любовном гнёздышке, захват тюрьмы меня не интересует, только скажите, будете вы заниматься кровавой расправой на горе за городком Атай? Ли Ляньхуа пропал, а вам совсем безразлично? Раз вам всё равно — так и скажите, и я уйду, — мрачно сказал Ши Вэньцзюэ. — Шпион Цзяо Лицяо среди вас рано или поздно покажет свой лисий хвост, а «Сотня рек» пользуется огромной славой, вершит справедливость — и тогда придётся вам покончить с собой, чтобы покаяться перед цзянху за свои ошибки! — Он вскочил и взмахнул рукавом, намереваясь уйти.

— Не спеши! — звучно и отчётливо заговорил Цзи Ханьфо. — Дело хозяина Ли «Сотня рек» никак не может оставить без внимания. В мире найдётся не так много тех, кто хотел убить его, отыскать злодея несложно.

— Несложно? Несложно? — холодно усмехнулся Ши Вэньцзюэ. — Я просидел тут целых три дня, а вы даже волоска с его головы не отыскали, и ещё хватает наглости хвастаться? Три дня прошло, если его скормили собакам, то теперь уже ни косточки не осталось!

— Цзянчунь, — Цзи Ханьфо поднялся и тяжело произнёс, — мы идём в Сад горечи.

Сад горечи — маленький дворик, где жил Юнь Бицю, всего несколько чжанов в окружности, очень тесный дом состоял всего из двух комнат, и обе были завалены книгами. Когда Цзи Ханьфо сказал, что пойдёт лично, Бай Цзянчунь понял, что глава по-настоящему разгневан, и уже никак не спасти положение — он уверен, что виноват Юнь Бицю, и никто не убедит его в обратном. Так что Бай Цзянчунь притих как цикада зимой и вместе со всеми последовал за Цзи Ханьфо.

В Саду горечи всегда было тихо, здесь царил хаос из множества лекарственных трав, все из которых росли на горе Цинъюань и буйно разрослись у дома Юнь Бицю. Дикие травы цвели и увядали со сменой времён года, Юнь Бицю никогда их не подрезал и не позволял прореживать другим, и они росли пока не погибали, утрачивая цвет, словно хозяин жилища.

Они ступили в Сад горечи — среди множества деревьев веяло прохладой, воздух звенел жужжанием насекомых, место было пусть маленькое, но укромное. С жужжанием смутно смешивались звуки кашля, надсадного и беспомощного, как будто больному оставалось жить считанные мгновения.

У Ши Вэньцзюэ лопнуло всякое терпение.

— У Юнь Бицю такая слава, а он, оказывается, чахоточный.

Цзи Ханьфо не проронил ни слова, сделал вид, словно и не слышит кашля, и стремительно прошагал к дому. Он как будто ничего не сделал, но двери неожиданно открылись и в лицо ударило запахом книг и свитков. Ши Вэньцзюэ увидел, что внутри повсюду книги, по меньшей мере, больше тысячи томов, горы на востоке, стопки на западе, будто бы в полном хаосе, но расположенные в некоем порядке, вот только по этому построению выходило так, что в комнате шагу некуда ступить, нет ни стола, ни стула — лишь простая деревянная кровать.

Лежащий на кровати человек кашлял так, словно вот-вот испустит дух, словно не может остановиться, и не откликнулся, даже когда вломился Цзи Ханьфо.

— Кх-кх… кха-кха-кха… — Кашель был частым, но всё более слабым, как будто он не мог сделать ни единого вдоха.

Сдвинув брови, Цзи Ханьфо надавил ему на семь акупунктурных точек на спине.

От этого тёплый поток привёл в движение истинную ци, человек медленно вдохнул и наконец нашёл в себе силы подняться, опираясь на кровать, и взглянуть на всех, кто к нему ворвался.

Виски его поседели, лицо выглядело измождённым, но всё же в нём смутно угадывалась прежняя красота — таков был Юнь Бицю, кто некогда потрясал цзянху под прозвищем «Прекрасный Чжугэ».

— Что с тобой? — Бай Цзянчунь оставался довольно мягкосердечным, после тяжёлого ранения Юнь Бицю всегда был нездоров, но основание его боевых навыков было мощным, и