Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров

новые стихи так, чтобы их содержание или соответствовало привычным ассоциациям размера, или (это тоже бывает нужно) контрастировало с ними. Поэтому мы и говорим так часто: «этот размер подходит или не подходит для данного стихотворения». Если я напишу агитку за такого-то кандидата в президенты в форме сонета, то меня не одобрят и скажут: «странная, неподходящая форма» – только потому, что обычно сонеты писались на высокие темы: философские, любовные или описательные. А если я сумею построить ее так, что видно будет: эти выборы для меня так жизненно важны, что я пишу о них самым высоким стилем; или, наоборот, эти выборы для меня так ничтожны, что я оттеняю их ничтожество издевательски высоким стилем, – то, пожалуй, обо мне скажут: «он неплохо обыграл форму сонета».

Сонет – это, конечно, лишь один из самых ярких случаев, когда с определенной стихотворной формой ассоциируется определенное содержание. Есть и другие. Если мы напишем стихотворение (о чем угодно) гексаметром, то оно неминуемо будет восприниматься на фоне античных тем и образов. Если терцинами – оно вызовет в памяти «Божественную комедию» Данте. Если 4-ст. ямбом с вольной рифмовкой – оно в русской поэзии покажется стилизацией под романтические поэмы пушкинского времени. Попробуем вообразить, что Лермонтов переписал свою «Песнь о купце Калашникове» (не изменив в ней ни единого слова!) 4-ст. ямбом «Мцыри» или «Демона» (он смог бы): содержание осталось бы то же, но весь семантический ореол, связанный с древнерусским былинным стихом, улетучился бы и поэма выцвела бы, стала бы похожей на какого-нибудь «Боярина Оршу». Вот я и назвал ключевое понятие нашей сегодняшней темы: «семантический ореол стихотворного размера». В нем и заключается важнейший для всякого филолога и особенно для преподавателя узел связи между содержанием произведения и его стихотворной формой: именно благодаря семантическому ореолу былинного стиха, 4-ст. ямба, 5-ст. хорея, 3-ст. амфибрахия и т. д. эти размеры не являются чисто внешним украшением текста, а многое вносят в восприятие его содержания – напоминая обо всех прежде читанных стихотворениях, написанных данным размером. Конечно, у разных размеров этот семантический ореол по-разному ярок. У былинного стиха он очень отчетлив: напоминает обо всем русском, народном, старинном, и больше ни о чем. У 4-ст. ямба, наоборот, он очень размыт: это всеядный размер, им писались стихи на любые темы, и поэтому у читателя он не вызывает почти никаких семантических ожиданий – ну разве что «что-то классическое, традиционное». Но между этими полюсами есть множество переходных ступеней: в русской поэзии есть гораздо больше семантически окрашенных стихотворных размеров, чем может показаться на первый взгляд. Я постараюсь перечислить – по необходимости кратко – двадцать таких размеров; причем некоторые из них будут иметь по нескольку разновидностей (с мужскими окончаниями, с дактилическими окончаниями и проч.), а некоторые – не по одной, а по нескольку семантических окрасок. Я прошу прислушаться к перечисляемым образцам и задаваться вопросом: если мы напишем таким-то размером новое стихотворение на любую тему, –213

Чтобы не запутаться в этом обилии материала, мы рассортируем его на три большие группы по происхождению этих размеров. Ведь ни один стихотворный размер не возникает на пустом месте: он заимствуется или перерабатывается из уже существовавших размеров. Откуда в русской поэзии 4-ст. ямб? Ломоносов в 1739 году, находясь на стажировке в Германии, разработал его по образцу немецкого 4-ст. ямба. А откуда у немцев 4-ст. ямб? На сто лет раньше Опиц разработал его по образцу английского и голландского 4-ст. ямба. А там он возник еще раньше в результате упорядочивания ударений во французском силлабическом 8-сложнике. А французский силлабический 8-сложник возник в X веке по образцу 8-сложного метрического стиха латинских христианских гимнов. А этот стих был заимствован римлянами у греков, а у греков он развился совсем в незапамятные времена из общеиндоевропейского 8-сложного силлабического стиха. Такими длинными генеалогиями мы сегодня заниматься не будем, а скажем упрощенно: все размеры русской поэзии (как и все явления русской культуры) имеют три главных истока: они восходят или, во-первых, к народным русским источникам; или, во-вторых, к западноевропейским источникам; или, в-третьих, к античным источникам. Соответственно с этим окрашивается и их семантика, хотя, конечно, в ходе развития она может постепенно меняться, и довольно сильно. Вот в этом порядке: размеры народного происхождения, западного происхождения и античного происхождения – мы и будем рассматривать их семантику.

Итак, размеры народного происхождения. Общий их источник – эпический стих русских былин, исторических песен, духовных стихов, в меньшей степени – стих лирических песен. Он развился когда-то из общеиндоевропейского 10-сложного размера, но в ходе этого развития утратил равносложность и стал сочетать строчки разной длины, но почти всегда с дактилическим окончанием. Так, одну и ту же строчку можно спеть:

9 слогов: Как во городе во Киеве;

10 слогов: Как во городе да во Киеве;

11 слогов: Как во славном городе во Киеве;

12 слогов: Как во славном во городе во Киеве;

13 слогов: Как во славном было городе во Киеве.

Мы слышим: некоторые из этих ритмических вариаций звучат правильным силлабо-тоническим хореем. Например, последняя – 6-ст. хореем: «Ка́к во сла́вном бы́ло гóродé во Ки́еве». 6-стопный хорей – это размер № 1 из наших сегодняшних 20 размеров. Он выделяется еще в настоящем народном творчестве, причем как в протяжных песнях, так и в плясовых: с одной стороны, (Б1.1) «Вещевало мое сердце, вещевало…», с другой стороны – «Ах ты, сукин сын, камаринский мужик…». Соответственно, и в литературном стихе сохраняются эти семантические окраски: с одной стороны, Мерзляков пишет этим размером «Сельскую элегию» (Б1.2), с другой стороны – Трефолев пишет «Песню о камаринском мужике» (Б1.3) (характерно перемежая в ней 6-стишия 6-ст. хорея и другого «народного» размера, 4-ст. хорея с дактилическим окончанием, о котором ниже, № 4). Даже когда такой поэт, как И. Анненский, пишет этим размером стихотворение с таким эстетическим названием, как «Сиреневая мгла» (Б1.4), то в нем оказываются приметы «народного» стиля: мгла «бежит», как камаринский мужик (тема быстрого движения почти постоянна в этом размере), «погости-побудь», «желанная», «волен да удал».

От другой ритмической вариации народного стиха происходит наш размер № 2 – 5-ст. хорей, «Ка́к во сла́вном гóродé во Ки́еве». В народной поэзии он в чистом виде не употребляется, есть только одна поздняя былина «Вавила и скоморохи», на три четверти состоящая из 5-ст. хореев: (Б2.1) «Говорило то чадо Вавило…». В литературную поэзию он пришел кружным путем. Я говорил, что общеславянский 10-сложный стих на русской почве утратил свою 10-сложность, стал сложнее и разнообразнее. А