Совьетика - Ирина Маленко

Дермот подсел ко мне уже только в автобусе на Донегал.

– Привет, ЛДТ!- сказал он негромко, – Тут ехать недалеко. Минут сорок, не больше.

Больше он ничего не сказал, а я не спрашивала.

Через некоторое время мы доехали до относительно большого городка, и Дермот засобирался на выход. Мы уже пересекли границу, и он немного расслабился. Я следовала за ним как верный хвостик.

Мы прошли по центральной улице, где Дермот долго искал какое-то кафе. Потом наконец он его нашел, мы зашли, поднялись вверх по лестнице, сели за столик, заказали кофе и стали ждать.

Ждать пришлось, как мне показалось, неимоверно долго. Я сидела к двери спиной и ничего не видела, а Дермот напрягался при каждом скрипе входной двери, словно рысь перед броском, вглядываясь во входящих. Раза два он даже выходил на улицу,оставляя меня внутри: проверить, туда ли мы пришли, и нет ли неведомого мне захотевшего со мной поговорить где-нибудь в другом месте.

Мы выпили по 3 чашки кофе. Дермот сказал:

– Посидим еще 10 минут и пойдем. Иногда что-нибудь случается, и они опаздывают или не приходят совсем. Потом назначат новую встречу. Давай выпьем еще по чашечке?

Когда кофе уже просто лез у меня из ушей, как у Володи Шарапова, Дермот вдруг встрепенулся, а за спиной у меня послышался улыбающийся какой-то голос с сильным белфастским акцентом:

– А вот и я. Извините, что так долго: опоздал на автобус, пришлось ждать следующего.

С этими словами хозяин голоса опустился на стул прямо передо мной.

Я не без любопытства подняла на него глаза – и меня точно поразило молнией…

…Помните, у Пушкина – «И дождалась – открылись очи, она сказала: это он!»?

Это был именно такой случай.

Сказать, что незнакомец был хорош собой, высок и строен, что он был смесью Фила Тафнелла с Мики Харти и с Джорджем Клуни – значит ничего не сказать. Вот, например, я вижу того же Джорджа Клуни – и говорю себе без эмоций: «Красивый мужчина». Как констатацию факта. Но он не интересует меня ни капельки, я совершенно спокойно о нем говорю.

Незнакомец был не таким. У меня защемило сердце при виде его – не из-за его привлекательности и даже не из-за приключенческой атмосферы, в которой происходила наша встреча (ведь пока я не увидела его, я ждала представителя повстанцев совершенно спокойно, даже и глазом не моргнула), а потому, что я представляла себе их именно такими, как он. Всегда, с самого начала, даже и не подозревая о его существовании. Он словно сошел с картинки, отпечанной где-то в моем мозгу. Он был просто копией моей мечты о том, какие они.

Я уже достаточное количество этих ребят повидала за время своей жизни здесь – разных возрастов, разных внешностей, разных характеров. А уж просто красивых-то мужчин – и того больше. Но ни один человек, никогда еще за все мои 30+ не был живым, ходячим олицетворением моих мечтаний.

Если честно, то я стеснялась на него даже взглянуть. Когда Дермот представил меня ему (его имя мне никто так и не сказал), я буквально заставила себя поднять на него глаза.

У незнакомца были густые черные брови, почти сросшиеся на переносице, голубые глаза с небольшими морщинками вокруг них, как у Дина Рида, черные с сединой короткие волосы, овальное бледное лицо и ослепительно белые зубы. У меня с первой же секунды возникло такое чувство, словно я знала его всю свою сознательную жизнь.

Я тряхнула головой, стараясь прогнать наваждение. В конце концов, я здесь не для того, чтобы им любоваться, а по делу. В руки я себя взяла быстро – и довольно успешно, но говорить с ним мне было приятно. Так приятно, что вот так бы сидела и слушала, слушала бы его – часами.

Незнакомец сказал, что сейчас нам надо назначить с ним следующую встречу, а уж тогда он мне расскажет, что им нужно. Что сегодня нас с ним только познакомили, чтобы мы оба знали, как мы выглядим.

– Давайте встретимся месяца через два в Дублине, – сказал он, – К тому времени и нам будет яснее, что нам надо. У Вас есть на примете в Дублине какое-нибудь место для встречи?

Я начала лихорадочно соображать – и вспомнила одно малюсенькое кафе неподалеку от парка. Я не помнила его названия, но подробно описала, где оно находится и как выглядит.

На том и порешили. Незнакомец сказал мне, что делать в том случае, если мы по какой бы то ни было причине разминемся (всегда должен быть план «Б»), пожал мне руку, сказал:

– Увидимся через два месяца,- встал и быстро пошел к двери, не допив даже свой кофе.

– Расходиться будем по одному, – сказал Дермот, – Сейчас подождем минут пять, потом пойду я, а потом уже ты.

Я была рада, что смогу возвращаться домой без сопровождения Дермота – мне необходимо было привести свои мысли в порядок.

«В конце концов, нет ничего страшного в том, что он мне понравился», – убеждала я себя по дороге домой. -»Ведь гораздо приятнее работать с человеком, который тебе по душе».

Но это был крик утопающего.

В тот день Дермот, подобно Лжедмитрию, с полным правом мог сказать себе: «С таким трудом устроенное счастье я, может быть, навеки погубил… Что сделал я, безумец?» Конечно, он не подозревал этого, но именно в тот день он потерял меня навсегда. А со мною случилось именно то, чего я так не хотела и боялась- я влюбилась. Даже не по уши, а сверх головы. «И погиб казак…»

Только я еще не признавалась самой себе в этом и сопротивлялась растущему чувству, как утопающий, до последней минуты отчаянно барахтающийся в волнах. Ведь я никогда в жизни еще не влюблялась с первого взгляда и всегда была уверена, что это глупости.

***

…– А сейчас, ребята, мы покажем вам, как ужасно, как невыносимо трудно жилось нашим бабушкам и дедушкам в военные сороковые годы! – жизнерадостно начала хорошенькая телеведущая. – Им приходилось вручную копать землю в саду и сажать вместо цветов овощи, потому что правительство велело быть самодостаточными. А еще почти ни у кого не было стиральной машины, а телевизоры были черно-белыми, и по ним совсем не было детских передач….

Действительно, кошмар какой! Я попыталась представить себе британское телевидение без еженедельных обливаний детей красками с головы до ног под всеобщий хохот и без игры, именуемой в моем детстве «швырякой» (это когда две стороны швыряют друг в друга все, что попадется под руку) – и даже зажмурилась.

Я пылесосила комнату, а британское ТВ несло обычную для него чушь. Я хотела уже его выключить, но стало интересно – а что еще этот народ помнит о самой страшной в истории человечества войне?

Ведущая тем временем перенеслась, при помощи телемагии, в далекие сороковые.

Ей продемонстрировали, какие платья были тогда в моде, и надели на нее одно. «А что, очень удобно!» – удивилась она. Тогда ей начали делать прическу 40-х годов. «Волосы подтыкались под валик, потому что эта мода пошла от женщин, работавших на фабриках, где волосы надо было убирать», – объяснили ей ветераны. «А чем вы занимались в 40-е в свободное время? Я слышала, что тогда в моде были танцы!», – воскликнула ведущая, после чего ее без промедления стали обучать фокстроту…

Потом ей показали, как можно делать бутерброды с листьями настурции из сада, на маргарине. «А что, очень полезно для здоровья!» Бедняжка пришла в ужас от военного рациона: «Представляете, ребята, в день на ребенка полагалось всего пол-плитки шоколада (на экране появились здоровые пол-плитки)!! Да я за один присест сьедаю больше!»

А еще оказалось, что во время войны «было трудно купить бананы»… И как это только бедняжки англичане вообще в ней выжили, не говоря уже о том, что это именно они победили?

«…В общем, мне в 40-х понравилось!» -подвела итоги ведущая с жизнерадостной улыбкой. – «Вот только огород лопаткой копать было как-то не очень…»

Жаль, что эту программу не видели те, кто пережил ленинградскую блокаду.

Или находился в годы войны, например, на оккупированной территории Белоруссии.

Или та пожилая женщина, которая по-простому, без прикрас, без тени жалости к себе и без ненависти ко всем вообще немцам (которая культивируется исподтишка в британских детях), рассказывала мне в нашей электричке о том, как ее мать вместе с ними, совсем маленькими тогда детьми, выгнали из дома в 30-и градусный мороз в лес остановившиеся у них в селе немцы…

… «…Как говорил великий Песталоцци…»- помните советского капитана корабля в исполнении Алексея Грибова в фильме «Полосатый рейс»? Да, советские капитаны читали Песталоцци, а советские школьники знали назубок столицы всех стран мира. А вот британская телезвезда Натали Кассиди, известная всей стране исполнением роли Сони в мыльной опере «Ист-эндцы», оказывается, не знает, чем. именно занимался Архимед, когда закричал «Эврика!»

А чем, по-вашему, он мог заниматься в ванной? Пузыри пускать?

Но она, видимо, не знает и того, что он находился в ванной. По-моему, я знала это еще до школы. Из киножурнала «Хочу все знать». Интересно, в британских школах вообще бывают уроки физики? Или в понятие «science» физика не входит? На уроках истории, оказывается, «непропорционально много времени отводится рассказам о Гитлере» (добавим от себя – и о холокосте, как будто фашисты больше никого не уничтожали!). Видимо, для того, чтобы не было нужды рассказывать о своем собственном колониальном прошлом? Детей в здешних школах, оказывается, ежедневно выводят на всеобщую школьную линейку для «дневной молитвы»… А еще многие англичане мечтают вернуть в школах порку, потому что уверены, что без этого дисциплины на уроках ну просто никак не может быть!