Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

83

Как кажется, не может подлежать сомнению, что у этрусков никогда не было коппы, так как не только нигде не видно ее достоверных следов, но ее даже нет и в том образцовом алфавите, который написан на галасском сосуде. Попытка доказать ее присутствие в силлабарии, находящемся на том же сосуде, была во всех отношениях неудачна, так как этот силлабарий касался и мог касаться только тех этрусских букв, которые и позже были в общем употреблении, а к числу их, как нам положительно известно, коппа не принадлежит; сверх того поставленный в конце силлабария знак не мог означать ничего, кроме f, которое было в этрусском алфавите последней буквой и не могло отсутствовать в силлабарии, изображавшем уклонения этрусского алфавита от его образца. Тем не менее, конечно, странно, что в полученном этрусками греческом алфавите недоставало коппы, которая, однако, долго сохранялась в халкидо-дорийском алфавите; следует полагать, что недостаток этой буквы был местной особенностью того города, из которого был впервые занесен алфавит в Этрурию. Произвол и случайность всегда разрешали вопрос, удержится ли в алфавите или будет из него исключен такой знак, который делается для него излишним; таким-то образом исчез из аттического алфавита восемнадцатый финикийский знак, но в нем сохранились другие знаки, исчезнувшие из звукового письма.

84

Ставшая недавно известною золотая пряжка из Пренесте (сообщения Римского института 1887 г.), самый древний из понятных нам памятников латинского языка и письменности, показывает нам древнейшую форму буквы m, а загадочный глиняный сосуд с Квиринала, описанный Дресселем в Annafli dell’Istituto 1880, показывает древнейшую форму буквы r.

85

К этому времени следует отнести то письменное изложение законов «Двенадцати таблиц», которое впоследствии изучали римские филологи и от которого до нас дошли только обломки. Не подлежит сомнению, что немедленно вслед за своим составлением эти законы были изложены письменно, но те ученые и сами не считали находившийся у них под руками текст за первоначальный, а смотрели на него как на официальную копию законов, сделанную после сожжения Рима галлами; это доказывается рассказом о происшедшем в то время восстановлении таблиц и уже ясно видно из того, что в тексте, которым пользовались те ученые, вовсе не было той древнейшей орфографии, с которой они однако были знакомы. Сверх того такой письменный памятник, который между прочим предназначался для заучивания юношеством наизусть, не может считаться за источник точных филологических указаний.

86

Этим исключением служит приведенная выше в примечании надпись на пряжке из Пренесте. Напротив того, даже на фикоронском ларе C имеет позднейшее значение буквы Κ.

87

Так, например C значит Caius, CN — Gnaeus, но K — Kaeso. К позднейшим сокращениям это конечно неприменимо; в них γ изображается не знаком C, а знаком G (GAL Galeria), κ обыкновенно знаком C (C — centum, COS — consul, COL — Collina), но перед a знаком K (KAR — karmentalia, MERK — merkatus), так как в течение некоторого времени звук κ выражался перед гласными e, i, o и перед всеми согласными знаком C, но перед а знаком K, а перед u древним знаком коппы — Ϙ.

88

Если это верно, то появление гомеровских песен — хотя, конечно, не в той самой форме, в какой они дошли до нас, — должно быть отнесено к более древней эпохе, чем та, которую Геродот называет цветущей эпохой Гомера (100 лет до основания Рима), так как введение эллинского алфавита в Италии и начало сношений между Элладой и Италией принадлежат к послегомеровским временам.

89

Точно так и древнесаксонское слово writan сначала значило чертить, а потом — писать.

90

Загадку о том, как латинам пришло в голову употреблять греческий знак, соответствующий букве υ вместо фонетически совершенно отличной f, разрешила пряжка из Пренесте с ее fhefhaked вместо fecit, подтвердив вместе с тем происхождение латинского алфавита из халкидских колоний нижней Италии. На беотийской надписи, написанной этим же самым алфавитом, находится в слове fhekadamoe (Густав Мейер, Греческая грамматика, § 244) то же соединение звуков, а придыхательное υ могло, конечно, фонетически приближаться к латинскому f.

91

Так, Катон Старший сообщает (De re rust., 160) очень действительный против вывихов заговор: hauat, hauat, hauat ista pista sista damia bodannaustra, который, по всей вероятности, был так же непонятен для своего изобретателя, как и для нас. Само собой разумеется, что встречаются и понятные формы заговора; так, например, чтобы избавиться от подагры, нужно было подумать о ком-нибудь, ничего не евши, трижды девять раз дотронуться до земли и плюнуть, а затем сказать: «Я думаю о тебе, вылечи мои ноги. Земля, возьми болезнь, а здоровье оставь здесь» (terra pestem teneto, salus hic maneto. Варрон. De re rust., 1, 2, 27).

92

Nos, Lares iuvate! Ne veluem ruem [ruinam], Mamers sinas incurrere in plures! Satur esto, fere Mars! In limen insiti! sta! Verbera [limen?]! Semones alterni advocate cunctos! Nos, Mamers, iuvato! Tripudia! Каждая из первых пяти строк повторяется по три раза, а последнее восклицание — пять раз! За точность перевода нельзя поручиться, в особенности перевода третьей строки. Три надписи Квиринальского глиняного сосуда гласят: ioue sat deiuosqoi med mitat nei ted endo gosmis uirgo sied — asted noisi opi toitesiai pakariuois — duenos med feked [bonus me fecit] enmanom einom dze noine [вероятно — die noni] med male statod. Здесь, конечно, можно понять смысл только некоторых отдельных слов; главным образом достойно внимания то, что здесь встречаются в качестве древнелатинских форм такие, которые нам были до тех пор известны как умбрские и оскские, как например прилагательное pacer и частица einom в значении et.

93

Этим названием, конечно, обозначается не что иное, как «напев», так как satura была первоначально песня, которую пели во время карнавала. От того же корня происходит название бога посевов — Saeturnus или Saiturnus, впоследствии Saturnus; его праздник — сатурналии — конечно, был чем-то вроде карнавала, и возможно, что преимущественно во время этого праздника разыгрывались фарсы. Но мы не имеем никаких доказательств связи между сатурой и сатурналиями; поэтому следует полагать, что непосредственное сопоставление так называемого versus sāturnius с богом Сатурном и находящееся с ним в связи удлинение первого слога были делом более поздней эпохи.

94

Рассказ о том, что «римские мальчики когда-то получали этрусское образование, точно так же как впоследствии получали образование греческое» (Liv. 9, 36,), несовместим с нашими сведениями о первоначальном характере воспитания римского юношества; да и трудно себе представить, чему могли научиться римские мальчики в Этрурии. Даже самые ревностные из теперешних сторонников культа Тагеса не будут утверждать, что изучение этрусского языка играло в то время в Риме почти такую же роль, какую играет в наше время изучение французского языка; а понимание этрусских гаруспиций считалось даже теми, кто ими пользовался, за нечто позорное для неэтруска или скорее за нечто невозможное (Мюллер, Этр., 2, 4). Все эти рассказы были, может быть, извлечены из древнейших летописей, любивших отыскивать причины и последствия событий; а извлекли их те любители древности последних времен республики, которые любили все возводить к этрускам; в тех летописях между прочим рассказывается по поводу разговора Муция Сцеволы с Порсеной, что первый из них еще в детстве учился этрусскому языку (Dionys, 5, 28; Plutarch, Poplicola, 17, ср. Дионисий, 3, 70). Но конечно была эпоха, когда господство Рима над Италией требовало от знатных римлян знания местного языка.

95

Об употреблении лиры при богослужебных обрядах свидетельствуют: Cicero, De orat., 3, 51, 197, и Tusc. quaest., 4, 2, 4; Dionys, 7, 72; Appian, Pun. 66, и надпись у Orelli 2448, ср. 1803. Она употреблялась и при похоронных песнях, nenia (Варрон у Нония под заголовками nenia и praeficae). Но тем не менее игра на лире считалась неприличной (Сципион у Макробия, Sat. 2, 10, и в других местах). Из запрещения музыки в 639 г. были исключены только «латинские флейтисты вместе с певцами», но не музыканты, игравшие на струнных инструментах, и гости пели на пирах только под звука флейты (Катон у Cicero в Tusc. quaest., 1, 2, 3, 4, 2, 3; Варрон у Нония под заголовком assa voce; Horatius, Carm., 4, 15, 30). Квинтилиан, утверждая противное (Inst., 1, 10, 20), отнес к частным пирушкам то, что Цицерон (De orat., 3, 51) рассказывает о пиршествах богов.

96