Блог «Серп и молот» 2023 - Петр Григорьевич Балаев

очень напряженными в плане работы. 21-го, до 23.00 пять часов в кабинете Сталина шло совещание с высшими должностными лицами и военным руководством. 5 часов совещания — это очень тяжело. Да еще, учитывая, важность вопроса. Судя по документам из военных округов, там даже фиксировали, что немцы снимают колючку перед своими частями, а не только какой-то ефрейтор Лисков, война должна была начаться утром.

Единственное, что могло беспокоить Сталина в этот вечер накануне войны — чтобы она, действительно, началась утром 22 июня. Чтобы именно 22 июня рано утром немцы напали. Воскресенье, выходной день. Если даже немецкий посол Шуленбург получит из Берлина Ноту с объявлением войны, он ее не сможет вручить заблаговременно, до того, как германские войска перейдут границу. Ночь. Да еще и выходного дня. Мариновать посла можно до понедельника. Когда захотим, тогда его и примем. Ну нет Молотова, на дачу уехал!

Если же Гитлер отложит время «Ч», то всё становится сложнее. Значит, он собирается предварительно войну объявить. Это лишние дипломатические проблемы.

Кстати, Гитлер очень уважал Наполеона, даже сразу после капитуляции Франции поехал его могилу посетить. Наполеон перешел Неман 24 июня. Не исключаю, что у Сталина были сомнения насчет 22-го. Нельзя было исключать, что берлинский позёр будет тянуть до 24-го и еще попытается какую-нибудь провокацию устроить…

* * *

Есть еще одна деталь насчет кабинета Сталина ночью 21.06.41. В 23.00 дверь закрылась за последним посетителем. Это не совсем обычно для режима работы Сталина. Обычно — за полночь. А тут последний предвоенный день и так рано. Хотя, по логике, да просто накануне таких событий любому ответственному человеку не до сна. Захочешь поспать, так заснуть всё равно не сможешь. То, что я в предыдущей главе написал насчет того, что Сталин имел полное право идти спать 22.06 — это он только право имел. Логично, если бы он в кабинете ждал новостей. Наверняка, и ждал. Только не в кабинете.

И это только моя версия, сразу предупреждаю. Кабинет Сталина располагался в угловом секторе второго этажа бывшего Сенатского дворца. Окна были на уровне зубцов кремлевской стены и свет в них был виден из-за стены. В этом же дворце располагались кабинеты Совнаркома. Еще до полуночи посол Германии Шуленбург получил из Берлина телеграмму с Нотой советскому правительству. В ноте прямо не было написано об объявлении войны, но смысл ее именно таков был, без всяких двусмысленностей. Ноту нужно было вручить как можно скорее, еще до начала военных действий. Надеюсь, не нужно разъяснять это дополнительно. То, что Нота с огромной долей вероятности была отправлена из Берлина еще до полуночи, свидетельствует ее датировка — 21 июня, так указано в ежемесячнике внешней политики Рейха:

Наблюдение за немецким посольством со стороны НКГБ, конечно же, велось, и велось пристально. Даже наружное наблюдение не могло не заметить, что ближе к полуночи в уже спящем посольстве возникла какая-то суета. Дальше, после получения текста Ноты из Берлина, Шуленбург должен был срочно связаться с Молотовым, чтобы успеть вручить ее до начала войны. Я подозреваю, что Шуленбург и на посольской машине метался по улицам ночной Москвы, подъезжал к Кремлевской стене напротив здания Совнаркома и вскарабкивался на крышу «Мерседеса», пытаясь высмотреть свет в каком-нибудь окне Сенатского дворца. Но в 23.00 уже все окна погасли. Поскребышев закрыл за последним посетителем кабинета Сталина дверь и выключил свет.

Шуленбург позвонил в Берлин своему шефу Риббентропу:

— Сталин обычно еще после полуночи работает, но сегодня никого в Кремле нет. И с Молотовым меня связать не могут. Что делать, что делать?

Тянуть с началом действий авиации уже было нельзя, к 4 утра начинает светать в это время, бомбардировщики нужно было поднимать еще в темноте. Пришлось Риббентропу будить советского посла в Берлине Деканозова, Деканозов прибыл к нему к 4.00 утра, война уже шла. Вручили Ноту Деканозову, которая ему была нужна, как зайцу баян.

В 5 часов 30 минут Шуленбург, наконец-то, прорвался к Вячеславу Михайловичу. По некоторым свидетельствам, зачитав Молотову текст ноты, граф разрыдался. А вот надо было думать, кому ты служишь!

Судя по тому, что уже в 5.45 Вячеслав Михайлович из своего кабинета пришел в кабинет к Сталину, разговор с Шуленбургом был коротким, в стиле:

— Зачитал? Так ступай отсюда.

Одновременно с Молотовым к Сталину зашли Берия, Тимошенко, Жуков, Мехлис. Начался первый день войны…

* * *

Хотите посмеяться? Для этого есть «Воспоминания и размышления»:

«В 3 часа 30 минут начальник штаба Западного округа генерал В. Е. Климовских доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Минуты через три начальник штаба Киевского округа генерал М. А. Пуркаев доложил о налете авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским военным округом генерал Ф. И. Кузнецов, который доложил о налетах вражеской авиации на Каунас и другие города.

Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика (начальника управления охраны).

— Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:

— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли?

Опять молчание.

— Будут ли указания? — настаиваю я.

Наконец, как будто очнувшись, И. В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.»

Оказывается, маршал Победы не только начальником Генштаба служил, но еще и начальником Поскребышева был. И со Сталиным «на дружеской ноге», разумеется. Сам Нарком Тимошенко ему так и говорил: «Ты, Жорка, сам Сталину звони. Тебя он уважает еще за Халхин-Гол, а я стесняюсь его ночью будить».

А Сталин, конечно, начало войны проспал, а когда его разбудили — тяжело дышал. И указаний никаких не дал.

Хрущев же придумал, что Иосиф Виссарионович в первые дни куда-то спрятался и никому не показывался. А когда его нашли, он испугался: уже не свергать ли его с трона нашедшие собрались?

Журнал посещений кабинета говорит