Ящик водки - Альфред Кох

Нашим начальником отдела, или, точнее, координатором, был Джемс Дранников, он же Дракон. В старые времена он гремел, сочинял, мотался по стране, носил кожаный пиджак и широко гулял в Домжуре (куда, если не на выезде, ходит каждый вечер вот уже 40 лет, а когда пропускает, официанты волнуются, не случилось ли чего со стариком), а после ушел в кооперацию торговать майками. Майки иссякли, и он снова пошел в журналистику, то есть второй раз вошел в одну реку – и еще какое-то время она несла нас в одном русле. Было весело.

Концовка темы такая. Где-то в те времена ветеран и фанат старой журналистики, заводной мужик Саша Куприянов, известный как Купер (начинал в старой «Комсомолке» собкором), став на какое-то время большим менеджером в потанинских СМИ, позвал меня возглавить проект и стать начальником. Я вежливо отказался. Он удивился: как так, это ведь этап карьеры, причем завидный! Я задумался: как бы ему объяснить? А сидели мы в каком-то из «известинских» кабинетов… И я говорю: вот, я хочу карьеру, но не начальственную, а такую, как у Аграновского. И Купер мне отвечает: а чего, ты и так уже как Аграновский. Тебе, чтоб с ним сравняться, немногого недостатает. А чего? Да гикнуться. Пардон.

Шутка, а все равно приятно…

Что же касается личной жизни, то в апреле у меня, как это и было запланировано, родилась младшая дочка. Все было иначе, не так, как со старшей. К тому времени появились какие-то деньги – на витамины, отдельную палату, серьезного доктора. Он меня звал на роды: хочешь – приходи, смотри и даже помогай. Но делать этого он не советовал. Поскольку, на его взгляд, некоторых вещей в жизни лучше бы не видеть. Бывают лишние знания. По наблюдениям доктора, у мужчин, которые видели роды, менялось отношение к женщинам. В худшую сторону. И, в общем, я не пошел. Я все-таки согласился с тем выводом, что лишняя информация – она бывает. Каждый из нас может такую найти, покопавшись в памяти. Зачем же ее множить своими руками, не считаясь к тому же с личным временем?

За те восемь с половиной лет, что прошли к тому моменту с рождения старшей дочки, я сбавил обороты и стал вести себя скромней. Я перестал считать себя сильно умным и оставил обыкновение учить кого-то чему-то. С младшей уж у меня не было и нету излишней ретивости в деле воспитания подрастающего поколения. С самого начала у меня с ней сложилось мирное сосуществование. Когда она на меня наезжает, я к этому отношусь спокойно и пытаюсь договориться по-хорошему…

– Вот у меня запись. На 30 декабря 98-го года, Алик, я договаривался с Жечковым – между прочим, его тоже за налоги тогда прижали, не тебя одного – помнишь?

– Да. И Вову Григорьева прижали.

– И Лиса. Я писал про это заметки.

– Это – элементы все того же наезда Гуся с Березой.

– Я Григорьева тогда свел с Падвой как раз, и тот сразу включился… Так вот, у меня была назначена встреча с тобой и Жечковым в студии звукозаписи в «Олимпийском», где вы собирались записывать диск.

– Да.

– Но только вы телефоны все поотключали. И я до вас так и не добрался – поди знай, где там эта студия. Так вы записали диск?

– Да. Записали.

– «Храмы России» ты там пел, как это с тобой случается на праздниках?

– Да. И еще три или четыре песни.

– А вы его издали, выкинули на рынок – или как?

– Он не вышел, конечно, – уровень моего вокала тебе известен. Но у меня и у Жечкова есть по диску. Мой у меня дома где-то валяется.

– Уровень твоего вокала? Да кто ж его знает. У тебя все-таки музыкальное образование (я имею в виду музшколу). Вообще глянь! То ты кандидат наук, то вице-премьер, то на тебя уголовное дело заводят, то внезапно вдруг выясняется, что ты вокалист…

– Видишь, какой я разнообразный. Как Китовани. Помнишь Китовани? Доктор филологии – и одновременно вор в законе. Тенгиз его звали.

– А тебя же тоже можно в принципе короновать, а?

– Нет-нет, нельзя; я женат, у меня дети. Хотя по теперешним меркам – смело можно. В партии не состоял, с ментами не якшался.

– В Турции сидел на киче (о чем мы уже сообщили раньше), так что и ходочка есть. Даже две.

– Да. Такие ходочки дорогого стоят.

– Дай Бог всякому.

– И статейка не какая-нибудь педерастическая. Не изнасилование, а незаконное пересечение границы и Турции, и США. Два раза. Так что я рецидивист.

– «Если ходки – то короткой…» В общем, тебя, похоже, можно короновать. Хочешь, замолвлю за тебя словечко?

– Да пошел ты к черту! Что про нас читатели подумают…

Бутылка восемнадцатая. 1999

В 99-м году Кох прятался от неумолимого меча российского правосудия за границей. Потом вернулся и рассчитался с долгами после дефолтовского попадания.

Свинаренко путешествовал по земному шару на шару, то есть даром. И писал книги.

– Да, брат, первое событие года – не какая-нибудь там херня типа очередного постановления или смерти некоего второстепенного деятеля и не 300-летие граненого стакана – но отставка Березовского Б.А. с поста исполнительного директора секретаря СНГ. Ну так как? Это все тогда, значит, началось?

– Да не. Надоело ему, наверно, просто дурковать. Решил, что должности «Березовский» ему достаточно. У нас тогда с премьерами была история, если ты помнишь.

– С трудом. Это когда Примаков?…

– Да. Примуса поставили в сентябре 98-го года. А потом уже где-то к марту – маю 99-го его сняли и назначили Степашина. А потом, в августе или сентябре, назначили Путина. Это 99-й год.

– Я помню. Потому что как раз Шакирова, который, как мне кажется, симпатизировал Примакову, 25 марта 99-го выгнали из «Коммерсанта». (А после из «Известий», где он был главным. Дальше он, побыв безработным, стал командовать «Новым временем».)

– За что?

– А за то, что уже началась афера с покупкой «Коммерсанта».

– 99-й… Это так недавно было. А кажется, что давно.

– Помнишь, Примус развернулся над океаном?

– Да.

– Патриотически так развернулся.

– Да. В знак протеста против бомбардировки Югославии.

– Которая началась в марте. Помню, один мой товарищ, из эмигрантов, прожив к тому времени в Штатах лет десять, как раз в 99-м получил их паспорт. Вместо green card. Приехал с этим паспортом в Москву и позвал меня в числе прочих в ЦДЖ – обмывать паспорт. А в то время в Домжур еще как-то ходили по старой памяти. Даже, видишь, эмигранты из бизнесменов. Я, кстати, и сейчас там люблю иногда посидеть. На контрасте, в память о тех временах, когда попасть туда невозможно было. При Советах там считалось круто. Раньше нужен был билет членский, чтоб войти, а сейчас иди не хочу. Самое смешное, чтотам остались все те же официанты, которые были при советской власти, и они там помнят завсегдатаев: в ЦДЖ Аджубей бухал, у него там был свой уголок. Гагарин заходил.