Знающий не говорит. Тетралогия - Людмила Астахова

– Я очень сожалею, господин Виним, но в Ритагоне у меня множество дел, – заверил Ириен. – Я свою миссию исполнил, доставив вам сестру, а теперь вынужден откланяться.

Илаке оставалось только дивиться, каким образом ее вечно раздраженный телохранитель вдруг превратился в вежливого и церемонного господина, раскланивающегося с братцем с изяществом, достойным королевского дворца. Ей тоже перепало от сего пирога вежливости. Ириен не поскупился на любезную улыбку, изменившую его лицо до неузнаваемости. Только глаза оставались холодными и злыми, мол, не стоит обольщаться, милая.

– Всего наилучшего, сударыня. Надеюсь, вас не слишком утомило наше путешествие. Счастливо оставаться.

Девушка в ответ изобразила книксен, не слишком вязавшийся с мужским платьем. Она молча глядела, как зловредный эльф вспрыгивает в седло и покидает ее жизнь, оставляя в душе горькую занозу, слишком болезненную, чтобы быстро забыться. Она даже сама не поняла, зачем побежала следом.

– Ириен! Ириен!

– Чего тебе? – спросил он неласково.

– Вы простили меня?

Он склонился ниже, со странным любопытством разглядывая девушку.

– Для тебя это важно?

– Не знаю… наверное… может быть…

– Простил. Разве дело в моем прощении или непрощении? Все ведь закончилось более или менее благополучно. Грин скоро выздоровеет, ты будешь жить в одном из самых красивых городов мира. Важно ли что-нибудь еще? У тебя впереди целая жизнь, чтобы понять.

– Что понять?

– Все, – ухмыльнулся Ириен и тяжело вздохнул. – Как ты мне надоела, Ила, если б ты только знала.

Когда дом Птиера исчез за поворотом, он со спокойной совестью выкинул вздорную девицу из своих мыслей. Помнить об Илаке было все равно что помнить о камушке, случайно попавшем в сапог. Дугнасу всегда не везло с женщинами, будь то возлюбленные, жена или дочка.

Глава 3

ЯЩЕРИЦЫ И САЛАМАНДРЫ

Жизнь продолжается… несмотря ни на что.

Кое-кто утверждает, что у кошек двенадцать жизней. Хотя весьма сомнительно, чтобы этот кто-то проверял сей факт досконально. Кошки, само собой, таинственно молчат. На то они и кошки.

А вот Джасс точно знала, что у нее много жизней. Уже примерно шесть. Вот, судите сами: первая началась, как у всех людей и нелюдей, из чрева родительницы, где-то на берегу северного моря; вторая прошла в стенах Ятсоунского храма; третья – в Храггасе, проклятой аймолайской дыре. Четвертая началась в день, когда под напором селя сгинул Храггас, и протекала до падения самой Джасс в хисарскую яму; затем случилась пятая жизнь, знаменуемая присутствием незабвенного лангера-эльфа, и вот оно, начало новой, шестой жизни – без Ириена Альса, после него. И если предположить некое скрытое сродство женской и кошачьей природы, то впереди бывшую жрицу бога-странника, бывшую Сестру хатами, бывшую возлюбленную эльфа, и прочая, и прочая, непременно поджидали еще шесть жизней. Одна другой интересней и опасней. Хотя если внять мнению Джасс, то она как раз остановилась бы на пятой. Наверное… Ну да ладно, разве злой бог судьбы спрашивает мнения смертных?

Приятно все-таки иногда ловить на себе восхищенный мужской взгляд. Особенно после того как некоторое время представители племени носящих штаны взирали на тебя либо как на помесь отравленного ножа, ядовитой змеи и зажигательного снаряда, либо как на живой памятник чужой славе. И то и другое очень быстро начинает утомлять. Джасс специально сделала лишний круг по залу, чтобы убедиться в истинности своего впечатления. Так и есть. Вот он, высокий господин в алом колете, черноволосый, черноглазый и смуглый, как аймолаец. Слава богам, на оттенке загара его сходство с жителями проклятой Аймолы и заканчивалось. Очень хорошо, что в Маргаре не привилась мода на маски, как в Дарже или на Эрмидэях. Аккуратно подстриженная бородка клинышком при безупречно выбритых щеках, вьющиеся крупными локонами волосы по плечи, ровные зубы, мужественный профиль. Ну что еще надо для того, чтобы считаться в Инисфаре эталоном красоты? Разве только плотно набитый золотом кошель. Но у черноглазого, видимо, и здесь не имелось никаких проблем. Усыпанные драгоценными камнями ножны для кинжала – это раз, рубин в серьге размером с ноготь большого пальца – это два, наимоднейший покрой платья – это три. Более чем достаточно для опытного взгляда.

Мужчина снова одарил Джасс пламенным взором, порядком смутив. Она, помимо воли, глянула в зеркало на соседней стене. Глубокий вырез спереди обнажает как раз столько, чтобы оставалось место для фантазии, шея длинная, волосы уложены так, чтобы никто не догадался об их неприличной длине. И даже на лице просматривается некая миловидность: губки яркие, глазки дерзкие, легкий румянец намечается. Вроде бы есть достоинства, от которых можно воспылать, а все одно не верится. Джасс всегда, практически с детства знала, что ничего особо выдающегося в ее внешности нет. Во всяком случае, редкостной красоты, которая заставляет мужчин столбенеть на месте, терять рассудок и сподвигает на сложение виршей, так точно нету. Альсовы же безумства легко списывались на сугубо эльфячью эстетику. Всем известно, что у остроухих полно всяческих вывихов по части понимания красоты. Так что, когда Альс впадал в восторг от изгиба ее коленки, можно было не смущаться и спокойно принимать комплименты. Только один он и способен углядеть эту немыслимую гармонию линий. От несвоевременных воспоминаний об эльфе вдоль позвоночника пробежал холодок, заставивший Джасс поежиться.

– Замерзли, сударыня? Здесь всегда гуляют сквозняки.

Его дыхание шевелило волоски сзади на оголенной шее. И перегаром не пахло.

– И не только сквозняки, – улыбнулась Джасс.

– И не только гуляют, – хмыкнул он.

Вот это верно, в самую точку. Теперь самое время обернуться и поглядеть на него вблизи. Лицом к лицу, так сказать. А пахло от его одежды приятно, чем-то сладким, но свежим, и взор его далеко не сразу скатился в ложбинку между грудями. Для маргарца это подвиг.

– Хотите пригласить на танец?

– А можно?

– Нужно. Заодно и согреемся.

Они легко влились в круг, подхватив ритм несложных движений. Музыка не прерывалась, кто-то, устав, уходил, кто-то присоединялся, менялись партнеры. И так до тех пор, пока музыканты не выбьются из сил или не останется ни одной пары танцоров. Еще один удобный маргарский обычай.