Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Вот вам, любезный приятель, о тогдашнем моем двадцатитрехдневном в старушке–Москве жительстве целая история или паче журнал, извлеченный из тогдашних записок. А теперь дозвольте мне письмо сие сим кончить и сказать вам, что я есмь ваш, я прочее.

(Декабря 16–го дня 1809 года).

Письмо 205–е.

 Любезный приятель! Отправившись помянутым образом поутру 26–го генваря из Москвы, в Богородицк возвратился я не прежде, как уже 29–го числа перед вечером, и продолжилось путешествие сие потому, что я опять заезжал на часок в свое Дворяниново; а оттуда, сочтя своего прикащика, завернул на час в Калединку, а из сей ранехонько, полетел в Тулу, где отобедав у хозяина своего, Пастухова, ездил повидатся с живущим тогда уже в Туле другом моим, Алексеем Андреяновичем Албычевым, обрадовавшимся мне как родному; а от него проехал и весь вечер просидел у приятеля моего, тульского архитектора Козьмы Семеновича Сокольнякова, которого любопытного, искусного и ко мне крайне благоприятствующего человека я очень любил, и более за тихий его и добрий характер, и пользуясь его ко мне дружбою и ласкою, возложил на него комиссию приискать купца для продажи Новиковских книг и основания в Туле книжной продажи; что он с охотою и взял на себя и обещал поговорить о том с знакомым себе купцом Невревым, и о том меня уведомить.

 В Богородицке нашел я всех своих родных и домашних здоровыми и обрадовавшихся весьма моему приезду; и успел еще в тот же вечер повидаться я угостить у себя приезжавшого к нам нашего городничего с г. Толбузиным, Иваном Васильевичем, случившимся в тот день в городе, и они замучили меня спросами и расспросами о Москве, и я принужден был им обо всем и обо всем рассказывать.

 А наутрие едва успел я разобраться и заставить толочь свой врачебный камень, как прикатил ко мне и новый наш уездной судья Андрей Сергеевич Арсеньев, и пошли у нас с ним поздравления, с его стороны с благополучным возвращением, а с моей — с новым его достоинством; а в то же время возвратилась к нам любившая около сего времени в отлучке матушка моя теща, и с сего времени начались у нас опять по прежнему съезды и вечеринки и на оных разные игры и забавы.

 Сими сколько я ни был занят и сколько ни отнимали у меня времени приезжавшие к нам всякой день разные гости, но как вскорости надлежало мне отправлять в Москву нарочных, то спешил я исправлением первых возложенных на меня г. Новиковым комиссий, а особливо переводом своей «Генриеты». И в свободные утренние уединенные часы над переводом сего прекрасного романа с таким усердием трудился, что ко 2–му числу февраля успел уже всю первую часть сей книги кончить и ее уже 3–го числа к г. Новикову для печатания и отправить. Вместе с нею послал я к нему целую кипу заготовленного для журнала нашего материала, целый ящик с порошком моего врачебного камня, которого укладывание стоило мне многого труда, на целой день занимался в отвешивании приемов, завертывании каждого в особую бумажку и в связывании сих по десятку вместе для удобнейшего продавания. Но все сии труды былы напрасны. Какие по сему отношению ни строил я в мыслях прелестные воздушные замки, но оня разрушились все и исчезли как дым; ибо господину Новикову как–то не удалось достигнуть до желаемого им восстановлепия оным торговли, и они остались у него без доставления ни ему, ни мне никакой пользы, а разве воспользовались ими те только больные, которым раздавал он их даром.

 Не успел я сию комиссию свалить с плеч своих долой и заняться потом переводом второй частя своего романа, как вскоре за сим наступило то критическое время, которое называл я всегда душевною для себя каторгою, а именно, приближение разрешения бремени жены моей. Не могу изобразить, как дни, часы и минуты сии бывали для меня всегда мучительны. Но в сей раз были они для меня несравненно тяжелее прежних. Родам случилось быть трудным и жена моя не только мучилась ими долго, но подвержена была и опасности крайней. А к вящему смущению, мешали нам все приезжающие издалека к нам, как нарочно, на ту пору гости и были, по пословице говоря, пуще татар нам. Но как бы то ни было, но мы, препроводыв более суток в несносном почти смущении и душевной тревоге, обрадованы были наконец ввечеру 8–го числа февраля разрешением бремени ее дочерью, которая хотя была у меня тогда уже пятая, но я нимало о том, по обыкновению своему, не горевал, но столько ж обрадован был ею как бы рождением и сына. Малютку сию назвали мы Варварою и на четвертой день после того окрестили.

 Как родить жене моей случилось уже в понедельник на маслянице, то по случаю и родин сих и самой масляницы провели мы всю сию неделю с людьми и в беспрестанных угощениях приезжающих к нам гостей, а потом в разъездах по всему городу для обыкновенного прощанья, и время сие провели весело.

 С наступлением великого поста начали мы по обыкновению говеть и молиться, а я в праздные часы продолжать переводить свою книгу, я трудился над тем с такою прилежностию, что к 23–му числу сего месяца успел ее и всю кончить и 25–го числа отправить к Новикову и последнюю уже часть оной; и примечания достойно, что я над переводом сей книги, несмотря на всю ее величину и на все бывшие отрывки и помешательства, трудился не более 30–ти дней, следовательно меньше месяца.

 Впрочем, в течение сего великого поста не произошло у нас ничего важного. Мы провели оной в мире и тишине и в продолжаемых кое–когда, а особливо по воскресным и праздничным дням съездах, свиданиях и друг друга угощениях. В начале только марта повстревожились мы было тем, что сын мой Павел занемог, но по счастию болезнь его продлилась не долго, и он при помощи друга моего, нашего лекаря, скоро от ней освободился и обрадовал нас опять своим выздоровлением.

 Что касается до моих, в течение сего времени, литературных упражнений, то оные состояли на большую часть в заготовлении материала для моего журнала, которого до наступления весны хотелось мне позаготовить колико можно более, дабы тем меньше мог бы я сим необходимым делом быть связан при наступлении приближающейся весны. Кроме того, трудился я над сформированием того моего сочинения, которое впоследствии времени напечатано под заглавием «Чувствования христианина при начале и конце каждого дня в недели», и о коем говорил я в бытность мою в Москве с г. Новиковым. Первые рассуждения, в ней находящиеся, сочинены были у меня уже давно и еще во время жительства моего в деревне, а в сие время умножил я оные до 14–ти, дабы их стало на все дни в неделе, и успел даже переписать их набело. А как и за всем тем оставалось еще несколько свободного времени, то переписав одну, еще в бытность мою в Кёнигсберге переведенную немецкую проповедь из сочинений славного немецкого проповедника Иерузалема, «О безумии идущих против Бога и неверующих его Провидению», отправил ее к г. Новикову для напечатания, где он поместить ее заблагоразсудит; при котором случае уведомлял его, что охотник для продажи книг его в Туле приискан, и чтоб он присылал их ко мне.