Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Голос. Что он будет делать?

Сталин. Его можно использовать на советской работе. Почему бы нет?»[1129]

Довольно примечательный эпизод имел место на этом совещании в связи с выступлениями на нем Троцкого. А надо сказать, что он проявлял необычайную активность, выступал много раз, часто подавал реплики и т. д. Один из делегатов с явной иронией заметил в связи с этим: «…со стороны тов. Троцкого интерес к национальному вопросу появился с момента XII партийного съезда, а до XII съезда мы особенно благотворного влияния тов. Троцкого в борьбе с великорусским национализмом не чувствовали»[1130]. Сам Троцкий не прошел мимо этого замечания и посчитал нужным дать следующее объяснение: «Несомненно, этот интерес мой к нацвопросу повысился ко времени XII съезда, когда он у всей партии повысился. Я сохраняю за собой право в первую голову интересоваться теми вопросами, которые интересуют партию. Не скрою: есть еще один момент, который побудил меня этими вопросами заняться, — это было личное письмо ко мне тов. Ленина, который меня к этому приглашал»[1131].

Не только с высоты прошедшего времени, но и тогда было совершенно ясно, что особая активность Троцкого в национальном вопросе объяснялась не только, а, возможно, и не столько его собственным интересом к этому вопросу и просьбой Ленина. Решающую роль здесь, бесспорно, играли соображения подспудного характера. Поскольку Ленин подверг критике позицию Сталина в национальном вопросе, Троцкий счел выгодным для себя набрать дополнительные политические очки, используя для этого национальную проблематику. Не без оснований он считал, что национальная проблематика представляет собой именно то поле, где Сталину можно нанести сокрушительный удар, опираясь на авторитет Ленина. Однако, как это часто случалось с Троцким, его политические расчеты оказались или зыбкими, или запоздалыми. Набрать дополнительные политические очки в противоборстве со Сталиным на этом совещании Троцкому не удалось. Сталин вел себя чрезвычайно сдержанно и проявлял готовность искать и находить необходимые компромиссы. Его позиция подкреплялась тем, что он представлял и отстаивал заранее разработанную и утвержденную Политбюро точку зрения по данному вопросу.

В рамках этой согласованной позиции Сталин решительно выступал против тенденции превратить создававшееся единое государство в некую конфедерацию. А о том, что такие тенденции имели место, говорили сами участники совещания. Так, Д.З. Мануильский, сам бывший делегатом от Украины, заявил: «Я не скрою, товарищи, что у нас на Украине имеются серьезные расхождения с частью товарищей, возглавляемых тов. Раковским. Расхождения эти по линии государственной заключаются в том, что т. Раковский стоит на точке зрения, что тот союз, который сейчас организуется и будет проведен на ближайшей сессии ЦИКа, должен представлять из себя конфедерацию государств; мы же стоим на точке зрения, что этот союз должен являться и является союзным государством, а отнюдь не конфедерацией государств»[1132].

Вообще говоря, в спорах по вопросу о принципах создания единого государства на принципиально новых основах, представители Украины (разумеется, не все) демонстрировали свою особую линию, подчеркивали то, что, если выражаться модным сейчас стилем, сильно попахивало идеей «самостийности» и «незалежности» Украины. Причем делалось это не в открытую, а маскировалось клятвенными заверениями в верности общепартийной линии. Для прояснения картины позволю себе привести довольно большой пассаж из выступления Н.А. Скрыпника.

«Одна точка зрения — это великодержавный централизм, имеющий своей формой единую и неделимую Россию, точка зрения, осужденная и пригвожденная к позорному столбу нашим XII партсъездом, но все же, к сожалению, до сих пор имеющая своих сторонников в нашей партии. Нам придется выкорчевывать эту точку зрения, уничтожить ее, ибо до съезда она существовала, многие остались при этой точке зрения до сих пор. Надо постоянно отграничиваться от неё, ибо лозунг «единая неделимая республика» есть лишь сменовеховская модификация деникинского лозунга «единой и неделимой России». Эта точка зрения — не наша, а точка зрения крупной буржуазии. Мы с ней должны бороться, но мы равным образом должны бороться и с другой точкой зрения, которая представляет себе наш объединенный Союз Республик, как какой-то конгломерат, где имеются национальные государственные единицы, в своей совокупности не имеющие единой государственной воли. И эта точка зрения конфедерации имеет еще многих и многих сторонников. Мы должны отграничиться от обоих уклонов. Мы должны прямо сказать себе, что мы не только строим новое государство, но мы строим его не на старых принципах буржуазной науки государственного права. Мы не исходим из точки зрения ни единого государства, поглощающего объединяющие единицы, ни конфедерации, где союз не имеет своей воли»[1133].

Формально к речи Скрыпника трудно придраться и обвинить его в уклоне в сторону украинского национализма. Вроде он говорил по делу и общую позицию сформулировал в духе ортодоксальной партийной линии. Однако при подходе к практическим вопросам Скрыпник, как и ряд других украинских представителей, фактически выхолащивали содержание самого понятия — единое государство, когда речь шла о разграничении функций и полномочий. Весь свой пыл они концентрировали на борьбе против великорусского шовинизма. Да и как ни прикрывались некоторые представители Украины различными формулировками и другими словесными ухищрениями, фактически они высказывались за принцип конфедерации, а не федерации.

Полемика на совещании по данному вопросу настолько обострилась, что Раковский взял слово по личному вопросу. В нем он заявил: «Не в формулировках дело, а в том, какое содержание мы вложим в это социалистическое государство. Я считаю, что мы, украинцы, не меньше коммунисты, чем Сталин. Когда он в это понятие хочет внести более централистическое понимание, мы на этот счет будем спорить. И если это более централистическое понимание будет принято Политбюро и Пленумом ЦК, это не отнимает права у нас считать, что оно недостаточно целесообразно и, может быть, опыт покажет, что его нужно изменить»[1134].

В своем ответе на выступления Сталин специально остановился на комплексе этих вопросов. В частности, он сказал: «Я вижу, что некоторые тт. из украинцев за период от I съезда Союза Республик до XII съезда партии и настоящего совещания претерпели некоторую эволюцию от федерализма к конфедерализму. Ну, а я за федерацию, т. е. против конфедерации, т. е. против предложений Раковского и Скрыпника»[1135].

Можно было бы и дальше анализировать некоторые важные аспекты национальной проблематики, затронутые как Сталиным, так и его оппонентами. Но я полагаю, что и сказанного достаточно, чтобы читатель мог получить более или менее ясное представление о его взглядах и позиции на тот период времени. У кого-нибудь возникнет впечатление, что я и так излишне подробно излагаю здесь отдельные нюансы его позиции. Но я думаю, что не только в чисто историческом плане эта проблема заслуживает серьезного внимания. Послесталинский опыт развития Советского многонационального государства, особенно в период перестройки и после распада Советского Союза, с неопровержимой убедительностью доказал, насколько важными были для развития единого государства проблемы национальных отношений и методы решения возникавших вопросов. Сейчас многие компетентные исследователи, на мой взгляд, вполне обоснованно считают, что прежде всего разгул местного национализма, возникновение привилегированных национальных элит, с одной стороны, и отсутствие со стороны центра ясной, справедливой и твердой национальной политики явились одной из главных причин распада Советского Союза. Причем надо сказать, что политологами было пущено в оборот весьма благозвучное понятие «национальные элиты». В действительности национальные элиты представляли собой альянс прогнившей партийной, комсомольской и хозяйственной номенклатуры с теневыми мафиозными структурами. Так что под национальными элитами правильнее было бы понимать прокисшие сливки прежнего общества.

Поэтому сталинский опыт в области национальной политики, относящийся к периоду до смерти Ленина, безусловно заслуживает самого пристального внимания и изучения. Этот опыт вместе с тем составляет значительную составную часть всей политической биографии Сталина, и без знания именно этих аспектов его деятельности не будет полного представления о нем как политической фигуре вообще.