Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

— Пауль ранен!

А командир ткнул здоровой рукой в пригорок:

— Там люди. Взять!

Ни один не бросился на помощь командиру. Едва прозвучала команда, копейщики подняли головы и впились глазами в заросли папоротника. Они не могли разглядеть северян.

— Назад, — шепнул Эрвин и двинулся вспять, не отводя глаз от врагов.

Один извлек из поясной сумы блестящий кругляш, вроде монеты. Перекинул стрелку с огненным камнем. Тот поднял монету к лицу… и она осталась висеть в воздухе перед его глазом! Сквозь нее стрелок глянул на пригорок.

— Теперь он видит нас!.. — понял Эрвин.

Солдат вскинул руку и метнул комок пламени. Кусты полыхнули над головами, дождем полетели искры. Жаркая волна дыхнула в лицо. Джемис, что успел отползти дальше, ухватил Эрвина за ноги и поволок из огня. Прежде, чем враги пропали из виду, Эрвин успел разглядеть: Пауль, командир искровиков, ухватил болт за древко и потянул из раны. Болт, застрявший в кости! Своей собственной рукой! По-прежнему не издавая ни звука…

Мигнула вспышка, Эрвина окатило жаром.

— Бегом, бегом! — закричал Джемис, схватываясь на ноги.

Он потянул лорда за руку, поднял, потащил за собой. Набирая скорость они помчались в лес, к лошадям. Над головами трещало пламя. Вершина холма скрыла северян, стрелки били огнем по кронам деревьев. Лес обливался заревом, разрывался на клочья света и тени. Снопы искр, горящие листья, комки пепла сыпались, будто снег. Ударяясь в лицо и руки, они зажигали крохотные точечки боли. Пламенная метель…

Когда люди добрались до лошадей, огонь прекратился. На вершине холма полыхал пожар, но здесь, в низине, пока было тихо. Северяне прыгнули в седла. Издали донесся звук рога, дважды повторился.

— Они вызывают кавалерию из форта, — сказал Джемис. — Будут устраивать погоню.

— Не догонят, — сказал Эрвин, очень стараясь верить своим словам.

Джемис подобрал Стрельца в седло и двинулся быстрой рысью, Эрвин за ним. Они ехали к Дару — обратно той тропой, которой прибыли сюда.

— Это были Предметы? — спросил Джемис.

Тысячу лет никто не слышал о говорящих Предметах. Но чем еще могли быть эти камни, плюющие огнем?..

— Да, — ответил Эрвин.

— Персты Вильгельма?

— Да.

— Но они утеряны еще до Династии. Их больше нет!

— Да.

Дальше они молчали. Эрвин чувствовал жар в лице и руках, и под ключицей. Искры не могли обжечь тело сквозь камзол. Очевидно, открылась рана. Он пощупал — ткань на груди была влажной.

Тропу пересек ручей, и Джемис остановил коня.

— Милорд, сверните по ручью и двигайтесь к Реке. Я отвлеку погоню, уведу к Ложу.

— Но мы их опережаем! — воскликнул Эрвин. — У нас целый час преимущества. Едем к Реке вместе!

— Нет, милорд. Не увидев следов в иную сторону, они поймут, что мы ушли к Реке. Нас настигнут на переправе. Им ничего не стоит сжечь нас, когда мы будем посреди Реки. Открытое пространство, легкие цели.

— Тогда вместе к Ложу.

Джемис покачал головой.

— Я смогу запутать следы и уйти. Может быть, даже подловлю парочку из них. Но вы не выдержите долгой погони. Рана кровоточит.

— Я приказываю… — начал Эрвин, воин перебил его:

— Не отдавайте глупых приказов, милорд. Я-то подчинюсь, но приказ останется глупым.

Эрвин помедлил и кивнул, отдал Джемису арбалет.

— Встретимся у Реки, в месте, где мы переправлялись. На западном берегу.

Они отсалютовали друг другу. Воин двинулся по тропе, лорд — по ручью. Овчарка тревожно оглядывалась вслед Эрвину.

Монета

26 июня — 1 июля 1774 года от Сошествия Праматерей

окрестности Лабелина

Конечно, разбойников, что стерегли Хармона, уже и след простыл. Едва они зализали раны после схватки, как тут же унесли ноги из руин крепости. Это ясно, как день.

Но как же разыскать их нанимателя? Где теперь этот подлец вместе со Светлой Сферой?..

Хармон пытался вспомнить, как он выглядел. Вот же странная штука! Тот человек сидел от него в трех футах и беседовал с Хармоном чуть ли не пол-дня. Расспрашивал о путешествии, о встрече с Джоакином, о графе Витторе и леди Ионе, о продаже Предмета. Торговец рассказал ему в мелких подробностях все, что случилось за последние месяцы! И, тем не менее, не мог вспомнить его лица.

— Какие у него глаза? — спрашивала Полли.

Хармону отчего-то помнилось, что глаза тюремщика были кроваво-красными.

— Тьма их разберет.

— А волосы какие?

Он пытался вспомнить, и видел то черные сальные патлы, то серую шерсть, стоящую торчком, как у волка на загривке.

— И волос не помню.

— Ну, а лицо? — добивалась Луиза. — Борода, усы были?

Мысленному взору Хармона борода тюремщика виделась настолько буйной и густой, что закрывала собою все лицо, кроме глаз. Борода скрывала даже губы тюремщика, и его голос пробивался сквозь темную толщу волос, отчего становился глухим и невнятным.

— Борода, кажись, была… Большая такая и темная. Но, может, и нет.

— А нос? Какой у него был нос? Прямой? Длинный или короткий? Картошкой или тонкий?

— Кажется, крючком был и острый… как у коршуна. Но могу и ошибиться.

— Ну, вы чудите, хозяин! — поражался Джоакин. — Вы о нем хоть что-то запомнили точно?

— Да! — выпалил Хармон. — Он был тощий, как скелет!

Но тут же усомнился в своих словах. По правде, в воспоминаниях тюремщик виделся Хармону размытым и жутким пятном, наподобие призрака. Однако пятно это было довольно широким.

— Нет, друзья, наверное, про тощего я соврал. Не тощий он был, а наоборот, очень даже толстый.

— Так что же, толстый, говорите?

— Да, жирный, как кабан! — Хармон поколебался. — Или это я герцога вспоминаю?..

Луиза первой потеряла терпение:

— Хозяин, как мы, по-вашему, найдем его, если вы ни черта не помните? Ступайте тогда прямиком к барону и опишите ему злодея, как нам. Авось барон поймет, кого искать.

Полли вступилась за Хармона:

— Ну, что вы накинулись! В подземелье было темно, вот хозяин и не разглядел. Вы бы лучше посочувствовали.

— Ага, вот это самое и барону скажешь: вы, милорд, лучше нам посочувствуйте, чем товар требовать. Бароны — они такой сочувственный народец! Как услышат о чужой беде, так сразу в слезы.

Хармон хмурился, дергал себя за бороду, теребил волосы, сжимал виски. Надо же такому случиться — все из головы вылетело! К слову сказать, вида пыточных инструментов Хармон тоже не помнил. Названия сохранились в уме: Голодный Волк, Куховарка, Спелое Яблочко. А вот как они выглядели — ни намека. Будто клочки тумана лежали на столе, а не железная машинерия.