Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

— Что это за люди?.. — прошептал Джемис. Его тоже потрясло увиденное.

— Алые рубахи, — процедил Эрвин, — отличная строевая выучка, искровые копья. Те самые люди, кого мы искали — солдаты Короны.

— Искровики пытают женщин?.. Милорд, такого быть не может.

Однако он видел это. Пятерка стражников в хвосте отряда несла не простые копья: наконечники были раздвоены, словно клешня краба. И ветряки над фортом — не один, не два, а четыре! Чтобы качать воду, хватило бы пары. Мельницы вращают валы искровых машин, а те заряжают очи. Гарнизон состоял из искровой пехоты!

— Отступаем, милорд?..

— Нет. Я хочу знать, куда они пойдут.

Эрвин заметил, как Джемис покосился на него, и буквально услышал мысли воина. Двадцать искровиков — против кайра, неженки и собаки. Однако если отряд серьезно отдалится от форта, то расположится на ночлег. Вряд ли они поставят больше четырех часовых. Один достанется лорду, один — овчарке, двое — кайру. Можно перебить их тихо и завладеть оружием. Затем, с искровыми копьями в руках, атаковать остальных. Тех будет шестнадцать, но растерянных и сонных. Есть шансы… скажем, один шанс. Полшанса. При условии, что раненый лорд окажется способен хоть на что-то. И захочет рискнуть собою ради дюжины незнакомых простолюдинов.

— Они не уйдут далеко, милорд. Пленные едва ковыляют. До ночи все вернутся в крепость.

Эрвин понимал это, но не двигался с места, прикипев глазами к цепочке людей. Отряд приблизился к пригорку, где затаились двое северян. Они вжались в землю среди кустов папоротника, а пленники с конвоирами прошли мимо в каких-нибудь полусотне шагов и двинулись дальше вдоль вырубки.

— Пойдем следом, милорд? — прошептал Джемис, когда враги отдалились шагов на триста.

Но в этот момент отряд остановился. Алые рубахи встали на берегу речушки, выстроив пленников в шеренгу. За спинами несчастных была сотня ярдов вырубки, дальше начинался лес.

Конвоиры рассекли веревки, отделив пленников друг от друга и освободив им руки. Те переглянулись, боязливо съежились, глядя на солдат. Человек с поврежденной ногой не смог устоять, сел на землю. Конвоиры не подняли его, он остался сидеть, сжимая опухшую ступню.

Командир отряда — он был на голову выше подчиненных — выдвинулся на фланг. По левую руку от него стояли пленники, по правую замерли в шеренге солдаты.

— Это казнь, милорд, — шепнул Джемис.

— Чепуха, — буркнул Эрвин. — Заколют искровыми копьями? Скверна для оружия! Да и зачем бы их вели вверх по речушке? Чтобы трупы принесло обратно к форту?..

В глубине души Эрвин догадывался, что воин прав. Но умом искал возражений — очень уж не хотелось видеть то, что предстояло вскоре.

Рослый командир искровиков скинул на землю свой мешок, присел, развязал. Вынул и положил на выгоревшую траву нечто совершенно неуместное: три округлых гладких булыжника. Они были розовато-дымчатыми, как кварц, и хорошо отполированными. Блики сверкнули на камнях.

Зачем они? Неужели пленных забьют насмерть булыжниками?!

Командир поднял камень и показал солдатам. Слова не долетали, но рот командира ритмично раскрывался — он пояснял что-то своим бойцам. Закончил речь вопросом. Спаянный хор голосов достиг Эрвина:

— Так точно.

Тогда командир перекинул булыжник в левую руку и прищурился. Эрвину показалось, что кварц заблестел сильнее, словно разгорелся. Вражеский офицер сжал правую ладонь в кулак и вогнал ее в камень.

Нет, не ударил! Двести ярдов дистанции, но Эрвин отлично рассмотрел! Видел и Джемис — лорд услышал потрясенный возглас воина. Командир искровиков вонзил руку в булыжник, будто нож в масло! Камень вздрогнул и вздулся, приняв в себя плоть. Пошел волной, перетек дальше по руке и застыл, обжав предплечье розоватым наростом. Офицер поднял руку вверх — так, чтобы солдаты смогли разглядеть ее. Солнце переливалось в толще кварцевого обруча.

— Что это, милорд?.. — выдохнул Джемис. И, не получив ответа, повторил: — Что это за чертова тьма?!

Офицер прошел вдоль строя. Он говорил что-то, солдаты глядели на его руку. Остановившись, он вытянул ее перед собой, сказал пару слов, и воздух перед ладонью подернулся маревом. Задрожал прозрачными волнами — так бывает, когда горячий воздух поднимается над раскаленной мостовой.

Потом он нацелил руку в грудь ближайшего пленника.

Лохмотья и кожа вспыхнули и разлетелись клочьями, пламя сдуло их. Обнажились ребра, огонь ворвался в грудную клетку, что-то лопнуло, брызнула и испарилась кровь. Спина треснула и обуглилась, пламя прорвалось сквозь нее, выдувая сгустки пепла.

Тогда пленник упал. Ноги и таз, голова и шея сохранились целыми, от торса остались обугленные кости. Позвоночник переломился, тело распалось надвое при падении.

Пламя исчезло, угасло марево перед ладонью командира.

Это заняло секунду или даже полсекунды. Несчастный не успел и вскрикнуть.

Эрвин не мог отвести взгляда от останков. Смотрел, смотрел, смотрел — а мозг все отказывался верить глазам.

Пленные шарахнулись в стороны от трупа, и так же, как Эрвин, продолжали таращиться в то место, где вдох назад стоял человек. Один вдруг истошно завопил и бросился бежать. Крайний солдат ловко подсек ему ноги древком и нанес несколько ударов. Пленный перекатился на спину, корчась от боли. Женщина — та, что цеплялась за плечо соседа, — схватилась за сердце и осела наземь.

Командир прошагал к своему мешку и поднял второй кусок кварца. Отдал приказ, левофланговый копейщик выступил из строя.

— Положи копье. Протяни руку, — приказал ему командир.

Слова по-прежнему не достигали слуха Эрвина, но солдат сделал именно это: отложил копье и вытянул руку. Командир ухватил его за предплечье, чтобы боец не дернулся, и насадил розовый камень на его ладонь. Копейщик неловко потряс рукой, кварц медленно, будто нехотя, стек на предплечье, застыл наручем от локтя до запястья.

— Колдовство?.. — шепнул Джемис. — Это что же, колдуны какие-то?..

Командир говорил, а солдат, покорный его указаниям, поднял руку, сделал несколько взмахов, выставил перед грудью. Вот вокруг ладони замерцало марево. Солдат напрягся и замер, не отводя глаз от собственной руки.

Офицер повернулся к пленникам. Помедлил, прикидывая. Ткнул пальцем в хромого с поврежденной ступней, обронил пару слов. Пленник окаменел, глядя на командира снизу вверх. Тот повторил приказ.

Пленник поднялся, морщась от боли. Сделал шаг спиной вперед, не решаясь отвернуться от палача. Тогда командир рявкнул:

— Беги!

Пленник повернулся, захромал через вырубку, припадая на здоровую ногу, то и дело оглядываясь через плечо. Командир вскинул руку с растопыренными пальцами.