Демоны космоса - Илья Стальнов

– Есть, – кивнула она. – Не хочется ворошить прошлое. Я знаю только, что Вольген всадит мне нож в спину, как только я зазеваюсь… Теперь нельзя зевать и тебе.

– Учту…

– Когда-нибудь он убьет меня. Или я убью его…

Мне не по себе от будничности ее тона. И я с трудом верил своим ушам. Вдруг флот предстал передо мной совершенно с другой стороны. Оказывается, возможно, чтобы один офицер таким спокойным тоном обещал убить другого и намеревался со временем воплотить это стремление в жизнь.

Глава двенадцатая

Дела в нашем несокрушимом военном флоте шли не слишком гладко. Взамен погибших истребителей нам не пришло и половины, не говоря уж о кораблях-пробойниках. Зато прислали пилотов-стажеров и еще офицеров из запаса. Это значило, что потери по всем фронтам немалые. Я с изумлением узнал, что время подготовки пилотов в летных школах сокращено в полтора раза. Это уже предельный срок. За меньшее время невозможно слить воедино человека и машину.

Вновь вспоминались слова Таланы о том, что вскоре каждый пилот будет на счету…

Тянулись месяц за месяцем. От размеренной тыловой жизни эскадры не осталось и следа. Сейчас каждый день был стянут стальным обручем ожидания. Все насущные дела казались неважными. На второй план отошла вся служебная суета – звания, ордена, должности. Становились пресными обычные развлечения. Лично мне казалось, что я должен успеть наверстать что-то упущенное, чтобы быть во всеоружии перед новыми испытаниями. Кажется, такие же чувства владели и остальными.

При общем недостатке машин и личного состава наше звено укомплектовали полностью, переведя летчиков из других ополовиненных звеньев. К чему такие щедроты? Подумав, я решил, что на нас возлагали какие-то надежды. Во всяком случае, вокруг нас образовался какой-то вакуум. Командиров других звеньев и эскадрилий на расширенных совещаниях у адмирала распекали, как принято на флоте, гоняли в хвост и гриву. Нас же вообще оставили в покое. Но только с одним условием – мы должны были рвать жилы и готовиться к главному.

Талана сдержала слово и полностью отдала программу летной подготовки в мои руки. Я с благодарностью вспоминал ее уроки в «камере пыток» И, наверное, прослыл законченной сволочью – из тех, кто молод, да из ранних. Гонял я на тренажерах так, что пилоты, выбираясь из «картонных коробок», не чуяли под собой пола и валились с ног.

Постепенно, отрабатывая слаженность звена в боевых условиях, я начинал замечать, что Талана добровольно отходит на второй план, предоставляя инициативу командования мне.

– Зачем? – спросил я ее, уединившись в классе звена. – Кто из нас командир?

– Я. Поэтому могу объявить тебе взыскание и даже послать тестировать сервискомпьютеры… Но бой ты ведешь лучше. Я отвожу тебе первую роль исключительно из-за того, что это лишний шанс выжить и выполнить задачу. Такими шансами не разбрасываются… Ты хочешь официально быть командиром?

– Нет! – искренне воскликнул я.

– Правильно. Войну с подчиненными оставь мне… Войну с мерканами возьми себе…

Ну что ж. Не буду кривить душой. Такой расклад меня вполне устраивал.

Несколько раз нас отпускали на «плоскость» в краткосрочный отпуск – на три-четыре дня. Мы с Корвеном шатались по городам Дарны, ища какие-то удовольствия или красоты и пытаясь расслабиться и почувствовать вкус жизни. Но зрелище было унылое. Окраинный мир, стандартные города, похожие один на другой, развлечения, которые забавляют «плоскостников» и наполняют их обыденность впечатлениями, мне после всего пережитого казались пресными и скучными. Доступные женщины были всегда к нашим услугам в злачных местах, и я не скажу, что мне это не нравилось, но в этом тоже была обыденность «плоскости». И однажды на очередной челнок, готовый спустить меня на отдых, я просто не пришел.

– Надо доработать элемент в «картонной коробке», – сказал я, извиняясь перед Корвеном, когда мы стояли у стартового ангара.

– «Коробка» скоро тебе заменит женщин, еду и сон, – буркнул недовольно Корвен, который спускался на «плоскость» всегда с радостью.

– Возьми Талану, – предложил я.

– Вы одинаковые, – хмыкнул он. Как ни странно, с каждым днем все более дружеские отношения складывались между мной, Корвендам и Таланой. Мы часто засиживались в кают-компании, офицерском баре или в моей каюте.

Я любил эти часы, когда после «пыточной камеры» мы втроем устраивались в моей каюте. Корвен и Талана могли часами сидеть над шахматной доской, заставленной фигурами, и передвигать их.

– Вечная игра, – говорила Талана, двигая ферзя.

– Это верно, – кивал Корвен.

– Никто не знает, когда и где появилась. Она тысячелетиями кочует от звезды к звезде, – информировала Талана, являвшаяся ходячей энциклопедией. – На изолированных друг от друга диких планетах в разных концах обитаемой сферы находили шахматы. Что ты думаешь об этом, Серг?

– Я не очень люблю игры, – честно отвечал я.

– Зря. Это не совсем игра. Это способ стратегического и тактического мышления. Когда-то линкор назывался ладьей. Монитор – ферзем.

– А что такое пешка? – поинтересовался я.

– Истребитель… Который может однажды стать линкором. Философия, – улыбнулась Талана. – Нет маленьких фигур. При определенных обстоятельствах самая маленькая фигура становится самой важной на доске.

– Как повезет, – Корвен двинул вперед коня, прикрываясь от фланговой атаки белых.

– Не только. Главное – знать направление. И идти по нему, невзирая ни на что…

Пешка и ферзь… Что-то странное, притягательное Для меня было в этом сравнении. И что-то в нем сильно тревожило, нещадно теребило душу.

Вообще эта немотивированная тревога посещала меня в последнее время все чаще. Иногда мне казалось, что она пытается меня вышибить из мира реальности. И овладевала дикая идея, что люди в том мире делятся на шахматные фигуры и просто идет какая-то игра. Странная глобальная игра. И игроки в ней явно не мы…

Я не раз просыпался по ночам в ознобе, глядя на тревожно пульсирующий сигнал медконтролера. Во сне повышался адреналин, скакал пульс. Я будто с кем-то сражался – наверное, с бесами, которые ночью грозили прорвать броню, отделяющую подсознание от сознания.

Внешне я вел себя пристойно, как дисциплинированный командир, образец для подчиненных. Но со мной явно было что-то не в порядке. При здравом рассуждении я списывал свои душевные тревоги на последствия долгого пребывания в «картонной коробке» и работы со стопроцентным уровнем реальности. Тут и стальная нервная система, пусть и поддерживаемая меддиагностом, начнет ржаветь.

Иногда, когда я прикрывал глаза, передо мною будто наяву вставали узоры, виденные мной в тот день, когда я пытался вырваться из сектора, отрезанного от ангара спасшлюпок.

Однажды я преодолел страх и неуверенность и вновь решил попытать свои силы. Я пялился тупо, как религиозный маньяк из секты «Приподнятых», в стену, где находился блок сервискомпьютера. Я тщетно пробовал установить контакт с ним. С таким же успехом я мог пытаться переговорить с Луной, вокруг которой вращался сейчас «Бриз». Это было бы хоть занимательно. Никакого отклика. Но не приснилось же мне все это. Было. Был колдовской мир виртуальной реальности. И был контакт с ним.

– Откройся, – громко потребовал я у двери своей каюты. Ничего не открылось. Я представил, как все это смотрится со стороны, и почувствовал себя дураком. *** Волшебные звуки закружили меня в сладостном вихре. Они пронизывали меня насквозь, томно отзывались в каждой частичке тела, очищали родниковой водой душу. Я с трепетом внимал оркестру, исполнявшему божественную сонату Лакмаса «Сжатие пустоты».

В последнее время я взял привычку расслабляться после двухчасового пребывания в «картонной коробке», слушая музыку. Это занятие затягивало меня все больше. Я парил в высших слоях атмосферы переливчатых звуков, рожденных современными инструментами. На глаза наворачивались слезы от пронзительного пения скрипок. Подзаряжался бравой энергией от средневековых маршей, исполнявшихся на старинных ударных и смычковых инструментах. Музыка подпитывала меня какой-то высшей энергией, которую не даст ни один медицинский блок. Она будто приоткрывала потаенные двери в моей душе.

Соната «Сжатие пустоты» достигла апогея, вступил грубый басовый орган. Я воспарил вверх и обрушился вниз вместе с божественной мелодией, которая уносила меня в невероятную даль, где, скорее всего, и была истинная жизнь, хранился в тысячелетиях истинный смысл всего…

Настойчивый сигнал вызова вернул меня обратно. Мелодичный голос компа проинформировал, что лейтенанта Серга Кронбергшена вызывает начальник отдела контрразведки полковник Торрел. На карточку компа мне уже были сброшены время прибытия, маршрут.

– Ящер дурчинский, – пробурчаля зло в адрес полковника.