Табу на любовь (СИ) - Кофф Натализа

— Ратти! — расслышала я глубокий хриплый шепот, проникающий в самую душу.

Я прогнулась, когда ощутила, как настойчивые и требовательные пальцы проникают в мое тело и задевают волшебные струны моего наслаждения. Я не собиралась стонать от удовольствия. Я все еще дико боялась того, что должно вот-вот случиться со мной.

Но не сдержалась. Мои руки обхватили широкие плечи, а ногти вцепились в горячую кожу, оставляя глубокие следы.

Львовский в ответ крепко сжал ладонью мою попу, заставляя прогнуться навстречу его бедрам.

Рома удерживал меня своими крепкими руками, не позволял сбежать или свести ноги вместе. Его жадный рот скользил по моей коже, оставлял огненные следы, которые, я была уверена в этом, останутся со мной навсегда.

— Чертовы «резинки»! — пробормотал он, отстраняясь от меня, но не убирая рук с моих бедер.

Я стыдливо замерла, глядя на мужскую плоть, замершую у входа и готовую проникнуть в мое тело. Налитая кровью, она подрагивала, словно стремилась как можно быстрее оказаться во мне.

— Не смотри так! — рявкнул Роман, а я не могла ничего поделать со своим любопытством. Не могла прикрыть веки, или отвернуться.

Движения Романа были молниеносными. Он протянул руку к тумбочке, вынул ленту презервативов и распаковал один.

Я понимала, что от смущения покраснела до кончиков волос. Но неотрывно следила за тем, как латекс обхватывает возбужденную мужскую плоть.

— Не перестанешь — кончу, а потом возьму тебя так, как хочу, — пророкотал Рома. — И все растянется до следующего утра, Ратти!

Я сглотнула, все же прикрыла стыдливо веки. Сейчас раннее утро, и я совсем не планировала оставаться у Львовского еще сутки.

Пусть все закончится быстро.

Всхлипнула и прикусила губу почти до крови, когда ощутила тяжесть мужского тела на себе. Рома удерживал свой вес на локтях, словно окутывал меня собой, брал в плен мое тело и мой разум.

— Ты готова для меня, Ратти, — хрипло выдохнул он, скользя приоткрытым ртом по моей шее, оставляя влажные поцелуи за ухом и посылая кучу мурашек по всему моему телу. — Хочешь меня… Ты мой наркотик, Ратти… Гребаный кокс…

Мое тело выгнулось дугой, а руки вцепились в широкие, мускулистые плечи. Тугая плоть настойчиво вторглась в мое лоно, непривычно растягивая и осторожно скользя.

Я ожидала дикой боли. Но пока что испытывала лишь непривычные, но приятные ощущения наполненности. Точно именно этого кусочка мне не хватало, чтобы собрать хитрый пазл.

— Ооох! — выдохнула я, когда этот дикий и жадный мужчина отстранился от меня.

— Млять! — процедил он, одной рукой подхватил мои бедра и застыл.

Я с трудом разлепила веки. Рома всматривался в мое лицо, точно искал ответы на свои вопросы.

— Твою мать! — процедил он и стремительно проник в меня одним толчком.

Я застонала, но уже совсем не от наслаждения. Мне было дико больно, точно Львовский разбил меня надвое, расколол мое тело и не собирался останавливаться на достигнутом.

— Я предупреждал… Говорил… — рычал он, вновь и вновь тараня меня своим телом, а я лишь всхлипывала, сжималась в один кровоточащий комок плоти и ждала, когда же все закончится.

Я не пыталась избежать контакта. Просто ждала, когда Львовский перестанет терзать меня своими жадными движениями.

Мужские губы сжимались на моем плече, и я точно знала, что наутро на моей коже появится синяк — подарок от Львовского.

Я не противилась мужским касаниям, даже наоборот, сжимала и поглаживала ладонями шею, затылок, плечи Романа. И он словно оттаял. Его толчки становились менее болезненными, плавными, и, кажется, нежными.

— Знаю, я — ублюдок, — прошептал он, прижимаясь носом к моему виску. — Хуже того, я двинутый на тебе ублюдок.

Финальный толчок заставил меня крепче вцепиться в обнаженные мужские плечи. И я поняла, что плачу лишь тогда, когда горячая ладонь осторожно вытерла соленые капли с моих щек.

Сквозь пелену слез я видела лицо Романа размытым пятном, но почему-то больше не боялась этого мужчины. Не боялась, что он сможет навредить мне. Больше не сможет. Ведь он уже отобрал у меня все, что только мог. Не только мою девственность, но и мое сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})***

Глава 30

— Доволен, ублюдок?! — ухмылялось мое отражение.

Не выдержал. Ударил кулаком в зеркальную стену. Физическая боль должна была принести облегчение. Заглушить тот дикий коктейль Молотова, что выжигал меня изнутри.

Но хрен там. Легче не становилось. Только хуже. Перед глазами так и маячила кровавая простыня. Казалось, что я порвал девчонку на куски.

А она встала, оделась и ушла.

Ушла, не оглядываясь.

Хотелось выть от бессилия. Не так ведь я планировал все. Совсем не так.

Хотел привязать ее к койке сексом. Хотел доказать, что лучше других ее мужиков.

А по итогу — багровое пятно и тихие слезы.

Ублюдок!

Зеркальные осколки ссыпались в раковину. Самый большой из них остался на прежнем месте, показывая мне отражение моего уродливого нутра.

В офис я примчался злым. Пришлось ждать врача, которого за каким-то хреном припер Ольховский.

— Шей так! — велел я доктору.

Места порезов жгло огнем. Но я лишь прикрыл глаза, приветствуя эту боль.

Работа не клеилась. За «косяки» гребли все сотрудники, включая курьеров и начальников отделов.

Ольховский удерживал от меня визитеров на расстоянии. Я никого не хотел видеть. Вернее, только один человечек смог бы смягчить мой гнев сейчас. Но он, вернее она, получила свободу от меня. Я сам ее пообещал девчонке.

И сдержу слово.

— Роман Дмитриевич, ваша невеста ждет вас в приемной, — осторожно сообщила секретарша.

Едва сдержался, чтобы не заорать на подчиненную.

Какого, спрашивается, хрена, Дарья явилась в офис? Но я не успел. Дражайшая невестушка уже входила в кабинет, цокая каблуками и сверкая томным взглядом.

Невольно сравнил ее с Ратти.

Даша была низкопробной серебряной цепью с тусклой подвеской. Вроде бы и драгоценность, а потерта и поношена.

Моя Ратти была шедевром ювелирного искусства. Изысканным и редким. Одним на триллион вот таких «украшений», как Несторова-старшая.

— Здравствуй, Рома, — натянуто улыбнулась она.

Я откинулся в кресле, прикидывая, как быстро и безболезненно можно выпроводить Дарью из офиса и не встречаться с ней до самой брачной церемонии.

Женщина прошествовала к столу, точно по подиуму. Остановилась передо мной, скрестила руки на груди.

— Ничего не хочешь мне сказать, дорогой? — требовательно произнесла она.

В женской руке увидел потрепанный мобильник. Сомневаюсь, что он принадлежал Дарье.

— Моя сестренка, — говорила Дарья, вертя в руке телефон. — Вчера вдруг исчезла из салона. А телефончик в спешке оставила. Потом я вижу фото в соцсетях. Как это называется, Рома? Только не говори, что моя шалава-сестра успела раздвинуть перед тобой ноги!

— Пошла на ***, Дарья! — максимально спокойно процедил я.

Несторова вспыхнула. От возмущения открыла рот. Закрыла. Хлопнула длинными ресницами.

— Что? — переспросила невестушка.

— Я сказал: пошла на хрен из моего кабинета! — повторил я, не поднимаясь со своего кресла. — Телефон оставь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Несторова бросила телефон на стол, а сама направилась к двери.

Я медленно поднялся на ноги, и как только Несторова протянула руку к двери, хлестко добавил:

— Не суйся к ней. Ослушаешься, будешь куковать в «дурке» до свадьбы.

Моя угроза была четкой и понятной. Дарья являлась кем угодно, но только не дурой.

Мне было насрать на ее «светлые» чувства. Знал, что Несторова не откажется от брачного договора, который сама же и подписала. Львовский — слишком выгодная для нее партия.