Нежеланная - Шэрон Кендрик

– О, Джио. – Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. – Это совсем не так.

– Разве?

Он снова прижал ее к себе, только на этот раз она почувствовала скорее его силу, а не сексуальность. Джованни склонил голову и взглянул в ее прекрасные глаза. Задумалась ли она хоть на секунду о том, что стоит ей лишь взглянуть на него своими потрясающими прозрачно-зелеными глазами, и он сделает все, что она хочет?

– Я думаю, что ты не ценишь того, насколько обходительно я обращаюсь с тобой, учитывая, что меня держали в неведении все эти годы, – сквозь зубы сказал он. Его черные глаза блеснули гневом. – Ты будешь сотрудничать со мной, и согласишься на это немедленно.

– Немедленно?

– Когда ты вернешься в Англию, то подготовишься к переезду в Неаполь, – улыбнувшись, решительно произнес он.

Колени ее ослабели, когда она, наконец, поняла, что означают его слова. А что, если Паоло станет восхищаться своим мачо-отцом, соблазнившись его властью и деньгами? Не потускнеет ли в его глазах крошечный арендованный домик с бельем, сохнущим в ванной, когда он, став постарше, будет проводить сравнения, как это рано или поздно делают все подростки?

Боясь, что она сделает что-нибудь непростительное – заплачет, например, на свадьбе, когда сентиментальная часть уже осталась позади, – Алекса отпрянула от него.

– Я полагаю, наш танец окончен. Уже поздно. Я… пойду, найду Паоло и отведу его в постель.

Он нежно провел пальцем по ее губам.

– Ты можешь убежать от меня, когда захочешь, но все равно это будет бесполезно, – мягко сказал он. – Потому что скоро ты будешь со мной в Неаполе – там, где я хочу, Лекс. Точно так же ты скоро будешь в моих объятиях и в моей постели.

Алекса почувствовала, как губы ее затрепетали от его прикосновения, а в сердце в то же время возник протест. Не думает ли Джованни, что если он сын шейха, то имеет право диктовать ей свои условия?

– Нет, не буду, – заявила она и хотела уйти, но он железной хваткой сжал ее руку.

– Давай поговорим начистоту: я не собираюсь играть с тобой, как кот с мышкой, используя секс, – процедил он сквозь зубы. – Прошлая ночь была исключением, но у меня нет ни времени, ни желания разыгрывать эту пантомиму каждую ночь.

– Ты имеешь в виду – рвать мою ночную рубашку? – фыркнула она.

Джованни застыл.

– Тебе хотелось бы представить это как агрессивный акт? А не думаешь ли ты, что такие рубашки лишь повышают сексуальное возбуждение?

Именно так и получилось, с горечью подумал он, а затем задумался: неужели она так лицемерна, что не желает этого признавать?

– Я не хочу, чтобы ты спал со мной сегодня ночью, – сказала она, ужасаясь тому, что голос ее дрожал, а из глаз готовы были хлынуть слезы, и поэтому он мог понять, насколько она уязвима.

Лицо Джованни затвердело и стало гордым и надменным. Неужели она думает, что он будет умолять ее? Он склонил к ней голову и пристально посмотрел в глаза.

– Если я не обнаружу тебя в нашей постели сегодня, я к тебе не приду. Ты можешь использовать секс как орудие для достижения своих целей, но, поверь мне, у тебя ничего не получится; Я не изменю своего решения насчет Паоло.

Он покинул танцевальную площадку, провожаемый взглядами женщин, а Алекса дрожала, когда повела перевозбужденного и уставшего Паоло спать. Уложив его в постель, она пошла в ванную и, лежа в прохладной воде, снова и снова говорила себе, что ее трудно запугать, и она не собирается легко сдаваться.

Кожа ее порозовела, а кончики пальцев стали морщинистыми, как морская звезда, когда она вышла из ванной в ночной рубашке.

В гостиной было пусто, в спальне кровать стояла нетронутой, словно дразня ее своей пустотой. Алекса понимала, что ей нельзя сейчас ложиться в нее и ждать его, как жертвенной овечке. Она тихо пошла к дивану, перед которым прошедшей ночью Джованни начал ее соблазнять, и легла на него с мрачным предчувствием. Когда он придет, будут ли они разговаривать и постараются ли делать это без взаимных упреков и обвинений? С каждой минутой ожидания ее нервозность уменьшалась, и постепенно приходил сон. Она так жаждала уснуть, хотя бы во сне ей удалось бы избавиться от мучительных мыслей и болезненного понимания того, что она теряет контроль над собственной жизнью. Неужели Джио действительно заставит ее и Паоло жить с ним в Неаполе? – мелькнуло последним проблеском в сознании.

Джованни вошел в апартаменты, в которых царила тишина, устало потирая виски. После общения с итальянскими именитыми гостями отец пригласил его в свои покои и предложил управлять западными землями страны – или навсегда поселиться там, если он того желает. Но Джованни меньше всего волновало наследство. Его больше тронуло то, что человек, у которого столь мало времени, так долго разговаривал с ним.

Они говорили до поздней ночи, пока шейх не устал, и теперь лишь одна мысль осталась в голове у Джованни.

Паоло не должен больше оставаться без отца.

– Ты на меня в обиде за то, что я не признал тебя раньше? – тихо спросил его шейх.

Джованни грустно улыбнулся отцу.

– Я предпочитаю не обижаться, а учиться на опыте других.

В конце концов, они сошлись на том, что ему лучше еще раз приехать в Карастан и обсудить планы на будущее. Джованни зевнул. Свадьба, объединение семьи – черт возьми, это был трудный день. Но он еще не закончен. Последнее испытание впереди, и он почувствовал, как тревожно забилось его сердце.

Захочет ли Алекса быть его женой в полном смысле этого слова?

Коридоры, ведущие в их комнаты, были совершенно пусты. Он вошел в тускло освещенную спальню, и увидел ее лежавшей на диване. Его охватило чувство гнева и тоски, и внезапно пришло понимание. О, глупая женщина! Неужели она не понимает, что он дал зарок, и гордая натура неаполитанца никогда не позволит нарушить его?

Неужели не понимает, что до сих пор он обращался с ней бережно?

А теперь она может потерять все!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

За последние дни, проведенные в Карастане, Алекса поняла, что значит изоляция, – ее отказ лечь с ним в постель возвел между ними незримую стену. Исчезли искры желания, игривые замечания с его стороны, и Алекса на деле убедилась в правдивости высказывания о том, что равнодушие хуже смерти.

Джованни был холоден и высокомерен с ней. Даже если он страдал от неудовлетворенного сексуального желания, но был слишком горд, чтобы показать ей это, и слишком горд для того, чтобы просить ее измениться в отношении его или самому измениться в отношении к ней.

Джованни был сыном шейха, имеющим все привилегии королевской семьи. Да, ей оказывали уважение и почет, потому что она была его женой, но более из-за того, что она была матерью Паоло. И все же глубоко внутри она чувствовала, что, если Джованни перестанет оказывать ей поддержку, ее отодвинут в сторону – пустят по течению и оставят на произвол судьбы.