Иллирия - Мария Соловьева

Всего один раз я удостоилась чести войти в библиотеку дома Эттани и смутно помнила ее убранство. Однако, если верить моим воспоминаниям, то была большая комната, в которой просто обязаны иметься уголки, где можно затаиться.

Все свои немногочисленные обязанности я выполнила, даже не заметив их. Лишь одно событие смогло ненадолго отвлечь меня от напряженных раздумий - Арна сдержала слово и принесла мне сверток с мужской одеждой, на удивление пристойного качества. Я рассмотрела все предметы - начиная от штанов и заканчивая курткой, и сказала себе, что жизнь в Иллирии несправедлива к женщинам во всех своих проявлениях. Если для того, чтобы надеть платье из числа подаренных господином Эттани мне требовалась помощь Арны, то здесь все оказалось устроено так, что справиться мог и однорукий слепой.

После обеда я сказалась больной и переоделась в самое простое свое темное платье, не стесняющее движений. Кровать я на всякий случай привела в беспорядок, чтобы человеку, заглянувшему в комнату, показалось, что я зарылась под несколько одеял и крепко сплю. Заслышав, что господин Гако отправился к слугам объявить о выходном вечере в канун праздника, я со всех ног бросилась к библиотеке, пользуясь тем, что все внимание прислуги сосредоточено на господине Эттани, а все внимание господина Эттани, соответственно - на прислуге. Начинало смеркаться, и свечи еще не были зажжены, так что мне пришлось напрячь зрение, чтобы изучить библиотеку как следует. В любую минуту сюда мог войти господин Гако, и времени на принятие решения у меня оставалось не так уж много, да и выйти мне вряд ли удалось бы незамеченной. Посомневавшись несколько мгновений, я забилась в темный угол, образованный тяжелыми портьерами у самого дальнего окна. Одинокие вечера научили меня терпению - я замерла в своем пыльном убежище, ожидая, когда же в библиотеке появятся люди.

Господин Гако сам пришел подготовить библиотеку к приему гостей - он зажег многочисленные свечи и закрыл ставни окон, выходящих во внутренний двор. В какой-то момент я находилась так близко к нему, что он мог услышать мое дыхание, но все обошлось - отцу и в голову не могло прийти, что я решусь проникнуть в библиотеку, так что он не присматривался к темным углам, иначе моя безыскусная хитрость сразу же раскрылась бы.

Вскоре один за другим появились и его гости. Все эти знатные господа, лица которых я не могла разглядеть, были одеты в темные простые наряды. Господин Ремо прибыл в числе последних - его я успела изучить и легко узнала по очертаниям фигуры и манере держать голову. Всего вечерних гостей было около десяти. К моему сожалению, не успели заговорщики начать обсуждать свой план, как я обнаружила, что из дальнего угла не слышу половины слов, а из тех фраз, что все же мне удалось разобрать, большая часть оказалась мне непонятна из-за моей же недалекости. Благородные иллирийцы наперебой вспоминали какие-то случаи, суть которых остальные понимали с полуслова, я же могла лишь догадываться о предмете обсуждения в самых общих чертах. Спустя час я сделала вывод, что все они рассуждают об удачных и неудачных свержениях властителей прошлых лет, и сказала себе, что ради этого никак не стоило сидеть весь вечер в темном углу.

Наконец начал говорить господин Ремо. Вступление, где перечислялись бесчинства Брана, оказалось на диво коротким, видимо, порядком приевшись и говорившему, и слушателям.

- ...Сейчас самый подходящий момент, чтобы покончить с ними, - объявил господин Альмасио, и присутствующие поддержали его одобрительными возгласами. - Брана ослаблены после той кровавой возни, что затеял Рагирро в Маридо. Раг-Волк все еще там и не сможет прибыть в Иллирию быстрее, чем через неделю. Иллирийцы ненавидят Вико Брана с каждым днем все сильнее. Святотатство в день святой Иллирии стало последней каплей, после которой даже те, что раньше молчали, подняли головы и сказали: "Недопустимо!". Мы же, напротив, успели накопить силы и завоевать любовь народа. То, что мы изгоним Брана из Иллирии, уже обсуждается на площадях и рынках - полушепотом, но отдельные голоса становятся все громче. Упустить шанс будет преступным небрежением.

- Стало быть, завтра? - спросил кто-то из присутствующих.

- Да! - решительно воскликнул господин Альмасио. - Все обстоятельства к тому располагают! Вико будет проводить службу в храме, и все мы будем находиться на расстоянии нескольких шагов от него. Как только я подам знак, каждый из нас достанет по кинжалу и дело будет сделано. На глазах всего города мерзавец понесет заслуженное наказание и подохнет у алтаря храма, который же и осквернил. Разумеется, это только начало. И нам сейчас необходимо уговориться, как мы будем действовать далее, после смерти Вико, когда Рагирро Брана попытается отомстить. Нужно успеть до того, как к нему прибудет подкрепление, иначе это будет слишком опасно...

Думаю, даже если бы я нашла в себе силы слушать внимательно подробное обсуждение плана мятежа, то вновь поняла бы немногое. У кого-то из присутствующих господ имелись верные храбрые люди, у кого-то - кошельки, полные золотых монет, и все это они собирались пустить в ход, чтобы место Рагирро Брана занял Ремо Альмасио. За верную службу он обещал дать своим сторонникам ту награду, которую они пожелают, и каждый, разумеется, желал занять при новом правителе должность, позволяющую возместить затраты с лихвой.

Надо отдать должное моему хитроумному жениху - обещания он раздавал щедро, но осторожно, и даже мне было ясно, что любое из них он мог выполнить так, чтобы вся выгода досталась ему же. В его лице при этом было столько жесткой решимости и властности, что, боюсь, почти каждая женщина Южных земель потеряла бы голову, завидев подобное воплощение мужественности. Но я теперь накрепко усвоила, что жестокость вовсе не исчезает из характера мужчины, когда тот переступает порог своего дома, и более не мечтала о том, чтобы стать женой самого владетельного человека Иллирии.

Время шло, и один за другим заговорщики попрощались с Гако Эттани и Ремо Альмасио, повторяя: "С нами бог и Иллирия!". Гако остался наедине с Ремо. Некоторое время они хранили молчание, точно отдыхая после всех тех речей, что пришлось сказать и выслушать, а затем господин Ремо произнес:

- Как видите, я оставил за вами место казначея и все то, что вы просили в обмен на свою помощь, дорогой друг.

- И я премного вам благодарен, господин Альмасио, - поспешно откликнулся Гако. - Это весьма щедрая награда за мой незначительный вклад...

- Вы правы, господин Гако, - в голосе Ремо появился неприятный оттенок. - Я еще раз обдумал условия нашего с вами уговора и решил, что возьму с вас чуть больше...

- Но деньги нельзя так быстро изъять из оборота, - взволнованно развел руками Гако. - Разумеется, я тут же отдам распоряжение управляющему, но...

- Я говорю не о деньгах, - прервал его господин Ремо. - В нашем договоре был еще один пункт, и он касался вашей дочери.

- Разумеется, разумеется! - Гако явно испытал облегчение от этих слов. - Я отдаю вам Гоэдиль безо всяких оговорок.

Господин Ремо недобро улыбнулся:

- Господин Гако, не скрою, меня раздосадовало то, что вы пытались препятствовать моим отношениям с Годэ. И, как вы понимаете, я уже давно не в том возрасте, чтобы досадовать из-за сердечных мук. Разумеется, я говорю о том, что не вам решать, когда и какую женщину я желаю получить. Поэтому я несколько пересмотрел условия нашей сделки, и теперь она касается двух ваших дочерей - и Годэ, и Флорэн. Сначала старшая, затем младшая. Как мы и уговаривались - после того, как они берут фамилию Альмасио, вы более не вмешиваетесь в их жизнь, не откликаетесь на их просьбы, и что бы с ними не происходило и о чем бы ни судачили окружающие - делаете вид, что вас это не касается. Никаких жалоб в суд, никаких попыток помочь, даже если они будут умолять вас на коленях. Годэ и Флорэн - мои, и я распоряжусь их жизнями так, как посчитаю нужным. Говорю вам прямо, как никогда, и более никогда эту тему обсуждать не намерен.

- Но вы отправили Флорэн в Альмасини... - единственное, что ответил на это Гако.

- Верну, когда посчитаю нужным, - холодно ответил господин Ремо. - Всему свое время.

Гако Эттани вздохнул, но ничего не сказал.

- Полноте, господин Эттани, - бросил ему господин Альмасио. - У вас хватает дочерей - одной больше, одной меньше... Все равно, всем им судьба умереть в очередных родах, не более того. Вы деловой человек, Гако, и именно за это я вас столь высоко ценю. Пожмем друг другу руки и помолимся господу, чтобы завтра наш план увенчался успехом. Зиму я встречу властителем Иллирии, а вы - моим самым преданным другом. Все остальное - сущие пустяки, не стоящие серьезных обид.

И к моему ужасу и отвращению господин Эттани после секундного колебания протянул руку господину Альмасио. Сделка была подтверждена, отец продал двух своих дочерей жестокому убийце.