Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях - Герман Садулаев

Иван Ауслендер и Михаил Жилин во времена учёбы были дружны. Но не настолько, чтобы Иван мог считать Михаила другом, или близким другом, или лучшим другом, тем, что называется по-американски the best friend. По двум причинам. Первая: Иван был местным, а Михаил – иногородним. После занятий Иван отправлялся домой, а Михаил со своими сожителями-соседями отправлялся в общежитие. И по факту его сожители оказывались ближе к нему, потому что куда уж ближе – жили вместе. Вторая причина, более важная, заключалась в том, что Михаил был дружен с каждым. Когда проходили индийский эпос «Махабхарата», Иван внутренне дал Михаилу прозвище ajata shatru. Таков был эпитет одного из героев, Юдхиштхиры. В переводе с классического санскрита это значило: «тот, чей враг не родился».

У Михаила не было врагов, соперников, недоброжелателей. Потому что он был всегда добр, мягок, предупредителен с каждым. Даже оставаться нейтральным по отношению к Жилину было сложно. Жилин был обаятельным молодым человеком. Не столько внешностью, сколько манерами и обхождением. Хотя и с внешностью всё было в порядке: высокий, спортивный, светловолосый, светлоглазый, нос тонкий, профиль римский, губы слегка припухлые, подбородок умеренно волевой. Жилин был похож на ангела. Он и был ангелом, но ангелом прагматического ума. И это правильно. Почему мы думаем, что ангелы должны быть обязательно романтики и не от мира сего? Чтобы здесь, в этом мире, успешно творить добро, нужно обладать земным и практическим разумом. Таков был Жилин! Хотя фантастичность его прагматизма выдавала в нём небесную его природу.

Когда Жилин и Ауслендер завершили свой университетский курс, время было сложное. Ауслендер остался при кафедре, а Жилин не вернулся в Петрозаводск, но уехал в Москву, где у Жилина были родственники. Об индологии Жилину на время пришлось забыть, он погрузился в предпринимательство. Михаил Константинович строил свой бизнес исключительно на связях и хороших отношениях. Кто-то из бывших его одноклассников занимался лесом. Жилин свёл своих давних знакомых из Карелии с новыми знакомыми из Москвы и наладил маленькое лесоторговое дело. Чуть позже Жилин продавал и ставил срубы для модных деревянных коттеджей. Миллионером не стал, но обеспечил стабильную кормовую базу для вскоре образовавшейся у него счастливой голубоглазой йогуртовой семьи. Купил московскую квартиру. Молодым ещё человеком, тридцати с лишним лет, попал, опять же по предложению хороших знакомых, на службу в московскую администрацию и несколько лет просидел в различных кабинетах. Но потом решил вернуться к свободному купеческому житью, а заодно – к индологии. И, выйдя в отставку со службы, учредил компанию «Ганеша» для торговли с Индией.

Ивану Борисовичу Жилин явился в ипостаси ангела, когда Ауслендер был и не у дел, и в подавленном состоянии от неизвестности будущего во многих его смыслах. Жилин не только умел нравиться людям – он умел и понимать людей. Жилин был приятен со всеми, но не каждого выбирал в товарищи для какого-то определённого дела. В Ауслендере он не ошибся. Иван Борисович быстро обучился всему, что требовалось, открыл в Петербурге офис и организовал свою часть работы. Петербургский офис «Ганеши» занимался тем, что принимал грузы, следующие в адрес компании из Индии, в морском порту, организовывал таможенное оформление, внутрипортовую логистику и вывоз до места назначения. С индийцами Ауслендер общался мало, только по поводу оформления документов и выпуска телекс-релиза. Да и то сказать, не очень бы сильно помог Ивану Борисовичу в общении с индийцами его санскрит.

Жилин сам вёл дела с хозяевами индийских фабрик. И тут его знание хинди, бенгали и ещё пары местных языков не то что просто пригодилось, а поставило его на иной, по сравнению с другими, обычными иностранными партнёрами, уровень. Конечно, все деловые индийцы хорошо говорят по-английски. Кажется, что и не надо изучать хинди или телугу. Но это не так. Когда вы понимаете только по-английски, то вы сможете узнать от индийцев только то, что сами индийцы захотят вам рассказать. Вы не поймёте многих скрытых пружин и внутренних механизмов индийской деловой жизни, непереводимого индийского настроения, которое чрезвычайно близко к русскому, но, подвергнувшись двойному переводу – на английский и с английского, становится совершенно непознаваемым. Михаил Константинович говорил с фабрикантами на их языках, на хинди, бенгали и даже на гуджарати, и легко завоевал уважение индийцев и место в их сердцах. Тем более он ведь оставался ангелом – улыбчивым, доброжелательным и любезным. В итоге индийцы отправляли «Ганеше» товар без предоплаты и не настаивали даже на аккредитиве, а вскоре начали сразу выдавать полный комплект коносаментов, и груз поступал в распоряжение Жилина без всяких денег, а рассчитывался Жилин уже после того, как сам продаст товар российским клиентам. Это были хорошие условия, благоприятные. И цена была хороша. И на колебаниях курса валют Жилин терял немного, потому что не злоупотреблял отсрочкой платежа, а сразу по поступлении рублёвых средств конвертировал в валюту и отправлял в Индию.

Жилин всё делал правильно. Ауслендер любовался Жилиным и тем, как Жилин ведёт дела. Жилин был словно князь Андрей Болконский – так же благороден и безупречен. Себя Ауслендер видел подобным Пьеру Безухову. Иван Борисович думал о себе, что он, Ауслендер, в общем-то, неплохой человек, но вялый («вялый сперматозоид», как прозвали его студенты) и слабохарактерный. Ещё Жилин виделся Ауслендеру как Штольц, а сам Иван Борисович был при нём как Обломов. Но ведь и Штольцу зачем-то нужен Обломов. Нужен для какой-то вселенской гармонии, для баланса, чтобы там, на небесах, сошлись дебет и кредит.

Не все в бизнесе были так же хороши, как Жилин. Теперь Ауслендер многое понял. Ведь раньше Иван Борисович был бюджетником. Все бюджетники думают, что деньги вырастают на ёлках. Да так, собственно, оно и есть – для бюджетников. Кому-то достаются опилки, иголки, крохи, а кто-то размашисто снимает с бюджета деньги мешками, но ни те, ни другие не понимают, как вот это оно всё образуется, богатство, для них оно просто выросло на дереве, а путь к обретению богатства один только – пробраться к лучшей, заветной веточке. Люди из мира коммерции видят жизнь другими глазами. Ауслендеру рассказывала Виктория, но только теперь Иван Борисович понимал, как многого он не замечал раньше, слушая жену вполуха. И правда, что в России стало два народа: опричнина и земщина. Вот только не совсем ясно, кто из них кто: иногда кажется, что бюджетники – опричнина, а земщина – частный торговый и работный люд, а иногда и наоборот, кажется, что частники – это опричнина, собачья мёртвая голова, а бюджетники – коренная Русь, земщина.

Так устроено в России предпринимательство, что оно совершенно невозможно без обмана. Стоит, наверное, внести в словарную статью синонимом к предпринимательству слово «надувательство». Государство можно и нужно обманывать везде, где только возможно, – о том никакого спору нет. И не обманешь – не продашь – тоже вечный закон торговли. Но этого мало. Самое крайнее состоит в том, что всё накопление капиталов состоит в круговом взаимном обирании. Взять, например, ретейл. Окромя ретейла, теперь никакой торговли и быть не может. Всякий товар, чтобы продать, нужно сдать в ретейловые сети. Зная это, ретейл даёт поставщику зверские условия: штрафы, отсрочки, плату за вход, плату за выкладку и так далее. И при всём при этом ретейл заранее знает, что он не всем своим поставщикам заплатит деньги. Пользуется беспроцентным кредитом, а часть заведомо не планирует отдавать. На эти деньги ретейл расширяется, открывает новые и новые магазины и не забывает выводить параллельными курсами свой финансовый результат куда-нибудь в офшор. И ещё берёт деньги у банков, потому что денег много не бывает. Поставщики, чтобы не потерять бизнес, стараются брать товарные кредиты у производителей, заранее понимая, что не всё и не всем смогут отдать, и тоже занимают в банках под оборот. Производители всегда нуждаются в кредитах, особенно в «длинных», потому что с ними плохо рассчитываются за товар, а если и рассчитываются, то производство, между нами, по секрету, само по себе всегда нерентабельно, поэтому кредиты нужны, особенно «длинные», чем длиннее, тем лучше, ведь мы всё равно не сможем никогда ничего отдать. Производители берут сырьё в рассрочку, оборудование – в лизинг, а на текущие нужды берут в банке если не «длинный» кредит, то хотя бы какой-нибудь овердрафт. Строительные компании строят дома и стараются продать все квартиры на нулевом цикле, но берут ещё под тот же самый объект кредит в банке, таким образом вешая на одну квартиру минимум два равных ей по стоимости обязательства: дольщику и банку. Это мы не говорим о том случае, когда одна квартира продаётся дольщикам два раза – это считается делать нехорошо, а продать дольщику и заложить банку – нормально. Весь бизнес в России нерентабелен. Ничто не способно приносить арифметическую прибыль. Общие затраты всегда превышают доходы, и бизнес, любой бизнес всегда неминуемо выходит в минус. Такова у нас гравитация, таков закон природы. А живёт бизнес, только поедая сам себя, только цепочкой заведомых надувательств. Иван Борисович вспоминал детский сад и жестокую игру, когда дети ходят вокруг стульев под музыку, потом музыка умолкает и надо занимать стул, а стульев всегда меньше, чем детей. Так в нашем бизнесе – все хороводят под музыку, а когда она умолкает, кому-то всегда не хватает стула: то магазину, то поставщику, то строителю, то банку. И тогда это называется «кризис». Хотя ничего другого, кроме кризиса, в экономике и не было никогда. Все друг друга хороводят. Но банки, о, банки! Банки хороводят всех. О банках лучше говорить отдельно или не говорить никогда, чтобы не портить сон и аппетит.