Новая Орда - Андрей Посняков

– Меня зовут Барберини, Джованни Барберини, и я только что приехал от консула. Где бы мы могли без помех поговорить?

Капитан хотел было позвать посланца в шатер, но вовремя прикусил язык, вспомнив, что в шатре-то как раз теперь появилась помеха… весьма симпатичная, надо сказать, помеха, большеглазая и грудастая.

– Пойдемте, прогуляемся, достопочтенный синьор, – тут же выкрутился предводитель наемников. – Денек-то нынче чудесный.

День и в самом деле выдался неплохим – с высоким лазурным небом, едва тронутым длинными полупрозрачными облаками, с зеленой пахучей травой, ромашками и ласковым весенним ветром.

– Вот письмо от синьора консула и членов совета, – не дойдя до ромашкового поля, гость замедлил шаг, передав капитану свиток.

Синьор Аретузи быстро сломал печать, прочел – все-таки иногда неплохо быть грамотным!

– Уйти? – ознакомившись с содержанием грамоты, несколько удивленно спросил кондотьер. – Вы предлагаете нам уйти в Кафу?

– Не я, уважаемый господин капитан, а великий консул и члены городского совета, – усмехнулся посланец. – И не предлагают, а приказывают. Видите печать? Узнаете?

– О да, – старый воин прикрыл глаза.

Вот ведь как получается – Джелал-ад-Дину обещали одно, делают другое…

– Что же мы, царевича дожидаться не будем?

– Вы же прочитали все!

– Прочел, конечно, – синьор Аретузи махнул рукой: в конце концов, он всего лишь наемник, кондотьер, солдат – воин, воюющий за деньги – сольдо, а от наемника сложно требовать преданности и чести. Пусть будет так, как велит приказ, хоть и не очень этичный… Правда, если вдруг татарский царевич решит отомстить…

– Эмир Джелал-ад-Дин нынче уже отыгранная фигура, – поправив широкополую – от солнца – шляпу, пояснил синьор Барберини. – Играете в шахматы, господин капитан?

– Только в кости, – поправив съехавший с плеча плащ, угрюмо отозвался Аретузи. – Значит, эмир больше не нужен… пусть так. А он-то на нас надеялся… и обещал щедро заплатить.

– Вам платит совет, – снова напомнил посланник. – Полагаю, пора уж и распорядиться.

– Распоряжусь.

Кивнув, старый солдат повернулся на каблуках и, не оглядываясь, зашагал к лагерю. То, что происходило сейчас, ему не очень нравилось, но синьор Аретузи был солдатом и повиновался приказу. Тем более, платил-то действительно городской совет Кафы.

– Что же касается молодого эмира, – придерживая шляпу, Барберини быстро нагнал капитана, – то, полагаю, битвы с русскими он не перенес.

– С какими еще русскими? – удивленно обернулся капитан.

Похоже, день сегодня выпал такой – настало время всему удивляться.

Вскоре по всему лагерю затрубили трубы. Оживленно переговариваясь и обсуждая на все лады только что поступившую новость, солдаты проворно сворачивали шатры, готовясь к очередному маршу. Все радовались – и было чему, ведь идти-то предстояло домой, в Кафу. Наконец-то!

Отряд Джелал-ад-Дина – те, кто остался в живых – добрался до Карыма через три дня после ухода наемников. Потерявший удачу эмир выждал еще двое суток, после чего созвал всех своих верных людей и исчез в степи, серебряной от ковыля и красной от цветущих маков. Куда понесла царевича злодейка судьба – никто не знал, хотя многие поговаривали о литовцах. Великий князь Витовт – давний союзник покойного Тохтамыша, а Джелал-ад-Дин – Тохтамышев сын. Куда еще ему податься? Ну, разве что в Москву.

Вступившие в Карым объединенные войска московского и заозерского князей уже не обнаружили там молодого эмира, того давно простыл и след, и где было его искать – непонятно. Одно утешало – основные силы Джелал-ад-Дина были наголову разбиты, а уж куда делся опальный царевич – это другой вопрос, более интересный сейчас Едигею, нежели Вожникову.

В Карыме Егор решил дать своему войску небольшой отдых, после чего возвратиться одновременно с радостной – и горестной – о смерти и похоронах великого хана – вестью обратно в Сарай, а уж там… там начать новый виток борьбы, на этот раз с Едигеем. Именно к этому склонялся сейчас ушлый заозерский князь, однако его опасения вызывала Кафа и все прочие генуэзские города-колонии, присягнувшие когда-то Джелал-ад-Дину, а ныне, похоже, просто предавшие своего неудачливого сюзерена. Впрочем, даже не так – не предали, а продали – поменяли на… Керимбердея? Именно этому хану уже подчинялась большая часть Крыма… даже тот же карымский бек Ичен-огорул – сутулый хитроглазый старик в зеленом чекмене. На прямые вопросы мирза отвечал уклончиво: очень, мол, скорбим о безвременной кончине великого хана Булата, очень скорбим, да и вообще, подчинились бы с удовольствием славному эмиру Едигею, но ведь рядом – Кафа! А там сильное войско, там богатства неисчислимые, там – Керимбердей-хан, желающий жить с достопочтенным сарайским правителем Булатом в мире и согласии – о чем и прислал грамоту – ярлык.

Так вот сказал карымский мирза. И не придерешься, формально царевич Керимбердей никому войны не объявлял, ничьим врагом не был. Не к чему пока прицепиться было! А влияние свое царевич упрочивал тихой сапой – уже не только Кафа, но и Тана, и Солдайя, и многие другие – от мала до велика – поселения признали его власть. Сила Керимбердея, плюс генуэзское золото – все это вполне могло свалить сарайских владык и вновь объединить Орду… что в планы заозерского князя вовсе не входило! Не сочеталось никаким образом. Егор сейчас даже чувствовал себя обманутым – одного хана свалил, другого неведомые «партизаны» убили и… и что? Керимбердей – этот новый враг был сейчас куда как опаснее Едигея! Сильный, хитрый, богатый… Вот он, рядом – рукой подать. И самое главное – никто о нем ничего конкретного сказать не мог! Вот уж поистине – человек-невидимка. Тем более, не подавал никаких вестей посланный в Кафу Яндыз – а ведь давно бы нашел способ передать весточку, коли б захотел… или б имел возможность. Значит, случилось что-то… или просто посланник – или посланники – Яндыза не смогли еще настигнуть победоносное войско заозерского князя. Так вот, может быть, объявятся здесь, в Крыму? Ах, Яндыз – скоро и твоих ушей достигнет благая весть о гибели Булата, если, конечно, ты жив еще – всякое бывает.

Егор потянулся, лежа в шатре – предпочел все же разбить лагерь вне города, вежливо отказавшись от назойливого гостеприимства местного мирзы. Возвращаться в Сарай, дабы почтить память павшего в битве хана, оставив за спиной зреющий на глазах гнойник – Керимбердея? Нет, пожалуй, это было бы слишком уж опрометчиво. Хотя бы разобраться, кто и что этот Керимбердей, ведь слухи ходили разные, вплоть до того, что царевич давно отравлен подосланными Булат-ханом убийцами. Отравлен… Однако ж выходит – жив. Тогда почему открыто не собирает войско, не идет походом на Сарай? Ведь может, может же, есть силы! Чего-то выжидает? Очень может быть. Скажем, чужими руками – его, Егора, руками, – уже нейтрализован очередной соперник – молодой эмир Джелал-ад-Дин. Осталось дело за Едигеем – и если Вожников сейчас ударит, то… Керимбердей будет очень и очень благодарен. Что может быть лучше, чем таскать каштаны из огня чужими руками? А именно этим, похоже, и собрался заняться царевич Керимбердей… Керим Берди – или как его там по-татарски?

– Господине… – раздался за шатром голос Федора. – Позволь войти.

– Входи!

– Так тут гриди твои.

Ах, да – неподкупная и неприступная стража, положенная князю по должности, кстати, предосторожность вовсе не лишняя в военном походе… и не только в военном.

Встав на ноги – шатер был высок, можно стоять, не сгибаясь, – Вожников откинул полог, выглянул, глядя на освещенные костром фигуры воинов с бердышами.

– Эй, парни! Федьку ко мне пропустите.

Дружинники без лишних слов раздвинули бердыши, и юноша, войдя в шатер, низенько поклонился:

– С вестью до тебя, княже.

– Ну, говори, да садись, в ногах правды нету.

Егор искренне улыбнулся – он всегда рад был видеть Федора, с которого, собственно, и началось его знакомство с этим недобрым миром, прозванным «средними веками».

– На вот, держи кружечку.

– Да я…

– А я говорю – пей! Да не переживай – винишко-то слабенькое. – Вожников поднял чашу. – Ну, будем!

Оба чокнулись, выпили. Федька посидел немного, почмокал губами:

– Переветника мы поймали, княже. Говорит, к тебе пробирался.

– Так-так! – мигом оживился Егор. – Что за переветник? Откуда?

– Мужик один, торговый гость из Кафы.

– Из Кафы, говоришь… – князь обрадованно потер руки. – А ну, веди его сюда.

Федор опасливо моргнул:

– А вдруг он убивец подосланный?

– Так он что говорит-то?

– Тебе, княже, поклон передает от… какого-то московского полоняника.

– Что-то?! А ну, живо его ко мне! Живо!

Переветник – точнее, посланник – не первой молодости купчина, торговец кожами и скобяным товаром – повторил князю то, что уже говорил Федору и прочим: