«Если», 2012 № 12 - Журнал «Если»

Однако отчет сообщил отрицательные результаты — соответствий не было.

Тем не менее меня продолжало грызть беспокойство. Кто или что такое эти «спящие»? Откуда они взялись? Из космоса, как предполагал По Уэффл? Действительно ли эти тела — всего лишь удобное вместилище для гипотетической мыслительной энергии? Но что им понадобилось здесь? И не появлялись ли они у нас и прежде? Пустовавшие ячейки в пещере заставляли предположить, что появлялись. Кем или чем бы эти существа ни оказались, вполне возможно, что это не первый их визит. Уж слишком хорошо все спланировано и обустроено — все эти тела, запрятанные про запас в пустынной местности до какого-то нужного момента. Вполне возможно, что подобные ситуации повторяются регулярно.

От этой мысли по моей спине прошла холодная дрожь. Сколько этих тварей разгуливает на свободе? Чем они занимаются? Глубоко ли они проникли в правительство? Как знать, насколько они внедрились — если внедрились — в процессы принятия решений в моей стране и в других державах. Я ведь не знал даже, кто мой босс.

Одного взгляда на список блюд, предлагаемых больничной столовой, хватило, чтобы я потащился обратно в закусочную через улицу. Впрочем, аппетит все равно меня покинул.

Около восьми часов я неожиданно для себя оказался перед дверью маленького кабинета, который больница отвела По Уэффлу. Он сидел за своим письменным столом, корпя над какими-то бумагами. Подняв голову и увидев, что я топчусь возле порога, он спросил:

— Есть новости?

Я покачал головой. Пока что я не был готов доверять По и потому не стал упоминать о том, что «спящих», возможно, засекли в Чикаго и Сент-Луисе.

— Насколько я понимаю, моя теория вас обеспокоила, — сказал По. Он помахал рукой, приглашая меня в кабинет. Я вошел и уселся на хлипкий стульчик возле письменного стола. — Если это может послужить вам утешением: основная часть научного сообщества питает на ее счет серьезные сомнения… и это еще мягко сказано.

— Эти пришельцы… они паразиты?

— Гипотетические пришельцы. И я пока не знаю, как их классифицировать. Но если они действительно существуют, то, по всей видимости, им время от времени требуется телесное обиталище. Впрочем, «паразиты» может быть верным термином, а может, и нет.

— Даже если ваши теории неверны, мы знаем, что они могут впадать в спячку.

— Тела, вы имеете в виду. Тела могут быть человеческими, возможно, клонированными и модифицированными…

— Вряд ли. Если бы они были клонированы, оригиналы имелись бы в базах данных.

По откинулся на спинку стула.

— Полагаю, вы правы. Об этом я не подумал.

— А они не могут… — Я безуспешно пытался облечь свой вопрос в слова; По терпеливо ждал. — Могут ли они оказаться заразными для людей? Я имею в виду — немодифицированных людей?

Он пожал плечами.

— Здесь я могу лишь гадать, как и вы. И опять же употребляемый вами термин слишком насыщен значениями — я не уверен, что слово «заразный» правильно описывает ситуацию. Позвольте напомнить еще раз: все это лишь гипотезы. Я набросал сценарий, какие-то свои предположения, подкрепленные только моей же интерпретацией кучки кривых на диаграмме напряжений двух коконов.

— Но в других коконах такого не было.

— Верно, — кивнул По. — Однако заходить дальше этого сценария, вдаваться в детали относительно того, кем или чем являются эти существа, в описания их различных характеристик на данном этапе — значит, лишь строить догадки. — Он постучал по тонкому экрану устройства для чтения и записи на своем столе. — К тому же все оказывается гораздо запутаннее, чем мне поначалу представлялось. Эти ритмы на графиках… они потрясающе сложные. Я даже обнаружил вложенные ритмы, почти фракталы. Эти волны распадаются на множество подструктур.

— И что это значит?

— Это все, что я могу сказать, Марлон. Я понятия не имею, что это значит.

Похоже, По сам начинал сомневаться в своей теории. Я не мог сказать, радовало меня это или нет. Я сменил тему и спросил его насчет Клариссы. Вопрос на мгновение сбил его с толку.

— Что я знаю о Клариссе? — Он подумал. — Да в общем-то ничего. Я никогда о ней не слышал до того, как приехал сюда: но в этом нет ничего удивительного, она не так уж много публиковалась. Полагаю, ее пригласили изучать этот феномен, потому что она талантлива, потому что тема связана с ее специальностью… ну, и потому что оказалась поблизости.

— Она вам нравится?

По лицу По пробежала легкая усмешка.

— Насколько я понимаю, вас интересует, нет ли у меня к ней претензий из-за того, что она стала одним из моих самых громогласных критиков. Нет, меня это нисколько не раздражает. Фактически, она оказывает мне услугу. То же можно сказать обо всех моих критиках — а я уверяю вас, Кларисса далеко не единственная, и даже отнюдь не самая язвительная среди них.

— Какую услугу?

— Когда я могу ответить на возражения своих самых твердолобых критиков, я становлюсь гораздо увереннее в собственных идеях. Теории для их создателей почти как дети: когда тебе в голову приходит оригинальная идея, как правило, ты слишком вовлечен, слишком близок к ней, чтобы оценить ее должным образом.

— Но что если они так и не примут ваши ответы, даже после того как вы сами уверитесь в том, что правы?

— Тогда это их проблема. Истина не зависит от того, сколько человек в нее верят.

Такой ответ показался мне несерьезным.

— Но ведь ваша научная репутация и возможности финансирования зависят от того, что думают о вас коллеги.

— До определенной степени. Но после того как ты оказался прав относительно нескольких вещей и доказал это к удовлетворению большинства широко мыслящих людей, беспокоиться уже незачем. — По снова блеснул мимолетной улыбкой. — Ты можешь быть «гадким утенком» и, несмотря на это, делать успешную карьеру, до тех пор пока не слишком перегибаешь палку.

— А ваша жена?

И снова вопрос поверг По в замешательство — как я и намеревался. Впрочем, он быстро оправился, и лишь малейший след раздражения остался в его голосе.

— Ну да, я вижу, вы уже слышали о ней. Она не перегибает палку; да она ведь и не ученый. Честно признаюсь, я не верю во многое из того, что она говорит. То есть я верю в то, что она говорит искренне, но не думаю, что ее интерпретация некоторых вещей является корректным описанием реальности. Однако, несмотря на это, я ее люблю. Есть в этом смысл? По-видимому нет, по крайней мере для некоторых людей; однако тем не менее это так.

Для меня в этом был смысл. Я подумал о моей собственной ситуации. Уже больше года я хотел спросить у Сары, выйдет ли она за меня замуж, но снова и снова продолжал откладывать этот вопрос. Сара знала совсем другого человека — вымышленную личность, подлинность которой была подтверждена моими нанимателями. По окончании срока моего контракта, если бы я этого потребовал, правительство — предположительно — обязано сделать эту личность постоянной. Тогда я смог бы стать Арленом Рейерсом, независимым консультантом. По-настоящему.

Однако как знать, что сказала бы Сара, если бы узнала, кто я на самом деле.

И здесь возникал следующий вопрос: а собственно, кто я на самом деле?

Рано или поздно это тебя достает — все это вынюхивание, вся эта ложь, все эти шпионские хитрости. Ты больше не знаешь, кто ты такой. Иногда ты не понимаешь даже, существуешь ли на самом деле. Ты не уверен, есть ли хоть что-нибудь на самом деле. Все вокруг приобретает ощущение хрупкости, паутинности; один хороший рывок — и все, что ты считал знакомым, распадается на части. Может быть, поэтому я и принимал теории По так близко к сердцу: они затрагивали все основы — на уровне, лежащем глубоко под поверхностью.

Одно я знал наверняка: мне нужно уходить с этой работы.

Мой коммуникатор зажужжал особым образом: три коротких гудка, потом три длинных и опять три коротких — что означало срочный вызов. Я попрощался и поспешил укрыться в смотровом кабинете, чтобы ответить.

Новости были хорошими: местная полиция отыскала пропавших охранника и санитара, оба живы и невредимы.

К следующему утру наши люди уже добились передачи двоих подозреваемых. Чтобы избежать осложнений, мы забрали их из окружной тюрьмы и поместили в офисном центре, часть которого арендовало правительство.

Когда я вошел в кабинет, над пленниками нависали четверо широкоплечих верзил. Охранник и санитар, привязанные к офисным креслам с отломанными колесиками, смотрели на них снизу вверх и протестовали, заявляя о своей невиновности. Комната была маленькая и без окон; воздух спертый, в нем висел всепоглощающий запах страха, исходящий от двоих подозреваемых.

Я велел допрашивающим ждать снаружи, пока они мне не понадобятся. Они вышли, на прощание окинув подозреваемых мрачными взглядами. Когда дверь закрылась, я улыбнулся, присел на край стоявшего перед стульями складного столика и произнес: