Судьба разведчика: Книга воспоминаний - Виктор Грушко

Но главное состоит в том, что личные контакты просто незаменимы для понимания внутренней жизни в чужой стране. Документы, будь они секретные или нет, такого целостного знания не дают. Когда я общался с импульсивным председателем Социалистической народной партии Финном Густавсеном или более глубоким и рассудительным социалистом Кнутом Лефснесом, я был далек от идеи их вербовки или получения деликатной информации. А из бесед с хорошо информированными журналистами Херманом Педерсеном и Яном Отто Юхансеном больше всего пользы я вынес во время жарких споров. Надеюсь, что и они стали лучше понимать нашу страну.

Легче всего было находить точки соприкосновения и взаимопонимание с социал-демократами. Буржуазные политики контактов с советскими людьми откровенно побаивались. Исключение составлял министр иностранных дел Йон Люнг, представлявший консервативную партию «Хейре». С ним было разговаривать проще, чем с его предшественником на посту министра социал-демократом Халвардом Ланге.

И все же, если рассматривать всю норвежскую политическую палитру 60-70-х годов, наиболее интересны в ней социал-демократия и ее лидеры, о чем будет рассказано в последующих главах. Символично, что последняя моя поездка с норвежской делегацией в Советский Союз накануне окончательного возвращения на Родину была связана с визитом министра транспорта Норвегии Рейульфа Стеена Я знал его раньше как одного из лидеров Норвежской рабочей партии, как депутата парламента, а теперь смог лишний раз убедиться в искренности его взглядов, остроте аналитического ума и желании самому разобраться в непростых вопросах.

Именно во время пребывания в Москве этой норвежской делегации меня вызвали в ПГУ и предложили занять должность заместителя начальника Третьего, англо-скандинавского отдела.

Позади были три длительные загранкомандировки в Норвегию, две из которых — по линии разведки. Местной контрразведке, в том числе ее шефу Асбьерну Брюну, я, думаю, изрядно надоел.

Еще в 1964 году в связи с визитом в Норвегию Хрущева я неоднократно виделся с ним. В целом он производил неплохое впечатление, казался корректным и сдержанным. Политические темы в моем присутствии никогда не затрагивал.

Одна из таких встреч представляла для меня определенную опасность Во время проведения первой беседы Хрущева с Герхардсеном в правительственной гостевой резиденции на полуострове Бюгдеи супруга премьера Верна, моя жена, Брюн и я сидели на свежем воздухе, ожидая завершения переговоров. Женщины разговаривали о своем а я вынужден был поддерживать разговор с Брюном.

Неожиданно он произнес: «Господин Грушко, мы хорошо осведомлены о вашей деятельности». Я не понял, к чему он клонит, и попросил пояснить. «Вы занимаетесь политическим ориентированием» — шеф контрразведки употребил необычное выражение. Ориентирование, а не разведка. Спасибо и на том. Я подтвердил, что действительно занимаюсь в посольстве политическими проблемами, и поспешил сменить тему. Если бы он прямо сказал, что я осуществляю политическую разведку, мне пришлось бы поставить об этом в известность Центр. А его реакция на сообщение о расшифровке могла быть какой угодно, в зависимости от обстоятельств.

Инцидент был исчерпан. Но в книге воспоминаний преемника Брюна на посту начальника контрразведки Гуннара Хорстада «В секретной службе», вышедшей в 1988 году, я прочел, что Координационный совет Норвегии по вопросам разведки и контрразведки рассматривал в тот период вопрос о моей высылке из страны из-за наличия обширных связей, особенно из-за контакта с Верной Герхардсен. Согласно Хорстаду, за мной было установлено усиленное, «насколько это было возможно», наблюдение, но достаточных оснований для высылки не оказалось.

Не только контрразведка задавалась вопросом об истинном роде моих занятий. Как-то мы сидели в ресторане с будущим министром иностранных дел Кнутом Фрюденлундом, которого я знал еще со времени его работы помощником министра. У меня на протяжении многих лет были с ним хорошие личные отношения.

«Скажите мне, — говорит Фрюденлунд. — У вас в посольстве два советника. Один из них — Смирнов, второй — вы. Один из вас должен быть резидентом КГБ. Вы — кто?» Я отшучиваюсь: «А кем бы вы хотели меня видеть?» «Вообще-то, мне интереснее беседовать с резидентом», — с улыбкой отвечает он.

Расставание с Норвегией было трогательным. Здесь было все: и радость, и невзгоды, и светлое, и мрачное. Я полюбил эту страну. Посол устроил прием по случаю завершения моей командировки. В тот же день правая газета «Моргенбладет» поместила статью с моим портретом и фотографией квартиры в Осло под заголовком: «Здесь живет резидент КГБ в Норвегии».

Думаю, что целью публикации было отпугнуть моих гостей. Но пришли все приглашенные, включая Эйнара Герхардсена.

Глава 8

Хрущев и Косыгин

За время работы в Норвегии мне довелось поближе узнать двух высших государственных деятелей Советского Союза, каждый из которых по-своему пробудил надежды на осуществление назревших реформ в экономике и сделал практические шаги в этом направлении. Н.С. Хрущев, который был Первым секретарем ЦК КПСС с 1953 года и главой правительства в 1958–1964 годах, посетил Норвегию с официальным визитом летом 1964 года, когда я был еще сравнительно молодым офицером разведки. А.Н.Косыгин, ставший Председателем Совета Министров СССР в 1964 году, нанес визит в Осло через 7 лет, когда я завершал третью командировку в эту страну в должности резидента.

Хрущев останется в истории как политик, резко отмежевавшийся от тоталитарного режима, насажденного в стране Сталиным. Он выступил за более открытое и демократичное общество, не прибегающее к чрезмерному принуждению и исключающее политические репрессии. В сфере внешней политики он стремился к снижению уровня противостояния с капиталистическими странами. Слово «оттепель», которое зачастую применяется как синоним начального периода его руководства страной, на мой взгляд, достаточно точно отражает истинное положение вещей. Оттепель, но не более.

Впервые я познакомился с Хрущевым во время поездки в Советский Союз председателя внешнеполитического комитета стортинга Финна My весной 1958 года.

Депутат парламента, журналист и специалист-международник, Финн My был знаком мне как человек, свободный от навязываемых буржуазной пропагандой стереотипов в представлениях о Советском Союзе. Он был неизменно вежлив и скромен, отличался непредвзятостью и производил благоприятное впечатление. В Норвегии его рассматривали как политика, сдержанно относящегося к чрезмерно тесному сотрудничеству с НАТО. Он был активным приверженцем политики Э. Герхардсена, направленной на неразмещение в мирное время на территории Норвегии ядерного оружия и иностранных войск и поддержание добрососедских отношений с СССР.

По прибытии My в Москву мне поручили перевести беседу с ним главы советского правительства, которая должна была состояться в тот же день. Предстояло явиться в Кремль к четырем часам дня. Уже заказали пропуск. Поручение было несколько неожиданным, и я решил заехать домой, захватить свои заметки с некоторыми политическими и военными терминами на норвежском языке, предполагая, что тема разоружения будет центральной в беседе.

Когда я вышел из дому и направился к метро, меня остановили два человека. Они поинтересовались, не я ли Грушко. Получив утвердительный ответ, тут же усадили меня в автомобиль и на полной скорости помчались в Кремль. Выяснилось, что Хрущев решил встретиться с норвежским парламентарием на два часа раньше, и мы еле успели прибыть вовремя.

Беседа с My началась в дружеском тоне и касалась в первые минуты общих тем. Но, когда разговор коснулся берлинского вопроса, разразился гром, хотя гость повода для такой реакции не давал. Дело в том, что накануне известные американские журналисты братья Олсоп выступили в прессе с комментариями, смысл которых сводился к необходимости прорыва блокады Западного Берлина при помощи танков. «Знаете, что они предлагают? — гневно сказал Хрущев. — Они, по сути, предлагают войну! Но мы ее не допустим. Я бы спустил с этих братьев штаны и высек ремнем по мягкому месту!» My внимательно слушал Хрущева, лихорадочно делая какие-то пометки на пачке папирос «Казбек». Я дал ему чистый лист бумаги, но ему не хватило и его, потому что слова нашего премьера лились нескончаемым потоком. Переводить было чрезвычайно трудно, потому что Хрущев почти не делал пауз. My отдавал себе отчет в том, что через него хотят довести советскую точку зрения по берлинскому конфликту до Запада. Норвежские каналы с подобной целью использовались не впервые, поэтому My был взволнован и сосредоточен.

В ходе беседы Хрущев заметил: «Нам, кстати, очень не нравится то, чем занимаются американцы в Норвегии, в частности на норвежских аэродромах». My сделал удивленное лицо, а присутствовавший на беседе посол Норвегии поинтересовался, откуда у советского премьера такие данные? Хрущев на секунду задумался и сказал, что такие сведения предоставлены ему военными советниками. Думаю, что на деле он располагал разведывательной информацией. В дальнейшем я не раз вспоминал эмоциональную беседу Хрущева, особенно в свете известного инцидента с У-2.