Судьба разведчика: Книга воспоминаний - Виктор Грушко

Таким составом мы не могли, конечно, достичь агентурного проникновения во все интересующие разведку объекты. Цель состояла в том, чтобы создать сеть агентуры и других информационных источников — небольшую, но эффективную и надежную. Достаточно было иметь лишь несколько человек, но в ключевых местах, с нужными связями и доступом к интересующим нас документам. Создать такую сеть и поддерживать ее работоспособность было непросто, поскольку норвежская контрразведка работала активно и изобретательно. Разведчику трудно «спрятаться» в маленьком советском коллективе и «раствориться» в относительно небольшой норвежской столице.

Но мы получали разведывательную информацию по различным каналам практически со всего мира. Нашими важнейшими контактами вовсе не обязательно были норвежцы. Резидентуры через Центр обменивались друг с другом оперативными сведениями, и при появлении в сфере нашего внимания интересного человека, с которым работали или которого изучали раньше в другой стране, контакт с ним не терялся.

Во время моей работы в Норвегии у нас было два контакта из числа американцев. Оба были так называемыми «доброжелателями», то есть лицами, предложившими нашей разведке свои услуги.

В работе с «доброжелателями» всегда сталкиваешься с серьезной дилеммой. Если их желание сотрудничать является искренним, то такой шанс упускать нельзя. Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов возможность внедрения спецслужбами противника «подставы». В этом случае готовься к провокации, высылкам и политическим скандалам.

При получении предложения о сотрудничестве мы обязаны были проверить все, что подлежало проверке. Во-первых, нужно было выяснить, служит ли в Колсосе вообще сотрудник с такой фамилией? В нашем случае это подтвердилось. Для проверки мы достали закрытые списки всех сотрудников штаб-квартиры НАТО и других учреждений США в Норвегии с указанием телефонов, домашних адресов и т. д. Но был ли наш «доброжелатель» тем, за кого себя выдавал? Помогла Москва, которая навела справки по сведениям, сообщенным американцем, — из какого он штата, где учился, на ком женат. Цель как будто бы достигнута: «доброжелатель» не блефует.

Тем не менее я и сегодня не могу с уверенностью сказать, были ли эти обратившиеся к нам американцы искренними людьми или «подставами». Подозрения мои основываются на том, что от этих контактов не поступала какая-либо значимая информация. Знаю только, что подобные ситуации всегда очень деликатны и сулят либо крупный успех, либо крупные неприятности. Известно также, что лучше всего в таких случаях полагаться на опыт и сведения внешней контрразведки. Нередко бывало так, что отношения с иностранцами по всем критериям развивались удачно, но вдруг следовал сигнал контрразведчиков: немедленно прекратить разработку или законсервировать агента. В таких случаях лишних вопросов не задают и затраченного труда не жалеют. Основополагающий принцип разведки — принцип «фрагментарности»: каждый сотрудник и руководитель любого уровня знает только то, что ему положено, и не задает лишних вопросов. Цель такой организации работы состоит в защите источников информации, предотвращении утечки сведений и ограничении ущерба в случае провала. Оппоненты, если они достигли успеха, должны открыть лишь кусочек мозаики, но не всю картину. Когда в последние годы средства массовой информации просили меня прокомментировать нашумевшие «дела», например Олдрича Эймса в США или Стига Берлинга в Швеции, мне нечего было сказать. И не только потому, что я не хотел, но и потому, что не знал, Хотя в разведке и контрразведке я занимал высокие должности. Имя Эймса я впервые узнал из газет. Ценные источники, как правило, тогда были известны лишь 3–4 должностным лицам во всей разведке. На мой взгляд, это — свидетельство высокого уровня конспирации и профессионализма. Поэтому, когда бывшие советские офицеры, ставшие перебежчиками, направо и налево разбрасываются именами источников, действующих за пределами их участка работы, им не следует верить. Они блефуют, чтобы привлечь к себе внимание.

С провокаторами приходилось сталкиваться часто. Однажды я познакомился с норвежцем, который, будучи общественным деятелем среднего масштаба, проявлял необычайно большую осведомленность в политических вопросах. Во время наших встреч он анализировал события и делал оценки и прогнозы, которые казались мне очень любопытными, особенно по вопросам предвыборных кампаний, расстановки политических сил, проявляя недюжинную глубину суждений и блестящие знания. Норвежец не был активным членом какой-либо партии, но в годы войны принимал участие в антифашистском сопротивлении. И сегодня он не последняя величина на норвежском общественном поприще.

У меня начали складываться с этим деятелем хорошие личные отношения. Мы все чаще встречались с ним, и я подумывал о нем как о потенциальном объекте разработки. В то же время что-то подспудно вызывало тревогу. Его знания казались слишком точными для той работы, которой он занимался в одной из общественных организаций. Он неплохо ориентировался в американской внешней политике и деятельности ЦРУ и давал понять, что имеет доступ к секретам, которые могут меня заинтересовать. Что-то неестественное ощущалось во всей атмосфере наших отношений..

Однажды я решился на элементарную проверку: явился на заранее обусловленную встречу в кафе пораньше. По некоторым особенностям поведения я обнаружил там двух сотрудников контрразведки: одного — на улице, другого — в самом помещении. А я знал, что, когда шел на встречу, наружного наблюдения за мной не было. Следовательно, контрразведка откуда-то узнала о месте и времени нашей встречи. По телефону с норвежцем мы об этом не говорили. Значит, спецслужбы получили информацию от моего собеседника или через него. Оставалось догадываться, за кем они следят: за мной или норвежцем? Самым неумным было бы покинуть кафе. Это лишь позволило бы сотрудникам контрразведки понять, что я обнаружил их. После появления норвежца я подчеркнуто держался в разговоре с ним рамок своего официального дипломатического статуса в расчете на возможное подслушивание.

Контакт я не прервал, но линия поведения была уже совершенно ясна. Норвежец становился все более настойчивым, рассказывал о своих материальных затруднениях и прозрачно намекал, что не прочь получить финансовую помощь в обмен на информацию. Эти попытки я аккуратно, но твердо отклонял, ссылаясь на то, что являюсь законопослушным дипломатом. Впоследствии мы получили доказательства того, что норвежец если не с начала, то с какого-то момента действовал с ведома и по подсказке норвежских спецслужб.

Провокации могли принимать и более жесткие формы. Так, норвежская контрразведка заподозрила одного из советских дипломатов среднего ранга в шпионской деятельности. Он был довольно активен, но никакого отношения к разведке не имел. Спецслужбы решили устроить ему ловушку, чтобы оказать нажим и попытаться привлечь к негласному сотрудничеству или устроить скандал и выслать из страны. Этот способный молодой дипломат имел слабость садиться за руль автомобиля в нетрезвом состоянии, что не осталось незамеченным. Однажды поздно вечером в нетрезвом состоянии он должен был возвращаться из компании норвежцев. На одной из боковых улиц по обычному маршруту его движения контрразведчики выставили автомобиль, который должен был спровоцировать на перекрестке столкновение. К счастью, мы заранее получили информацию о готовящейся провокации, сопряженной с риском для жизни нашего гражданина, и в последний момент ее удалось предотвратить. Дипломат получил от посла соответствующее внушение без раскрытия подстерегавшей его опасности и в дальнейшем ошибок не повторял.

Естественно, наружное наблюдение проявляло интерес и ко мне. Для отвлечения внимания «наружки» и растаскивания ее сил и средств мы практиковали синхронные ложные выезды сотрудников посольства в город в нужное время. Оперработники с готовностью помогали друг другу. Я сам неоднократно уводил за собой основную массу автомашин контрразведки, чтобы позволить тому или иному своему подчиненному беспрепятственно выйти на важную операцию. Однажды я записался на курсы норвежского языка, активно посещаемые натовскими офицерами. Формальных оснований для отказа мне не было. Было занятно наблюдать, как несколько контрразведчиков контролируют мои языковые упражнения. Естественно, на этих курсах я не собирался никого вербовать. А впрочем, кто знает, где тебя подстерегает удача. Мало ли что могло произойти, если удалось бы встретиться с кем-либо из сокурсников в неофициальной обстановке. Интересно было общаться с американцами, знакомиться с их стилем, манерой поведения. Мне даже было несколько жаль их, когда я узнал, что они обязаны докладывать своим офицерам безопасности о каждом шаге. Однажды я пригласил одного из них на кружку пива в город. Мы поехали на его машине в бар. Но беседы не получилось. Чувствовалось, он панически боялся, что сводка наружного наблюдения поступит его начальству раньше его собственного рапорта о встрече со мной и ему придется долго объясняться.