Судьба разведчика: Книга воспоминаний - Виктор Грушко

Ради справедливости должен отметить, что норвежская контрразведка не относилась к числу худших. Она работала в целом активно и профессионально. За время моей работы в Норвегии в ней никогда не применялись столь жесткие метода воздействия, какие, например, практиковали американские и английские спецслужбы. Исключение составляет случай с Арне Трехолтом, о котором я расскажу ниже.

Одной из причин того, что норвежские спецслужбы крупно оскандалились в «деле Люгрен», был «сигнал» от перебежчика Голицына, работавшего раньше в советской контрразведке. Лично я его не знал, но слышал, что еще в 50-е годы он высказывал неудовлетворение своим служебным положением, считал, что руководство и коллеги его недооценивают. Он даже писал письма Сталину с критикой стиля и методов работы конкретных сотрудников. О реакции Сталина мне неизвестно, но я знаю, что, находясь в Финляндии, Голицын встал на путь измены и выдал американским спецслужбам нескольких агентов.

Голицын сообщил якобы, что у КГБ есть «женщина в норвежском посольстве», о чем американцы проинформировали своих норвежских коллег. Но предатель не знал ни ее имени, ни положения. Мы подозревали также, что другой перебежчик из советской контрразведки — Носенко, не вернувшийся из Швейцарии в 1964 году, — мог сообщить на Западе некоторые сведения. Женщина, которая работала на нас в норвежском посольстве в Москве, как выяснилось через много лет, вовсе не носила имя Ингеборг Люгрен.

Еще один изменник — Гордиевский, сбежавший в Великобританию в 1985 году, — претендует на то, что якобы выдал Западу подлинную «женщину КГБ в норвежском посольстве» — Гунвор Галтунг Ховик, а также дал наводку на блестящего норвежского дипломата и политика Арне Трехолта. Гордиевский не устает публично похваляться этими «достижениями».

Откровения предателя являются чистым вымыслом. Когда Ховик была арестована в Осло в январе 1977 года, Гордиевский работал в Копенгагене. Никакого отношения к норвежским делам ни до того, ни после он не имел. О жестких правилах конспирации в разведке я уже говорил.

К информации Гордиевского следует относиться скептически. Он еще преподнесет своим хозяевам немало неприятных сюрпризов. Он уже их преподносит. Благодаря публицистическим исповедям предателя КГБ в глазах многих наблюдателей из организации с чуть ли не сверхъестественными возможностями внезапно превратился в проходной двор без какой-либо дисциплины и конспирации, где офицеры только и делают, что на каждом углу рассказывают друг другу об иностранной агентуре. Провокаторская роль Гордиевского начинает разоблачаться, в том числе в судебном порядке, о чем я скажу несколько ниже.

Что касается Ховик, то Гордиевский неоднократно и публично заявлял, что именно он выдал ее. В своей же последней книге, вышедшей в Англии в феврале 1995 года, он вдруг дает обратный ход. Почему? Думаю, что по совету норвежских и взаимодействующих с ними других западных спецслужб. Показания Гордиевского и так уже перестали вызывать доверие, и полная дискредитация его как «свидетеля» может привести к пересмотру дела Трехолта, сфабрикованного на основе ложных показаний «анонимного источника».

Норвежская контрразведка не намерена делиться с Гордиевским «славой» в выявлении Ховик как агента КГБ. Она якобы самостоятельно вычислила ее и осуществила захват, о чем бывшие норвежские контрразведчики написали немало мемуаров. Гордиевский вынужден корректировать свои прежние откровения. В своей новой книжке он пишет, что впервые узнал имя Ховик лишь после ее ареста в 1977 году. До этого же, мол, ему удалось разузнать через своего сослуживца в Копенгагене Вадима Черного и передать англичанам псевдоним агента-женщины в МИД Норвегии — «Грета», а также данные о наличии «еще более важного источника» в этом министерстве. Прикрываться именем своего бывшего коллеги, ныне умершего, — типичный прием для предателя.

После ареста Ховик в Центре была создана комиссия по расследованию причин ее провала. Как всегда в таких случаях, стопроцентно установить их невозможно. Но всегда нужно исходить из того, что версия контрразведки о предшествовавших аресту обстоятельствах направлена на введение в заблуждение спецслужбы противника. В случае с Ховик она сводилась к тому, что на «Грету» вышли путем слежки за сотрудником советской разведки. Версия была заведомо ложной.

Наше расследование показало, что утечка информации скорее всего произошла на стадии реализации материалов, поступивших от Ховик. Это подтвердилось разоблачением американского агента в управлении планирования внешнеполитических мероприятий МИД СССР Огородника (прототип известного «Трианона» из романа Юлиана Семенова «ТАСС уполномочен заявить…») в 1978 году. Огородник, имевший доступ к некоторым материалам разведки, предназначенным для доклада министру, передавал их ЦРУ и после задержания покончил жизнь самоубийством, приняв яд.

Независимо от того, кто дал наводку на Ховик, норвежская контрразведка и прокуратура должны были проверить подлинность высказываний их основного «анонимного свидетеля из рядов КГБ» по делу Трехолта. Это дело задним числом неминуемо развалится. В тех странах, где Гордиевский служил, а именно в Дании и Великобритании, именно так и произошло с рядом дел, заведенных по его информации.

Высказывания Гордиевского о Гунвор Галтунг Ховик пополняют список примеров, когда предатель прибегал к слухам, голословным утверждениям, выдумкам и откровенной лжи. С их помощью он и кормился все эти годы.

Мне стало известно, что редактор внешнеполитического отдела одной из центральных датских газет «Информашон» Йорген Драгсдаль поднял перчатку, брошенную Гордиевским в серии статей, и что бывший депутат английского парламента, видный лейборист Майкл Фут сделал то же самое: они оба подали в суд на издателей Гордиевского. И оба выиграли процессы. В ходе судебных расследований в Дании и Великобритании было установлено, что Гордиевский лгал.

Но в Норвегии, к которой он никогда не имел никакого отношения, эти судебные решения были встречены молчанием. Норвежские средства массовой информации, которые подавали ранее Гордиевского как «человека судьбы» Трехолта, никак не отреагировали на эти процессы.

Не свидетельствует ли это о том, что норвежская «четвертая власть», которая подыгрывала государственным инстанциям в политической игре и создании мифов, не осмеливается сегодня признать свою роль в грубом попрании прав человека и осуждении «врага народа» задолго до суда на основании ложных сведений?

Гунвор Галтунг Ховик была классическим примером агента, если принять во внимание мотивы ее сотрудничества, типичные для послевоенного времени.

Еще во время войны она стала испытывать большую симпатию к Советскому Союзу, который нес на себе основное бремя борьбы с фашизмом, и к советским военнопленным, оказавшимся в гитлеровских концлагерях в Норвегии. Это чувство еще более усилилось, когда Красная Армия освободила Северную Норвегию от оккупантов, понеся тяжелые потери.

Работая в одном из концлагерей в Будё в качестве сестры милосердия, Ховик влюбилась в русского военнопленного, молодого инженера из Ленинграда Владимира Козлова. Она помогла ему и двум его товарищам по плену бежать в Швецию. После войны Ховик решила разыскать Козлова в России. Владея русским языком, она получила должность в норвежском посольстве в Советском Союзе.

Здесь она восстановила контакт с В.Козловым, попав в поле зрения КГБ. При помощи Козлова она была завербована. Ее работа на нас заключалась в передаче секретных документов, причем не случайных и не валом, а вполне определенных. Устная информация с ее стороны особого интереса не представляла, поскольку она занимала техническую должность и не разбиралась в хитросплетениях внешней политики.

Таким образом, она работала на нас с конца 40-х годов вплоть до ареста в январе 1977 года — более 30 лет. Редко кому удается работать на иностранную разведку так долго. Особенно полезными были ее услуги после возвращения из Москвы на работу в МИД Норвегии. Я непосредственно с ней не работал. С Ховик встречался поначалу резидент Леонид Лепешкин, а впоследствии оперативный работник Александр Принципалов. Но летом 1971 года, когда Лепешкин находился в отпуске, мне довелось провести одну встречу с ней в месте, расположенном далеко от Осло. Как обычно, я тщательно проверился на маршруте следования. Учитывая важность встречи, я послал всех своих сотрудников «на задания» в город, чтобы максимально оттянуть силы местной контрразведки.

Стояла прекрасная погода, и мы беседовали с Ховик минут двадцать, прогуливаясь по лесу. В завершение встречи она передала мне секретные материалы, сказав, что слышала обо мне в норвежском МИД как о знатоке норвежской внешней политики. У меня о ней сложилось впечатление как об очень совестливом источнике, руководствовавшемся идеологическими мотивами. Мы высоко ценили ее вклад, несмотря на то что за все эти годы никогда не получали действительно сенсационных документов. Но поток материалов от нее был стабильным и затрагивал именно те вопросы, которые нас прежде всего интересовали.