Газета День Литературы # 96 (2004 8) - Газета День Литературы

Сверху кто-то позвал его по имени. Человек хотел поднять голову и посмотреть, но мешала Звезда. Зов повторился. Человек посмотрел вниз и увидел, как тают последние ступеньки лестницы. Сверху кто-то позвал его в третий раз. Да! — отозвался Человек. — Ты летишь с нами? А кто вы? — Мы посланы освободить тебя. — А кто вас послал? Мы стадо Небесного Пастуха! — Нет, спасибо. Я один раз уже был в стаде. — Но кем же ты будешь? Смотри: башня твоя растаяла! — Очень жаль. Мне было хорошо в ней. — Что ты говоришь! Разве ты хочешь в ней сидеть вечно? — Не знаю. — Разве ты никого не любишь? — Люблю вон ту Звезду. Но это ничего не меняет. — Как? Это не меняет тебя? — Я устал от изменений. В этой комнате всё так быстро меняется одно на другое. Я был Честным Быком, был Несчастным Человеком, был Башней. Но я ничего не достиг, а только всё потерял. У меня была шкура, был колокольчик, была Синичка. Где теперь всё это? И зачем мне еще меняться? Чтобы снова терять то немногое, что я имею? Я прочел в Снежной Книге, что перемены ни к чему не ведут и никогда не сулят ничего хорошего. Пусть все остается как есть. Я хочу быть собой. — А кто ты, ты знаешь? — Мне все равно. — Если ты не знаешь, кто ты, ты скоро исчезнешь совсем. — Пока я Башня. — Ты уверен? — Я ни в чем не уверен. — Посмотри: башня твоя почти растаяла. — Что ж: теперь я стал Человеком без башни. — Но у тебя нет и тени! — Да. Тень ушла от меня. — Тогда, может, ты вспомнишь свое настоящее имя? — Я не знаю, что значит "настоящее имя". — Но ты хочешь быть? Да. — Тогда выбирай: Новь или Старь? — Я выбираю Новь. — Но Новь в руках тьмы — ты знаешь? — Мне всё равно. — Это твое последнее слово? — Да. Когда-то я выбирал Старь, но это меня не спасло от перемен. Теперь я выбираю Новь. — Что ж. Прощай.

Небо горько вздохнуло. Несчастный Человек увидел, как белые облака заслоняют от него далёкую звезду, и она удаляется от него. Всё это время он стоял вытянувшись, на цыпочках, а теперь, как пружина, сжимаясь, полетел вниз. Он расставил руки, как бы желая превратить их в крылья. Чёрные тучи сомкнулись над его головой. "Чего я боюсь? Слепоты? Но сейчас всё исчезнет, и я уже ничего не увижу. Когда я умру, я ослепну. Но пока я вижу, я жив". Голос в последний раз произнёс в небесах его имя. Несчастный Человек поднял голову и зажмурился от яркого света. Рук он сложить так и не успел.

Белые облака с печалью смотрели на тающую башню. Впрочем, башни уже не было видно.

+++

Башня растаяла в синее озеро. И следом за ней, в синее озеро, растапливая тьму, словно слеза, закатилась звезда. Падая, Звезда пронзила все тёмные облака, и они вспыхнули, как пучки соломы. Ветер-Пастух бешено хлестал их своим кнутом, но они только рвались и проливались на снежную землю огненным дождём. Белая бычья шкура с загнутыми краями сиротливо плавала в воде, словно большой цветок. Звезда упала на неё и прожгла насквозь. Она погружалась на дно водоёма, оставляя за собой широкий светящийся хвост. И озеро голубело с каждой минутой, пока не стало цвета ясного майского неба и не высветилось всё, до дна. И все увидели удивительную жизнь озёрных глубин, которая прежде была скрыта от глаз насельников леса. Из самой сердцевины озера, из глубины, от белого дна, рос алый крест.

Зверей охватило неизъяснимое ликование. Слёзы полились из заячьих и беличьих глаз. Даже Медведь с Медведицей прослезились. Волк завыл. Крест поднимался все выше и выше, пока наконец не стало очевидно, что это главная мачта корабля. Опущенные его паруса горели, бросая лиловые отсветы. Крест поднялся до самого края неба и уперся во всё еще чернеющее полотно.

И едва мачта коснулась небес, снова ударила молния, и расколола небеса; и прорвалась ткань. В щель хлынул дождь. Потоки лиловой грязи. Тьма свернулась, как свиток, и повисла на мачте. За черной тканью было настоящее небо, в котором таяли и проливались светлыми потоками измученные облака. Вскоре дождь уже шел прямо из ясного неба, и всё вокруг стало становиться прозрачным, словно стеклянным, и вода стекала по стеклу. Вода быстро прибывала, и с ней поднимался вверх пылающий корабль. На палубе корабля, в ослепительном серебре, опираясь на четыре могучих лапы, стоял Лев. Ветер развевал его огненную гриву. На самой высокой мачте бессильно болталась мокрая черная тряпочка. Это было то, что оставалось от Чернобока и его чёрного неба. А высоко над мачтой парил апостол любви — Вещий Орел.

ПРОРОЧЕСТВО ВЕЩЕГО ОРЛА

— Звери и люди, лошади и медведи, ослики и овцы; белки и крольчата, мыши и небесные птицы; все сущие в лесу звери, Барсук и Олень, и вы, пьяные вездесущие Обезьяны! Шесть комнат отныне не существуют. Небо прорвано. Башня Зимы растаяла. Уже начинается Дождь. Это сигнал к началу любви. Знак нового дня. Занимается радуга. Границы между Явью и Сном больше нет! Отныне — только ясное небо Яви, только Солнце — корабль Любви. Солнце Яви — имя новых небес! Только Явь существует! Имя Яви — Любовь. Остатки Снов будут смыты. Будет новая Вода, и новое Солнце, новая Весна и новая Земля; и вырастет новый Лес на новой Земле. Лес станет лестницей. Озеро станет рекою. Река станет небом. А небо заменит нам дом. Звери! Любите друг друга! Стройте трап! Уходите на небо!

Михаил ЮПП В ПОИСКАХ ГАЛАКТИКИ ДИ-ПИ

ОЧем эти строки? О поэтах забытых и замолчанных, о лагерях перемещенных лиц, по иронии судьбы оказавшихся в эсэсовских казармах на территории двух побежденных государств Третьего Рейха — Германии и Австрии. Эти территории были разделены на четыре зоны стран-победителей: американскую, английскую, французскую и советскую. С последней всех говорящих отправляли в сталинские лагеря. Зато в трех остальных зонах образовалась удивительная и неповторимая ГАЛАКТИКА ДИ-ПИ.

Кто же такие ДИ-ПИ и почему именно ГАЛАКТИКА?

Термин ДИ-ПИ образован из первых букв английской фразы dysplace person, что переводится на русский язык как "перемещенное лицо", то бишь — лицо без гражданства. В послевоенные лагеря ДИ-ПИ попадали все люди, говорящие по-русски. Причем не только бывшие советские граждане из числа угнанных восточных рабочих (остарбайтеров), военнопленных, перебежчиков и девиц из гитлеровских борделей, но и бывшие подданные Российской империи, с оружием в руках ушедшие с полей сражений после окончания Гражданской войны в России и нашедшие приют в европейских странах: Австрии, Болгарии, Германии, Италии, Латвии, Литве, Польше, Румынии, Финляндии, Франции, Чехословакии, Эстонии и Югославии. Ну, а ГАЛАКТИКА потому, что каждый лагерь был своеобразной планетой, в которых была создана неповторимая культура России вне России.

За относительно короткий срок с мая 1945 по декабрь 1951 года было издано около 600 или даже чуть больше книг разного назначения и около 3000 единиц периодики и других печатных материалов. И если книги периода ДИ-ПИ стали к настоящему времени библиографическими редкостями, то все остальные печатные материалы этой ГАЛАКТИКИ превратились в суперредкости. Было в этот период образовано довольно много издательств, самым живучим из которых оказалось издательство "Посев" — орган Народно-Трудового Союза "российских солидаристов".

Завязывались крепкие связи в среде жителей ГАЛАКТИКИ. Ну, а книги, изданные типографским и ротаторным способами, заполняли серый быт людей, ожидающих разрешения на въезд в США, Великобританию, Францию или их колонии. Поражает спектр этих книг: православная религия и философия, политика, экономика, искусство, сельское хозяйство, машиностроение, история, математика, иностранные языки и т.д. Именно в этот период внутри ГАЛАКТИКИ ДИ-ПИ зарождалась плеяда, которую назовут потом "литературой Второй Эмиграции". Разумеется, плеяда эта была далеко не однородна. В нее входили и уже зрелые мастера, чьи книги издавались в предвоенные годы в странах Русского Зарубежья или в Советском Союзе, и начинающие литераторы. В одном ряду со значительными писательскими именами стояли и те, кто позже никак не проявил себя в литературе. Возвратить эту ГАЛАКТИКУ ДИ-ПИ в лоно единой русской культуры — задача чрезвычайно трудная, но и благодарная.

Немного истории. В середине 60-х годов я познакомился с одним питерским книжником. Помню: долго мы приглядывались друг к другу, а потом подружились и стали часто встречаться. Вот у этого-то книжника и довелось мне впервые познкомиться со сборниками стихов Дмитрия Кленовского, Ивана Елагина, Родиона Берёзова, Ольги Анстей, Бориса Филиппова, Ивана Буркина и других. А в 1980 году и я волею судеб превратился в эмигранта, представителя "третьей волны" российских изгнанников. Моим увлечением на Западе стало собирание и изучение поэтического наследия всех трех “волн". И за эту четверть века мне удалось собрать свыше двух тысяч сборников поэзии Русского Зарубежья ХХ века. И самое пристальное внимание я уделил поэтам "второй", послевоенной волны. В этом, видимо, сказалась преемственность поколений.