Осколки царства - Дмитрий Володихин

13.00-14.00

Образ жизни, который вел Игорь, кое-что позволял и не менее того требовал. Позволялось истратить на обед 80-160 рублей. Не позволялось истратить 200 рублей, ресторанчик, даже самый дешевый, отпадал. Требовалось не носить на работу баночек со снедью из дому; компьютер будет морщиться, морщиться от такого плебейского соседства, вся кристальная зона пропахнет кухонными испражнениями. Или вот еще, столовский вариант: есть такое заведение через квартал - изрезанный пластик столов, густо хлорированный линолеум, курица с душком, какая-то тотальная липкость, липнет даже побелка со стен в коридорчике, дверь в кухонный цех вечно распахнута, и оттуда, как из верхних кругов преисподней, веет горячим влажным муссоном в мозаиках металлических грохотов. Восемь. Господи, спаси и сохрани. Оставалось кафе. Дорогое столичное кафе, лучше всего что-то вроде погребка, трудолюбиво извлеченного из прежнего сырого полуподвала (тоже своего рода магия: помещение боится одичать, пока в нем живут люди - накажут!).

Нашлось такое в пяти кварталах. Три. На грани. Но уже то замечательно, что в пяти кварталах расцветает подобное три. Стены отделаны каким-то пенородным материалом, производящим льдистое впечатление. Недешево, конечно. Чистые прозрачные занавески. Прилавок - полированное дерево в бронзоватых металлических панелях, тоже недешево, но дээспэ - это так ужасно, уже через несколько месяцев незыблемые, казалось, плоскости плакали бы десятками подгнивающих ранок. Столы с белыми скатертями-невестами, предлагавшими каждому посетителю без трудов приобрести их непорочность. Утюг, как видно, регулярно дефлорировал невестушек, пятна человеческой жизнедеятельности, если и бывали, жались в с стыдливом испуге к углам, не веря в собственный долгий век. Все кафе - от занавесок до скатертей - застыло в ритуальном поклоне гостеприимства и лепетало, лепетало приглушенным контральто безупречно-скромной горожанки: приветим мы вас, приветим-приветим-приветим, будем привечать. Три здесь набиралось по мелочам. Например, пять предметов чеканки местного искусника на темы языческого славянства (или славянского язычества); тьфу, пропасть, как сверкали чеканки эти, если их как следует начистить, какой добротный старый металл! По искуснику плакал электрический стул или его более древний аналог - молния искаженнообразного Перуна. Игорь в течение недели искал такое место, где не видно ни одной чеканки; все вспоминались ему инструкции как создавать японские сады камней: один да не будет виден. Как близко! Да не будет видна ни одна. Пол, тут уж ничего не поделаешь, в духе подъездов и казарм: серые каменные плиты с беляшками, которые выделяются на общем фоне подобно жиринкам на кружке совершенно несвежей колбасы. Некий мерзавец, вероятно, в порыве пьяного восторга пнул ботинком стойку бара (то есть прилавок в его облагороженном именовании) и оставил несмываемый позор черной полоски. Игорь искренне надеялся, что нанося удар, гипотетический пьяница сломал о возмущенное дерево хотя бы один палец.

Хозяин кафе проявил удивительную мудрость - главным лозунгом его кухни было: не портить продукты. На уровне маленького погребка баловать посетителей убийственными деликатесами оказывалось совершенно нерентабельно. С другой стороны, все в истории человечества попытки заменить деликатес ловкой подделкой неизменно вызывали у посетителей изжогу. Поэтому основные усилия местного шеф-повара сводились к сохранению естественного вкуса: мясо должно оставаться мясом, а рыба - рыбой. В меню стояло: жареная свинина, паровая рыба (такая-то) и т.д. Никаких котлет, жульенов, галантинов: все равно как надо не получится. Исключение было сделано лишь для салата оливье, но тут уж никуда не денешься: фаянсовую тару с квадратным раструбом и горкой салата оливье внутри правильно было бы сделать гербом Российской федерации. Не есть герб - сродни государственной измене.

И герб, надо признаться, прекрасно держал удар. Да и рыба держала удар прекрасно.

Игорь отложил книгу. Ее надо было постоянно держать одной рукой, поскольку мягкая глянцевитая обложка не позволяла как следует разогнуть страницы, да так и оставить - нет-нет, развалится моментально. А если не держать - захлопнется. Приходилось освободить обе руки для сложных манипуляций с венским рулетом и чашкой кофе. Рулет ужасно привлекал тем, что всякий раз бывал сделан весьма правильно: не слишком сух и не слишком влажен, бисквит, а не хлеб с водой, крем безо всяких кислинок и притом в достаточном количестве. С кофе дело обстояло сложнее. Надо полагать, европейцы обнаружили у аборигенов какой-нибудь сложный ритуал изготовления напитка, или уж во всяком случае, непростой кулинарный рецепт. По обычаю, гости-завоеватели выиграли во времени за счет качества. К чему им эти сложности? В главном функционирует? Вот и прекрасно, это и есть деловой подход. За века внутри кофе появилась настоящая иерархия. Тот-самый-кофе-каким-он-должен-быть остался для аборигенов, если только они выжили и смогли сохранить секрет. Кофе-в-максимальном-приближении - для людей весьма состоятельных. Кофе-ничего-себе - как продукт кофемолок, кофеварок и "восточных" жаровень с песком. Кофе-для-всех быстрорастворимый, любимый миллионами за экономию времени. Эрзац-кофе - для военных эр и прочих голодных годов. В этом кафе хозяин сделал выбор между истерическим визгом кофемолки и честным пользованием непрестижной баночкой в пользу баночки. Никогда Игорь не был знатоком кофейных ароматов. Данный конкретный кофе не испускал флюидов жженой резины, и слава богу.

Кроме того, здесь было тихо. Ни одна проклятая соковыжималка (стареющая кофемолка) не пыталась возмущаться несчастливой личной жизнью. Здесь было раза в три тише, чем наверху, на улицах.

Отложив книгу, Игорь осознал, что добрая тишина испорчена металлическими скрипами. Он захотел было поискать глазами источник, э-э-э, омерзительный скрипучий источник, но потоки техно сейчас же прекратились, и вкрадчивый голос, весь в бархатных академических перекатах, зазвучал в неприятной близости:

- Я, конечно, завсегдатай в этом кафе всего лишь два или три месяца, но и это не так уж мало. За все это время я не видел ни разу, чтобы кто-нибудь добавлял в салатик по вкусу философское чтиво. Тем более, не чаял в наши дни, в центре Москвы увидеть молодого человека, искренне заинтересованного Эволой, этим махровым консерватором. Что у вас на очереди? Макиавелли? Или "Техника государственного переворота" Курцио Малапарте? Логично было бы закончить Малапарте, начав Эволой!

- Добрый день.

- Да-да. Здравствуйте, молодой человек.

- Вам не дашь и сорока пяти.