Парижанка - Жорж Онэ

Своим внезапным и решительным удалением молодой Компаньон рассчитывал обмануть проницательность мадемуазель Превенкьер. Мысль о том, что любимая женщина догадается о его страсти, была ему невыносима. Он предпочел бы саму смерть ее насмешкам. А могла ли она не смеяться, видя его неповоротливым, застенчивым, не умеющим связать в обществе двух слов?

Но он плохо рассчитал: его безмолвная и скромная покорность судьбе как раз открыла Розе глаза. Видя его у себя, принимая с тем же радушием, как в Блуа, она не подумала бы допытываться, что такое влечет его теперь сюда, что восхищает и удерживает этого ученого молодого человека среди легкомысленных светских людей. Но его удаление тотчас навело молодую девушку на мысль, что это неспроста, и она доискалась истины, которая удивила и растрогала ее.

С той минуты для Розы все стало ясно, и она вполне поняла поведение Проспера за последние четыре года. Его постоянная и безмолвная любовь тронула дочь банкира. Но окружающая атмосфера уже оказывала на нее свое влияние: Роза во многом переменилась. Инстинктивное презрение отдалило ее от Проспера. Она нашла, что брат Сесили поступает благоразумно и делает себе правильную оценку. Если он не показывается, то, значит, хочет заглушить свою любовь, понимая, что бедный инженер без имени не пара мадемуазель Превенкьер. Положим, Проспера нельзя было назвать некрасивым, но он принадлежал к слишком скромному кругу, тогда как Роза еще накануне обедала с цветом элегантного Парижа. Ее благосклонности добивались даже принцы.

Маршруа не замедлил привезти Этьена к любезному кредитору, который обещал ссудить такой солидный куш расточительному фабриканту. Но если Превенкьер возвращался к детской наивности в делах сердца, то не изменял своей проницательности в финансовых вопросах. Леглиз встретил у него радушный прием, тем не менее с первых же слов хозяин встал на строго деловую почву. Поработав в Трансваале с напряжением всех сил, банкир лучше прежнего узнал цену деньгам и не мог легкомысленно расточать их. При такой осторожности заимодавца оказалось нужным пуститься в подробные объяснения, Леглизу это пришлось не по нутру. Разумеется, дела его фирмы процветали и ничто не заставляло его искать ресурсов у посторонних лиц. Но он ударился в спекуляции, которые не приносили ему ожидаемых выгод. Одним словом, ему нужны деньги… Сколько усилий, чтобы дойти до такого сознания! Тщеславный Этьен бледнел с досады. Превенькьер сделал вид, что не замечает этого.

– Я весьма сочувствую вам, – сказал он гостю, – и с удовольствием исполню ваше желание… Позвольте, однако, вам сказать, что вы были очень опрометчивы. У вас превосходный завод, который идет отлично, а вы позволяете сбивать себя с толку и принимаетесь искать барышей на стороне. Между тем барыши-то у вас дома, а не в другом месте, и всякая деятельность, которую вы отвлекаете от своего предприятия, всякие капиталы, вынимаемые вами из оборота, расшатывают ваше положение, ослабляют ваши ресурсы и уменьшают ваш кредит. Я говорю с вами, как друг. То, что вы делаете, меня не касается. Но, право, жаль наносить ущерб своим интересам, когда ничто не принуждает вас к тому. Сколько прибыли дала фабрика в прошлом году?

Леглиз и Маршруа переглянулись. Ни тот, ни другой из них не ответил на вопрос. Превенкьер удивился:

– Неужели вы скрываете от меня положение дел? Если вы не имеете доверия ко мне, как же я буду доверять вам?

– Это совершенно верно, – сказал Маршруа.

– У нас получилось шестьсот тридцать тысяч франков прибыли, – сказал наконец Этьен.

– А вам понадобилось еще шестьсот тысяч франков? – воскликнул Превенкьер. – Значит, у вас громадные убытки помимо вашего промышленного предприятия?

Леглиз слабо усмехнулся:

– Действительно, громадные.

– С которых пор?

– Вот уже четыре года.

– И вы не можете покрыть их прибылью с собственного завода?

– Я всегда тратил больше, чем выручал.

– Вот как! – процедил Превенкьер.

Он взглянул на Маршруа, который не моргнул глазом. Потом хозяин вынул папиросу из ониксовой [Оникс – минерал, разновидность агата, с чередованием черных и белых слоев; полудрагоценный камень] вазы, закурил ее, медленно прошелся от камина к окну, вернулся к своему письменному столу и произнес с озабоченным видом, глядя на Этьена:

– Во сколько цените вы свою фабрику?

– В шесть миллионов.

– Ну, так вот, если вы не измените настоящего порядка дел, то через пять лет будете принуждены ликвидировать свои дела. Вас надо обуздать, любезнейший, для вашей собственной пользы, иначе вы пропали.

– Каким это образом меня обуздать? – спросил Леглиз, в глазах которого вспыхнул злой огонек.

– Очень просто: грозить вам опекой. Вы желаете получить шестьсот тысяч франков и получите их. Но так как с этой минуты для меня будет важно, чтоб ваши дела не пошатнулись, то я ставлю такое условие: если через год вы не уплатите мне половины долга, я выговариваю себе право, сделав новый взнос в шестьсот тысяч франков, стать компаньоном вашего предприятия и назначить директора фабрики по личному выбору.

– А кто же будет этим директором? – спросил Этьен, голос которого дрогнул.

– Да хоть вы сами, если окажетесь рассудительным, или кто-нибудь другой, если понадобится, чтобы не дать опуститься фирме. Во всяком случае, вы будете получать четыре пятых прибыли и, следовательно, не разоритесь.

Маршруа, к своему величайшему удовольствию, убеждался, что переговоры идут согласно его указаниям. Он подмечал колебания Этьена, который чуял, что рискует опуститься до звания простого компаньона фирмы, основанной его отцом и носившей его имя. Перспектива падения жестоко терзала Леглиза, в особенности больно было задето самолюбие фабриканта. Он мало думал о том, что произойдет через год, потому что привык жить спустя рукава, не заглядывая в будущее. «Только бы мне было хорошо, остальное все уладится». Такова была его всегдашняя логика. Он принадлежал к числу тех людей, которые воображают, что светопреставление наступит раньше срока платежей по их векселям, и поэтому находил излишним беспокоиться о них. При такой системе Этьен довел свое предприятие до настоящего положения, которое не казалось бы ему особенно критическим, если б не Превенкьер, потребовавший у него обстоятельного отчета.

Если б он мог по-прежнему убаюкивать себя утешительными доводами вроде следующих: «Нет такого затруднения, из которого нельзя выйти; люди помогут вам выкарабкаться для своей же пользы; никогда не следует отчаиваться, все поправимо», то Леглиз пренебрег бы угрожающей ему опасностью. С него было бы достаточно знать, что она не слишком громадна. В ту самую минуту, когда ему следовало пустить в ход – всю свою проницательность, чтобы действовать в свою пользу, он старался не думать о предстоящей беде и видел перед собой только одно: Превенкьер обязывается внести еще шестьсот тысяч франков.