Государство и деньги. Как государство завладело денежной системой общества - Мюррей Ротбард

Таким образом, ЕВС и ЭКЮ с точки зрения экономики не имели никакого значения. Но их политическое и пропагандистское значение чрезвычайно велико. После того, как граждане стран Европейского Сообщества в течение 20 лет ежедневно слышали эти два слова, они в конце концов поверили в то, что за ними стоит что-то конкретное. У них возникло ложное убеждение, что в Европе с 1979 г. проводилась общая денежная политика и что именно благодаря этой политике (а также ЭКЮ) 80-90-е годы стали периодом курсовой стабильности и экономического процветания. Эта логическая ошибка ослабила сопротивление, с которым сталкивались европейские бюрократы в стремлении расширить свои властные полномочия. С ЕВС была связана чрезвычайно важная психологически фаза подготовки к созданию Европейского центрального банка. Когда Европейский ЦБ был создан, за ним замаячил призрак нового централизованного государства, «единой Европы». Таким образом, ЕВС была решающим шагом к сговору европейских правящих элит.

4. Роль Бундесбанка в ЕВС

Когда принимались решения о коррекции валютных курсов в рамках ЕВС, Бундесбанк всегда оказывался мишенью для ожесточенных нападок. Его обвиняли в том, что он отказывается от сотрудничества, душит экономики остальных стран-членов ЕВС, угнетает другие центральные банки и т. п. Но возникает вопрос: как на свободном рынке возможна ситуация, в которой один из участников способен до такой степени подчинить себе остальных? Как объяснить абсолютное господство Бундесбанка на европейском валютном рынке? Масса экономистов сломала зубы об этот орех.

Ответ на вопрос таков. Дело было не в силе Бундесбанка, а в слабости других ЦБ. В том, что национальная валюта той или иной страны была слабой, виноват не Бундесбанк и не немецкая марка, а безумная жадность местного политического и экономического истэблишмента. Неспособные к самоограничению элиты вовсю пользовались печатным станком, и при этом они еще имели наглость требовать, чтобы Бундесбанк спасал их валюту, увеличивая предложение немецких марок!

Так называемая «ошибка» Бундесбанка сводилась к тому, что он увеличивал предложение денег с меньшей скоростью, чем другие центральные банки. Этим он заслужил вечную признательность немецкого народа, но политическая элита Германии и Европы не простит ему ее никогда.

Природа денежных властей не должна оставлять никаких сомнений. Все центральные банки существуют для того, чтобы грабить население, перераспределяя деньги в пользу политических элит, и Бундесбанк — не исключение. Тем не менее Бундесбанк из всех центральных банков причинил населению меньше всего вреда. Его позиция принесла пользу не только гражданам Германии, но и всем жителям европейских стран, потому что остальные центральные банки были вынуждены на него ориентироваться. Таким образом, немецкая марка была не только валютой-якорем для ЕВС; выступая в качестве ограничителя инфляции, она защищала население Европы от алчности государственных элит.

5. Конец ЕВС и создание Европейского центрального банка (ЕЦБ)

Когда государство собирается в очередной раз ограбить граждан и ограничить их свободы, оно не может обойтись без пропагандистского вранья. Это верно и в случае с Европейским центральным банком. Агитпроп изображает ЕЦБ как логическое развитие ЕВС. Гражданам сообщают, что ЕЦБ занимается исключительно совершенствованием ЕВС.

Эта картина не имеет никакого отношения к реальности, это чистая пропаганда. Европейский центральный банк не имеет ничего общего с Европейской валютной системой. Он основан на иных принципах, у него совершенно другие задачи. Стабильность ЕВС зависела исключительно от поведения стран-участниц, которые проводили свою денежную политику самостоятельно. Если государство желало иметь стабильную валюту, то благодаря существованию ЕВС оно было вынуждено ориентироваться на самую сильную валюту в системе и соответственно ограничивать предложение своей валюты. Это привело не только к относительной устойчивости обменных курсов, но и к снижению темпов инфляции, быть может, против воли создателей ЕВС.

Европейский центральный банк стал первым в истории общеевропейским центром денежной эмиссии. Он освободил европейские государства от необходимости соблюдать бюджетную дисциплину и открыл новые способы для обогащения политических элит за счет всех остальных граждан. Таковы подлинные задачи Европейского ЦБ. Таковы истинные намерения тех, кто его создал. Чтобы понять, как это случилось, нужно вернуться в 70-е годы.

После краха Бреттон-Вудской системы печатный станок (другое название инфляции) превратился в важный источник государственных доходов. Разумеется, ни одно государство, освободившись от обязательств Бреттон-Вудской системы, не стало снижать налоги или сокращать свою задолженность. Напротив, государства стали расширять свою сферу влияния, используя печатный станок для финансирования растущих расходов.

В конце 70-х годов, как мы помним, возник политический спрос на фиксированный (или по крайней мере устойчивый) курс национальных валют, поэтому европейским государствам потребовалось резко снизить темпы инфляции. Выпадение государственных доходов, произошедшее в результате снижения инфляции, по идее должно было быть компенсировано за счет сокращения государственных расходов. Однако политические элиты не устроила такая перспектива. Была развернута пропагандистская кампания, и граждан убедили в том, что жертвовать «социальными завоеваниями» недопустимо ни при каких обстоятельствах. Суть «социальных завоеваний» состояла в том, что благодаря постоянной инфляции возникла система перераспределения денег от «политически неорганизованного» населения к правящим элитам и близким к ним группам интересов, но этого гражданам, естественно, объяснять не стали.

Сохранить «социальные завоевания» можно было двумя способами. Во-первых, можно было увеличить налоги и другие социальные отчисления. Этот способ плох тем, что даже самый мирный налогоплательщик может возмутиться, когда государство запускает руку в его карман. Поскольку правящие элиты боялись, что избиратели не простят им увеличения налогов, они выбрали иной способ и стали увеличивать государственный долг. Та часть государственного бюджета, которая раньше финансировалась за счет инфляции, стала обеспечиваться за счет роста госдолга. Это легко проверить: с конца 70-х годов снижение инфляции всегда сопровождалось увеличением долга.

Новый принцип организации государственного бюджета — долги вместо инфляции — стал абсолютно очевидным в 80-е годы. Именно это определило вектор развития мировой денежной системы.

С самого начала было ясно, что нельзя бесконечно финансировать госбюджет за счет увеличения госдолга. Государство, как и любой другой должник, может жить в кредит до тех пор, пока оно в состоянии возвращать долги. Чем больше долг, тем меньше вероятность его погашения. Во многих странах государственная задолженность быстро достигла такого уровня, при котором о погашении долга не может быть и речи. Даже в Германии долги земель и муниципалитетов составляют, по официальной статистике, больше 60 % ВВП. Заметим, что официальная статистика не учитывает, например, пенсионных обязательств государства. В целом задолженность всех государственных органов Германии оценивается в 300–400 % ВВП, а в большинстве других государств дело обстоит еще хуже[54].

В течение 80-х годов, по мере того, как общий объем госдолга приближался к своим естественным пределам, крепло понимание, что нужно искать новые пути финансирования госбюджета. Таких путей, как уже говорилось, только два. Увеличивать налоги было невозможно по политическим соображениям. Оставался один-единственный выход — запустить печатный станок. Но инфляция и стабильный курс несовместимы в том случае, если хотя бы один центральный банк (в нашем случае — Бундесбанк) придерживается политики сильной национальной валюты. Поэтому кризисы европейской валютной системы были неотвратимы, как и расширение валютного коридора. Неизбежностью была и коррекция курсов.

Итак, финансовые кризисы в странах-участницах ЕВС не были досадной случайностью — они предвещали крушение всей системы. Все началось с Италии — страны, чья валюта имела славу одной из самых слабых. За ней последовали многие страны, в которых уровень госдолга был примерно таким же. Только два будущих члена Европейского валютного союза — Люксембург и Германия — не достигли порогового уровня государственной задолженности, зафиксированного Маастрихтскими соглашениями. Все остальные европейские государства, несмотря на титанические усилия, превысили маастрихтский норматив в 60 % ВВП. Крах безнадежных должников был лишь вопросом времени. Все европейские валюты ожидала судьба итальянской лиры, а Европу — существовавшая в 70-е годы система плавающих курсов и порождаемая ею инфляция.