Наедине с футболом - Лев Филатов

Мне повезло. В Рио-де-Жанейро я видел тренировочную игру двух составов сборной Бразилии. Джалма Сантос был в ней форвардом. И каким! Мало того, что он вколотил мяч в ворота Жильмара – он держал в трепете оборону «синих» и с нескрываемым наслаждением, с озорством отводил душу в танце финтов. Перемена роли не составила ему труда, он был тот же, что и на своем постоянном месте. Он умел больше, чем полагается надежному защитнику, и сравнительную простоту своей задачи (отбить, выбить, помешать) не отождествлял с простотой приемов, а, наоборот, пользовался ими щедро, заставляя противников опасаться быть обманутыми. А для форварда, гордого своей пробивной силой, ловкостью, дриблингом, хитростью, такое опасение непривычно: оно бьет по самолюбию. Пусть уж лучше защитник его собьет, зацепит, с перепугу отправит мяч из-под ноги на трибуны, на угловой – в этих случаях форвард знает, что он задал жару, добился по меньшей мере морального перевеса, и зрители это видят, и они на его стороне. Сантос словно бы и не знал спасительных неказистых приемов, он играл чисто, отвечая финтом на финт, и не известно было, как его застать врасплох. И мяч отбирал решительно и мягко, уводя его в точно угаданное мгновение, едва форвард собьется с ритма своего продвижения. И наперегонки с ним было трудно: шаг длинный, но и осторожный, чуткий, прямо-таки «думающий» шаг. Спринт ведь в футболе где-то обязательно обрывается, за ним следует то ли передача, то ли удар, то ли остановка и изменение направления. Это и знал Сантос и, преследуя форварда, ловил мгновение, когда тот затеет что-то другое, чтобы тотчас вмешаться и сорвать маневр. Форварды поневоле готовились не «преодолевать оборону», а играть против Сантоса. И для каждого из них это был поединок особого рода, как для защитника, скажем, сыграть против Пеле, Мюллера или Круиффа. Михаил Месхи с гордостью рассказывал мне о том, как ему удавалось провести Сантоса.

Мы жалеем, что больше не увидим на поле того или иного вратаря, форварда, полузащитника. О защитниках как-то не принято грустить, они в меньшей мере задевают наши чувства, их мы оцениваем скорее разумом… Когда же я вспоминаю о Сантосе, мне всегда горько, что ушел защитник, игравший с форвардами на равных, как форвард.

…Образцом защитника, каким мы его обычно себе представляем, мне видится Карл Хейнц Шнеллингер. Он много лет выступал в итальянском «Милане», но на четырех чемпионатах мира – за сборную ФРГ. Я видел его в Швеции, Англии, Мексике, видел и крайним и центральным защитником. Он – солдат обороны. Родился солдатом, сделал это своей профессией, стал наемным солдатом и изредка, для души, ходил в походы вместе со своими соотечественниками. И в 1958 году, на шведском чемпионате, молоденький, он был основателен и прочен, только худее, тоньше, чем потом, когда стал матерым. Шнеллингер – это мускулы и крепкие кости, и когда отзывались о нем «сильно играет», то сила тут фигурировала и в прямом смысле слова. Он и бегал, как сильные люди – тяжеловато, оставляя следы на газоне, и решения принимал твердые и шел напролом, до конца, чуждый колебаниям.

Последняя минута полуфинального матча мексиканского чемпионата Италия – ФРГ. Итальянцы вели 1: 0. И тут Шнеллингер сорвался со своего места в обороне и двинулся вперед, вслед за атакой своей команды, которая была последней. Он бежал напрямик к воротам итальянцев. Партнеры его заметили, откинули ему мяч, и он, так же прямо, как бежал, ударил, и мяч по прямой вошел в нижний угол. Все было на одной линии – и его рывок и полет мяча. От ворот до ворот. Тут выразились не ловкость, не интуиция, а сила и уверенность. Он знал, что это последний шанс, и пошел ему навстречу по кратчайшему направлению, пошел сквитывать счет. Такие удачи не часты, но в этой Шнеллингер выразил себя полностью.

У него все было как полагается: и рост, и вес, и даже светлая шевелюра, делавшая его заметным на поле и без наспинного номера. Одно то, что Шнеллингер играл на четырех чемпионатах мира, что его в любой момент включали в сборную ФРГ, не опасаясь, что он может не сыграться с партнерами (а их сменилось много), является свидетельством его высокой профессиональности. Мне никогда не казалось, что он главная фигура обороны, что он вдохновляет ее. Его игра холодновата, он строго выполнял данное ему поручение. Но можно было не сомневаться, что все будет сделано лучшим образом.

…Роберт Мур, центральный защитник сборной Англии, как и Шнеллингер, из той – же породы людей сильных, людей дела. Но он не рядовой, не солдат; он офицер, его пост – командный пункт английской обороны.

Что значит быть «офицером», лидером, вожаком? Все десять играющих в поле – в одинаковой форме, и знак различия – капитанская повязка – на левом рукаве у одного из них. Капитана выбирают, и подразумевается, что оп, облеченный доверием товарищей, и есть лидер. Хорошо, когда так. Мы знавали немало капитанов: Нетто, Шестернева, Иванова, Гогоберидзе, Турянчика, Хусаинова, Колотова. Если капитан один и тот же несколько лет, это признак доброго здоровья команды, значит, линии отношений так же выверены, как и линии передач мяча. И всегда подозрительно, если капитаны меняются несколько раз в году.

Так кто же эти лидеры? И только ли капитаны ими бывают?

Не трудно вспомнить многих превосходных игроков, которые не были капитанами. Среди этих «некапитанов» тем не менее есть люди, которые, несомненно, являлись лидерами. Я не знаю, как бы проявила себя команда, где все – лидеры. Но если они есть и в защите, и в средней линии, и в нападении, такая команда обязательно «с характером». Лидер – не просто хороший игрок. Он по складу своему человек, которому до всего есть дело, больше всех надо, игрой своей направляющий и увлекающий партнеров. Для него это не обязанность, не задание – так он выражает себя.

Центральный защитник сборной Англии Мур – ее капитан. В 1966 году он принял в свои руки «Золотую богиню». Но разве в этой команде не мог быть капитаном хавбек Роберт Чарльтон? Ни у кого, кто видел эту команду на «Уэмбли», сомнений быть не могло: да, Чарльтон тоже капитан. Повязку не поделишь, да и в ней ли дело… Чарльтон наравне с Муром был лидером, вожаком, и от этого сдвоенного руководства команда становилась сильнее духом.

Мур, высокий, представительный, будучи по роду занятий передним центральным защитником, старался принять на свой щит все наиболее опасные стрелы атак, читал и предугадывал намерения противника, чтобы оказаться там, где его кораблю грозит пробоина, и отвести беду. Его зрячая, хладнокровная игра по всему фронту обороны одновременно с присмотром за центрфорвардом противника, его безупречные прыжки на верховые навесы, в чем он артист, – все это уже делало его лидером обороны. Но и сил, и понимания игры, и уверенности, что мяч ему послушен, у Мура было больше, чем полагается непробиваемому защитнику. Отвоевав мяч, он то и дело выходил в среднюю линию и, как равный с хавбеками, затевал ответные действия. Пас от Мура был для форвардов как поручение, как знак доверия.

Мур в сборной Англии – живое воплощение ее характера. Невозмутимость, уравновешенность, убежденность, что играть полагается только так и не иначе, что футбол мужское дело и придуман он не кем-нибудь, а англичанами, – все это было у Мура, и потому, наверно, он так естественно выглядел и капитаном и лидером своей команды. В сборной Англии, разумеется, все англичане. Мур – англичанин чуть больше, чем остальные. Он – классик, классический английский центрхав. В его игре типическое преобладает над индивидуальным. Он, как выражаются литературоведы, собирательный образ.

…После нескольких лет удачных «попаданий» в 1976 году лучший футболист Европы мною не был угадан. Первым и вторым я назвал Ренсенбринка и Виктора, ставших в итоге вторым и третьим; иными словами, призеров определил, а с победителем промахнулся. Произошло это при следующих любопытных обстоятельствах. Когда мы в редакции перебирали возможных кандидатов, один из сотрудников назвал Беккенбауэра, на что я ответам, что «этого человека можно в любом сезоне признавать первым; нужно поискать такого, кто именно в этом году блеснул».

Так что, как видите, просчет произошел вовсе не из-за недооценки достоинств этого футболиста.

Беккенбауэра я увидел впервые в дни чемпионата мира 1966 года на стадионе Бирмингема в матче Испания – ФРГ. Его нельзя было не заметить: он выделялся статью – высокий, хорошо сложенный, гибкий, черноволосый и игрой – свободной и разумной. Сомнений быть не могло: законченный мастер. Но более всего меня поразило, когда, уже после матча, я, заглянув в программку, увидел, что ему 20 лет. Я даже усомнился: не опечатка ли? Его рассудительность, осмотрительность, беспроигрышность были не по возрасту. Он оказывался прав в каждом своем перемещении, в каждой передаче. Это, наверное, странно прозвучит, но его врожденным качеством была искушенность. Он начал так, как многие другие мастера заканчивают, остепенившись, все проверив и испытав.