Наступит день - Мирза Ибрагимов

- Что вы, ханум!.. Мы принадлежим к числу самых верных подданных его величества. Мы желаем его величеству всяческого добра, иных пожеланий у нас нет. Как себя чувствует Шахпур? Встречаетесь ли вы с ним?

- Не бывает дня, чтобы принц не приезжал в наш сад Шимран. Но завтра у меня там большой прием. Не хотите ли присутствовать?

Задав этот вопрос, Шамсия задумалась, ее детское лицо стало серьезным.

- Так вот, завтра в шесть часов вечера я пошлю за вами машину. Дайте ваш адрес, но заранее условимся об одном. Я не смогу представить вас под вашим именем. Надо скрыть, во-первых, ваше крестьянское происхождение, во-вторых, то, что вы азербайджанец. Это может поставить вас в неловкое положение. Я дам вам новое имя - Джамшид Исфагани, мой двоюродный брат из Исфагана.

- А вдруг там будет господин Хикмат Исфагани? Вы поставите в затруднительное положение и себя и меня.

- Не беспокойтесь. Завтра с шести часов вечера отец будет занят по очереди в английском, американском и германском посольствах. В одном из них банкет, в другом коммерция, а в третьем еще что-то...

- Нет, ханум, - после минутного раздумья ответил Фридун. - Я не хочу появляться под чужим именем. К тому же я не привык к такому обществу.

- Ну что ж, оставайтесь самим собой. Я представлю вас как студента. Идет?

- Согласен.

- И прекрасно. Я представлю вас избранному женскому обществу столицы. Только боюсь, эти звезды настолько вас ослепят, что вы перестанете видеть меня.

- У нас есть мудрая пословица: все хорошо, что ново, а друг - когда стар...

- Итак, буду ждать! - сказала девушка и попрощалась. После того как она ушла, Фридун задумался над ее словами.

Они прозвучали как предостережение: "Берегитесь, господин Фридун!"

"Какой тайный смысл кроется в этих словах? - думал он и, вспомнив выражение ее лица, тут же отверг свои подозрения: - Нет, скорее всего это просто случайно вырвавшиеся слова!"

После захода солнца Фридун вышел из дому и направился к Араму Симоняну, который жил в двухэтажном доме на улице Лалезар.

В подъезде у нижней лестничной клетки помещался небольшой магазинчик, где продавались всевозможные вещи - от дорогих мехов до хрустальной посуды, золотых и серебряных изделий. Мимо этого магазинчика поднималась наверх неширокая лестница, которая приводила к квартире доктора Симона Симоняна, о чем гласила небольшая металлическая дощечка на двери.

Направо было помещение самого врача, состоящее из трех комнат. Первая, большая, продолговатая комната, служила доктору приемной и гостиной. Стены ее были увешаны древними иранскими миниатюрами. Во второй комнате помещался кабинет, третья служила спальней. На одной стене этой комнаты висел большой тебризский ковер с изображением четырех времен года; каждому времени соответствовало двустишие на кайме.

Левая дверь из передней вела в половину сына доктора - Арама Симоняна, состоявшую из двух комнат. В первой из них стоял письменный стол, несколько книжных шкафов, плетеные стулья и небольшой столик, на котором стоял радиоприемник. В этой комнате с выходящими на черный ход окнами Арам принимал своих друзей. Во второй была его спальня.

С этой семьей Фридуна познакомил Курд Ахмед. Здесь Фридун встретился с несколькими рабочими, собиравшимися у Симоняна для беседы.

Симон Симонян при царизме вынужден был эмигрировать из России в Тебриз, откуда переехал затем в Тегеран. Прекрасный, знающий врач, он вскоре завоевал здесь признание и всеобщие симпатии. Держал он себя свободно и независимо и пользовался глубоким уважением не только армянской интеллигенции и купечества, но и азербайджанцев и персов.

Арам учился на последнем курсе Тегеранского университета. Это был способный, энергичный молодой человек. Кроме персидского, азербайджанского и своего родного - армянского языка, он свободно владел английским и французским. Азербайджанский язык он изучил в повседневном общении с людьми, армянским языком занимался специально и даже читал древнеармянскую литературу.

С течением времени квартира Симоняна превратилась в постоянное место встреч Курд Ахмеда и Фридуна. К врачу приходили ежедневно десятки людей различных национальностей, профессий, классов. Все это создавало наиболее благоприятные условия для их встреч именно здесь.

На звонок Фридуна вышел сам Арам, и Фридун сразу понял, что в квартире есть люди, так как обычно на звонок выходила прислуга.

Впустив Фридуна, Арам запер дверь и, взяв его за руку, повел прямо в свою комнату.

- Ты пришел вовремя, - сказал он по дороге. - Товарищи уже здесь, и мы только что говорили о тебе.

Войдя, Фридун обвел глазами присутствующих. Встретившись взглядами с Курд Ахмедом и Ризой Гахрамани, он дружески приветствовал их. На одну минуту установилось молчание, которое первым нарушил Курд Ахмед.

- Мой друг Фридун прибыл с севера, - сказал он, - он некоторое время работал в деревне и хорошо знает настроение крестьян. Ему знакомы страдания азербайджанского крестьянина, да и сам он испытал уже кое-что.

Смуглый мужчина, сидевший рядом с Курд Ахмедом, ответил на эту рекомендацию:

- Игит крепнет в боях! Листок на ветке и тот выдерживает порывы ветра и вихри пыли. Настоящим человеком я считаю того, кто закален в бурях.

Подметив, с каким вниманием прислушивается к этим словам Фридун, Курд Ахмед представил ему говорившего:

- Керимхан Азади. Работает на табачной фабрике.

В это время снова раздался звонок в прихожей. Арам пошел отворять и через минуту вернулся с Серханом и Феридой.

- Знакомьтесь! - радостно сказал Фридун, указывая на Фериду. - Первая иранская женщина, вступившая в наш круг.

- Нет, милый друг! - с улыбкой возразил Курд Ахмед. - У нас уже есть одна - жена нашего друга Керимхана Азади - Хавер-ханум. Сегодня она не могла прийти; чувствует себя не здоровой.

Ферида не помнила себя от смущения. Словно какой-то туман заслонил от нее людей. Она едва различала, что вокруг говорят.

- Как жизнь в Азербайджане? - спросил Керимхан Азади Фридуна.

Фридун испытывал некоторое замешательство: как повести рассказ, чтобы эти люди, с которыми он встречался впервые, лучше поняли его? Когда он начал, ему казалось, что слова недостаточно полно и глубоко выражают его мысли. Но по мере того как он рассказывал о пережитом и увиденном в деревне, вспоминания все более захватывали его, и речь полилась свободно и непринужденно.

- Не жизнь, а ад - заключил он свой рассказ. - Удел крестьян беспросветная нужда, нищета, гнет. Крестьянина грабит каждый, кому только не лень, будь то жандарм или полицейский, помещик или деревенский богатей.

То, о чем рассказал Фридун, Курд Ахмед дополнил своими наблюдениями, особо подчеркнув непрекращающуюся борьбу между крестьянами и помещиками.

- Да, крестьяне доведены до крайности. Но недовольны не только крестьяне. Я встречался с людьми самых различных слоев, и все они выражали недовольство. Вся страна стонет под гнетом шахского режима. А ведь в каждом правительственном учреждении сидит не один, а сразу несколько повелителей, падишахов. Взяточничество, беззаконие, произвол перехлестнули через край. Втаптывают в грязь честь и достоинство народа. И я твердо знаю - народ нетерпеливо ждет сигнала, чтобы вырваться из этой тюрьмы.

- Все это, конечно, верно, - сказал Риза Гахрамани, - Но мне думается, что о положении Ирана мы можем и должны судить не только по деревне. В Иране формируется сейчас новый класс, могучая общественная сила. Это рабочий класс. Вся будущность Ирана зависит от взаимодействия и союза этих двух могучих сил.

Затем заговорил Азади.

Слушая Керимхана, Фридун не спускал глаз с его лица, на котором лежала печать большого напряжения и усталости.

- Конечно, вся сила в молоте и наковальне рабочего, в его труде. Партия, забывающая эту истину, ничего не добьется. Без рабочего класса в современном обществе невозможен ни один прогрессивный, а тем более революционный шаг.

- Истинная правда! Крестьянин, который всю жизнь крепко держится за хвост своей телки, и рабочий, свободный от собственности - не одно и то же! - горячо воскликнул кто-то из молодых.

Эго восклицание вызвало шумный спор. Ферида, не совсем понимавшая суть спора, растерянно переводила глаза с одного говорившего на другого.

- Ты неправ, мой друг! - сказал наконец Керимхан Азади, обращаясь к молодому человеку, который сделал такой неожиданный вывод из его слов. - В такой стране, как Иран, нельзя выбросить крестьянство, как лишний груз, из революционной борьбы... Трудовое крестьянство - верный союзник рабочих...

Наклонившись к Курд Ахмеду, Фридун тихо спросил его о молодом человеке, так резко отозвавшемся о крестьянах.

- Это Ризван, техник, работает на мыловаренном заводе, горячий паренек, - негромко ответил ему Курд Ахмед и, повысив голос, стал призывать товарищей к порядку. - Тише, тише! Прошу вас! Дайте Керимхану Азади до конца высказать свою мысль.