Поправки - Джонатан Франзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда она пошла?
– Ты же знаешь, я не имею права никому сообщать, где находится Иден. Тебе это хорошо известно, Чип.
– Но у меня безвыходная ситуация!
Опустите, пожалуйста, восемьдесят центов за следующие две минуты…
– Господи, ты звонишь из автомата! – поразился Дуг. – В самом деле из автомата?
Чип скормил автомату последние два четвертака.
– Я должен забрать сценарий, пока она в него не заглянула. Нужно срочно внести поправки…
– Насчет титек, да? Иден говорила, что Джулии не нравятся частые упоминания титек. Я бы на твоем месте не переживал. Этого добра чересчур много не бывает. Просто у Джулии выдалась тяжелая неделя.
Опустите еще тридцать центов…
– Так что ты… – донесся голос Дуга.
…за следующие две минуты…
– Скорее всего, она…
…в противном случае разговор прервется…
– Дуг! – закричал Чип. – Дуг! Я не слышу!
Извините.
– Да-да. Я сказал: почему бы тебе не…
Всего доброго, – произнес механический голос, и телефон умер, напрасно потраченные четвертаки, звякнув, провалились в его утробу. Прикрепленная к аппарату табличка была раскрашена в цвета «Бэби-Белл», однако надпись гласила: «Орфик-Телеком. 3 МИНУТЫ 25 ЦЕНТОВ, каждая доп. минута 40 ц.».
Скорее всего, Иден была в своей конторе, в Трайбеке. Чип зашел в бар, гадая, успела ли новая барменша, крашеная блондинка – вид у нее такой, словно она выступает на школьных праздниках с самодеятельным оркестром, – настолько расположиться к нему накануне вечером, чтобы ссудить двадцатку под залог водительских прав. Вместе с двумя одинокими выпивохами барменша смотрела какой-то провинциальный футбольный матч, где играли «Ниттани лайонз»,[25] коричневые фигурки зигзагами перемещались по мутно-белому экрану. Рядом со своим локтем, всего лишь в шести дюймах, Чип заметил стопочку однодолларовых банкнотов. Лежат себе, красавцы. Не безопаснее ли будет трансакция втихую (прикарманить денежки, никогда больше носа сюда не казать, впоследствии анонимно переслать по почте компенсацию), чем просьба о займе? Возможно, именно этот трансгрессивный акт сохранит в целости его рассудок. Чип смял банкноты в маленький шарик, подвигаясь поближе к симпатичной барменше, но борющиеся за мяч круглоголовые парни в коричневой форме поглотили все ее внимание. Чип повернулся и вышел из кабачка.
В такси, глядя на проплывающие мимо в пелене дождя магазинчики, Чип сунул в рот лакричную палочку и предался мечтам о сексе с барменшей, коли не удастся вернуть Джулию. Ей, должно быть, лет тридцать девять, как и ему. Наполнить ладони ее дымчатыми волосами. Живет, наверное, в реконструированном здании на Восточной Пятой, по вечерам пьет пиво, спать ложится в полинявшей майке и гимнастических шортах, в усталой позе, пупок украшен скромной сережкой, киска вроде видавшей виды бейсбольной перчатки, ногти на ногах покрашены без затей красным лаком. Закинуть ее ноги себе на плечи, выслушать повесть ее сорока с лишним лет! Интересно, она и в самом деле поет рок-н-ролл на свадьбах и бар-мицвах?[26]
В окно такси он прочел вместо «Атлетический прорыв» – «Патетический порыв», вместо «Ампир риелтор» – «Вампир-риелтор».
Он почти влюбился в женщину, которую никогда больше не увидит. Украл девять долларов у честной труженицы, наивно радующейся студенческому футболу. Даже если вернуться, отдать ей деньги, попросить прощения, он останется в ее глазах человеком, который всадил ей нож в спину. Нет, барменша навеки ушла из его жизни, никогда он не зароется пальцами в ее волосы. Рыдания поднялись в груди при мысли об этой последней потере – дурной знак. Горло сдавило, он не мог даже сглотнуть сладкую лакричную слюну.
«Пена» в рекламе стала «пенисом», «одежда» – «надеждой».
Вывеска оптики сулила: «Подберем ночки».
Деньги, деньги, как обойтись без них? Любой прохожий, мобильный телефон, бейсболка, дорогой автомобиль – все было оскорблением. Нет, он не страдает ни алчностью, ни завистью. Просто без денег он не человек.
Как же Чип изменился с тех пор, как его выгнали из университета! Он уже не мечтал жить в ином мире, просто хотел сделаться достойным обитателем этого мира. Вероятно, Дуг прав, и многочисленные «груди», прокравшиеся в его сценарий, ничего не испортят. Но Чип понял, наконец-то понял, что можно вычеркнуть теоретический монолог целиком. Эту поправку можно внести за несколько минут прямо в кабинете у Иден.
Подъехав к зданию, где работала Иден, Чип отдал таксисту все девять ворованных долларов. За углом на мощенной булыжником улочке расположилась съемочная группа с шестью трейлерами, горели прожекторы, генераторы воняли под дождем. Код подъезда Чип знал, лифт, к счастью, не был заперт. Только бы Иден пока не заглядывала в сценарий! В голове у него существовала откорректированная версия, единственный истинно верный сценарий, однако на бумаге цвета слоновой кости, которая лежала на столе Иден, по-прежнему красовался злосчастный вступительный монолог.
Сквозь стеклянную наружную дверь шестого этажа Чип разглядел свет в кабинете Иден. Неприятно, разумеется, что носки промокли насквозь, и от куртки несет, как от мокрой коровы, пасущейся на берегу моря, и негде просушить волосы и вытереть руки, но хотя бы двух фунтов норвежского лосося у него в штанах, слава богу, не было. По сравнению с той ситуацией Чип чувствовал себя очень неплохо.
Он постучал по стеклу. Иден вышла из своей конторы и уставилась на него. Она гордилась высокими скулами, большими, до прозрачности голубыми глазами, тонкой, просвечивающей кожей. Любая лишняя калория, поглощенная за ланчем в Лос-Анджелесе или выпитая в мартини в Манхэттене, изничтожалась дома на беговой дорожке, или в частном бассейне, или просто в лихорадочном темпе ее жизни. Электрическая, огневая женщина, докрасна раскаленные медные волосы-провода. Странно было видеть на ее лице сейчас, когда она приближалась к двери, настороженное, немного даже смущенное выражение. Она все время оглядывалась через плечо.
Чип жестом показал, что хочет войти.
– Ее тут нет, – сквозь стекло предупредила Иден. Чип повторил свой жест. Иден открыла дверь, прижала руку к сердцу.
– Чип, мне так жаль, что вы с Джулией…
– Я за сценарием. Ты прочла его?
– А? Слишком бегло, надо перечитать. Сделать кой-какие пометки. – Иден что-то написала в воздухе у виска и рассмеялась.
– Вступительный монолог, – упорствовал Чип. – Я его вырезал.
– Прекрасно! Обожаю сокращения. Просто обожаю! – Она снова оглянулась на кабинет.
– Как ты думаешь, без этого монолога…
– Чип, тебе деньги нужны?
Иден улыбнулась ему с такой бесшабашной откровенностью, словно он застал ее пьяной или без штанов.
– Ну, я пока не банкрот.
– Конечно-конечно. И все-таки?
– А что?
– С Интернетом ладишь? – осведомилась она. – Java? HTML?
– Господи, нет!
– Ладно, зайди на минутку в кабинет. Ты не против? Иди сюда.
Чип последовал за Иден, прошел мимо стола Джулии, где ее присутствие обозначалось только игрушечным лягушонком, пристроенным на мониторе.
– Раз уж вы разошлись, почему бы тебе не… – начала Иден.
– Иден, мы вовсе не разошлись.
– Нет-нет, поверь мне, все кончено. Кончено и забыто. Думаю, перемена обстановки пойдет тебе на пользу, начнешь понемногу оправляться от этой истории…
– Иден, да послушай же, мы с Джулией всего-навсего временно…
– Не временно, Чип, ты уж извини: навсегда. – Иден снова рассмеялась. – Джулия не умеет резать правду-матку, зато я умею. Так что почему бы вам теперь не познакомиться… – И она провела Чипа в кабинет. – Гитанас? Нам так повезло. Вот он, человек, который идеально подходит для этой работы!
В кресле у стола Иден расположился мужчина примерно того же возраста, что и Чип, в красной кожаной куртке в рубчик и тесных белых джинсах. Широкое лицо с младенчески пухлыми щеками, светлые волосы шлемом облегают череп.
Иден чуть не лопалась от воодушевления.
– Я-то ломаю себе голову, кто бы мог тебе помочь, Гитанас, а самый квалифицированный специалист во всем Нью-Йорке как раз стучится в дверь! Чип Ламберт. Ты же знаком с моей секретаршей Джулией? – Она незаметно подмигнула Чипу. – Так вот, это муж Джулии, Гитанас Мизевичюс.
Мастью и формой головы, ростом и телосложением, а в особенности неуверенной, пристыженной улыбкой, словно приклеенной к лицу, Гитанас походил на Чипа больше любого другого из его знакомых. Вылитый Чип, только сутулый и с кривыми зубами. Он нервно кивнул, не вставая с кресла и не протягивая руки, буркнул:
– Здравствуйте.
Выходит, Джулия западает на определенный тип.
Иден похлопала по сиденью незанятого кресла:
– Садись-садись-садись!
На кожаном диване у окна пристроилась ее дочка Эйприл, обложившись цветными карандашами и большим запасом бумаги.