Пешки - Питер Барнес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие ветераны обнаруживают, что им трудно нежно относиться к другим, особенно к женщинам. Им надо также подготовиться к отношениям с гражданскими людьми, которые ставят под сомнение их участие в войне. «Когда я вернулся, — вспоминает 19-летний бывший сержант, награждённый пятью „Бронзовыми звёздами“[47] во Вьетнаме, — я был совсем сбит с толку. Куда ни глянь, люди отдыхают, беседуют, смеются. Тут меня осенило, что я не знаю, как обращаться с мирными гражданами. Я боялся подумать, о чём меня могут спросить. Особенно трудно стало, когда я убедился, что некоторые считают все, совершенное мною во Вьетнаме, выдумкой. Должно быть, я там вовсе ине был, говорили они».
Увольняясь с военной службы, большинство солдат стараются по мере возможности подавить воспоминания о своих вьетнамских испытаниях. Многие сознают, что война что-то сделала с ними, наложила на них какое-то несмываемое клеймо. Они склонны не вступать в Американский легион или в организацию «Американские ветераны войн на территории иностранных государств», чувствуя, что у них нет общих связей с участниками прежних войн.
Отчасти это объясняется тем, что Америка не выиграла той войны, в которой они участвовали. Их отцы были героями, чтимыми благодарной страной; они же — просто неизвестные солдаты, копающиеся в грязи, в то время как их президент говорит о мире. Им нечем особенно похвастаться, и они предпочитают помалкивать. Легче и спокойнее упрятать впечатления о Вьетнаме в каком-нибудь глубоком тайнике души исчитать, что этот год прошёл на другой планете или прожит другим человеком. Чего они добьются разговорами? Кто им поверит? Кто сможет их понять? Кому до них дело? Итак, они бредут по домам, эти вояки агрессивной войны, и каждый хранит в себе тёмную, отвратительную тайну, психическую кисту, которую не сможет вырезать ни один хирург. Сотни тысяч больных психической кистой рассеяны по всей Америке. Большинство этих заболеваний никогда не вскроется, но никогда и не пройдёт.
Глава V
НЕПРИСПОСОБЛЕННЫЕ
В армии множество всяких странных типов.
Рядовой Поль Соло1
Каждую неделю в Форт— Диксе (штат Нью-Джерси) происходит в среднем по четыре покушения на самоубийство, или «выходки», как их называют в сухопутных войсках. В 1968 году в Форт-Диксе было девять случаев действительного самоубийства, шесть из них — среди новобранцев. В числе покончивших самоубийством в 1969 году был рядовой Дэвид Суонсон, 21 года, из Нью-Бритена (штат Коннектикут).
Суонсон окончил среднюю школу в Пуласки и до поступления на военную службу учился в двух местных колледжах. Его отец характеризует сына как «самого смирного ребёнка на земле, интересовавшегося музыкой и искусством и бывшего хорошим скульптором». По словам матери, Дэвид мало занимался спортом. Он не курил и не пил.
Согласно армейским документам Суонсон как новобранец приступил к обучению 4 августа 1969 года, а 5 и 6 августа обращался в санитарную часть с жалобой на боль в груди. Оба раза его возвращали в строй. 8 августа он перерезал себе вену на левой руке, совершив покушение на самоубийство — «выходку»; в госпитале ему сделали перевязку и снова отправили в строй.
На следующей неделе его бегло осмотрели два армейских психиатра, оба рекомендовали возвращение в строй.
29 августа Суонсон вторично перерезал вену, и на этот раз командир роты наложил на него дисциплинарное взыскание. В госпитале его снова перевязали, показали ещё одному психиатру и опять вернули в подразделение. Рапорт нового психиатра совпадал с прежними: у Суонсона незрелый и несамостоятельный характер, но нет никаких признаков душевного заболевания, которое требовало бы лечения или увольнения с военной службы по медицинским показаниям.
Суонсон писал родителям о своих трудностях и о покушениях на самоубийство: «Я не могу спать и не могу выносить всех этих придирок… Мне здесь противно, и я сделаю все, чтобы выбраться отсюда. Я не могу бегать, у меня сердце выскакивает из груди, я падаю, а на меня орут, приказывают встать и перестать симулировать… Меня смотрели два психиатра, но всего минут по пять каждый. Не понимаю, как два разных человека и за такое короткое время могут кому-нибудь помочь… В субботу нас отпустили в увольнение, а когда я вернулся, сержант спросил, зачем я пришёл, и сказал, что я им здесь не нужен, потому что я никчёмный человек… Я не могу больше терпеть… Пожалуйста, помогите мне».
Родители действительно старались ему помочь. Они связались с конгрессменом Томасом Мескиллом. Одна из помощниц Мескилла, Барбара Норрис, позвонила в Форт-Дике и вызвала командира роты, в которой служил Суонсон. Она упомянула, что Суонсон покушался на самоубийство, и поинтересовалась, какие принимаются меры. «Он считает, что это была какая-то шутка, — сообщила Норрис автору этой книги, — и сказал, что Суонсону дали несколько таблеток и вправили мозги».
28 августа конгрессмен Мескилл получил письмо от самого Суонсона, в котором молодой новобранец писал, что не может выносить воинскую жизнь, потому что является предметом насмешек и оскорбительного отношения со стороны начальников. Суонсон добавлял, что он снова попытается покончить с собой и что на этот раз не потерпит неудачу. Норрис тут же снова позвонила в Форт-Дике и, указав начальникам Суонсона на серьёзность склонности солдата к самоубийству, попросила, чтобы психиатры снова обследовали его.
Командование гарнизона ответило, что Суонсона записали в клинику психической гигиены на 24 сентября и 1 октября. Но в субботу 20 сентября, получив отказ в увольнении в город, молодой новобранец самовольно уехал домой в Нью-Бритен, где на следующее утро родители нашли его умершим от чрезмерной дозы снотворного.
Мескилл обвинил командование гарнизона в «грубом пренебрежении и в ответственности за смерть этого человека». Генерал-майор Уильям Беккер утверждал, что «к лечению Суонсона относились с должным вниманием и осторожностью». В последующей переписке командование гарнизона признало, что Суонсон страдал «застарелым психическим комплексом», но сослалось на заключение одного из психиатров о том, что «со временем и при надлежащем руководстве он сможет приспособиться к военной жизни и удовлетворительно выполнять обязанности». Таким образом, самоубийство этого рядового, по мнению командования, никак нельзя приписать обстановке в гарнизоне; скорее, это результат дефективности Суонсона.
Случай с Суонсоном напоминает ещё раз о нескольких широко распространённых представлениях, которые лежат в основе политики военного командования в отношении неприспособленных новобранцев. Первое — это представление о том, что военная служба хороша для всех,что дисциплина и власть — это именно то, что требуется всем юношам в наше время. Второе — это представление о том, что, применяя испытанные временем принципы обучения, из каждого молодого гражданина можно сделать солдата, если только последовательно придерживаться этих принципов. Третье представление заключается в том, что забота о психологическом благополучии солдата не входит в обязанности командования, а если солдат находится в состоянии душевной депрессии, то тем хуже для него.
Это последнее представление находит отражение в той роли, которая отводится в армии военным психиатрам. Их роль заключается не в том, чтобы обеспечить солдатам, находящимся в состоянии депрессии, необходимое лечение (не считая поверхностного применения транквиллизаторов и других лекарств), и не в том. как это часто делается в гражданских условиях, чтобы помочь больным сменить обстановку. Она, скорее, сводится к тому, чтобы показать неприспособленным новобранцам, что у них нет иной альтернативы, кроме как необходимость примириться со своей солдатской участью. Обычно в таких случаях встревоженным солдатам говорят, что у них нет ничего серьёзного и они должны только сосредоточиться на несении службы. Такой подход к «лечению» выражает признание права военного командования вершить судьбы молодых людей и убеждение в том, что источником беды отчаявшегося солдата является не военная служба с её требованиями, а его собственные недостатки, неспособность «приноровиться».
Иногда настойчивые утверждения психиатров о том, что военное командование право, что солдат сам виноват в том, что не может приспособиться, доходят до чудовищных крайностей. Военные тюрьмы переполнены заключёнными, которые просто не могут или не хотят приспособиться к требованиям военной службы. Условия в этих тюрьмах настолько угнетающи как в физическом, так и в психологическом отношении, что некоторые заключённые покушаются на самоубийство; доведённые до отчаяния, стремясь получить помощь, они перерезают вены, принимают яд или иным образом наносят себе вред. Лечение таких заключённых сводится к тому, что им делают перевязку или промывание желудка и опять бросают в тюрьму, на этот раз в одиночную камеру.