Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Погляди-ка, дедушка, — показал Ваня, — это вместо гвоздей?
— Так, поди.
Потолочная стлань тоже играла узором сучков, полосами гладко оструганных еловых досок. Глядя на все это, мальчик, может быть, впервые в жизни всею полнотой своего сердца оценил красоту свежего дерева, прошедшего через человеческие руки, его ласкающий запах.
— До чего тут весело да уютно! — сказал он.
— Да, брат, толковые люди поработали, золотые руки…
Вдоль стен были расставлены три несколько подержанных дивана, на каждом — подушка да аккуратно скатанные одеяла. В углу высилась беленая голландская печь с маленькой плитой в углублении, а сбоку, наособицу, была даже небольшая печная лежанка, рассчитанная на двоих, чтобы полежать, погреть косточки.
Посередине комнаты — стол из крепких досок, над ним свисала электрическая лампочка.
— Гляди, дедушка, эти разведчики даже электричество сюда провели, от аккумулятора, что ли? — Ваня бросил взгляд на проводку, уходящую под пол.
— Да-а, тут у них и светло, и тепло — все удобства.
— Эдак-то неплохо жить и работать даже и в лесу дремучем, правда?
— Верно… да только вот никакого инструмента не видать у этих разведчиков.
— Может, завезти еще не успели? Или в лесу спрятан?
— Разве что спрятан…
Старик приметил за печкой в полу закрытый люк голбца, подошел, ступил ногой, однако поднимать не стал.
— Сегодня мы не будем дожидаться хозяев. Раз уж собрались, надо идти… В другой раз наведаемся.
Шли дальше. Солдат Иван старался скрыть от внука, что весьма озабочен и удручен увиденным. Ведь вот какую хоромину кто-то построил у черта на куличках! С шиферной крышей, с печью-лежанкой. И внешне, как поглядишь, ничто не указывает на принадлежность к экспедиции — там ведь свои приметы.
У ручья подал голос Сюдай. Когда приблизились, оказалось, что тявкает он возле слопца, на попавшего туда глухаря. Смотрят: ловушка совсем новая, сооружена нынешним летом.
— Раненько кто-то начал слопцы ставить… — сказал Солдат Иван, вытаскивая из-под плахи задеревеневшего уже черного глухаря.
А Ване невтерпеж разглядеть получше:
— Так вот оно, оказывается, как устроено! Тяжеленная плаха: шмякнет — так уж насмерть. Целое бревно вдоль да пополам расколото… Дедушка, ну-ка давай насторожим снова, научиться хочу, как делается.
— Что ж, давай, поучись… — ответил тот и закопошился, объясняя: — Конец плахи поднимем. А вон, видишь, кольцо из лозы — давай, вдевай, та-ак. Теперь в кольцо просунем вон ту длинную палку и раскорячим о перекладину… та-ак… А теперь конец палки мы подцепим вот этим кальяном и прижмем внизу. Видишь, эти коротенькие колки, самострелы, едва касаются друг друга?
— Вижу.
— Прикроем сверху щепой. Песок в зеве хорошенько пригладим, чтобы глухарь заметил да спустился сюда побарахтаться, почистить перышки да камешки поклевать… Вот он наступит на плашку или просто заденет ее… и кальян тут же соскочит, а плаха и упадет на него.
— До чего просто! — изумился мальчик, вертясь вокруг настороженного слопца. Теперь этот слопец даже показался ему вроде бы одушевленным предметом, который только и караулит, как бы кого жамкнуть всей своей тяжестью. — И пришло же кому-то в голову, — разговаривает Ваня с ловушкой, — придумал кто-то… и что глухарь опускается на песок купаться, тоже приметил.
— Человек-то, вишь, за долгие века все приметил. Голодное брюхо всему научит… — сказал Солдат Иван, теребя ус. — Это истина… как и то, что тут промышляет бывалый охотник! Нынешние-то ловушек уже делать не умеют. Да и работа эта трудоемкая — слопец соорудить: надо плаху расколоть, доски вытесать, зачистить, вколотить… тут неленивый и мастеровитый человек работал. Знаток охотничьих троп.
— Может, он и указал здешние места разведчикам? — опять мелькнула у Вани догадка. — Что-нибудь обнаружил в оползне, жила богатая показалась, или в ручье чего намыл… Привел сюда разведчиков, а теперь, по случаю, угощает рыбой да дичью.
— Чересчур замахнулся, даже если из гостеприимства… — Солдат Иван свернул цигарку. — И слопцы, и лосиные петли… Широко человек работает…
— Считаешь, что это все одного его работа?
— Пошиб-то вроде один и тот же… — ответил дед, выпуская изо рта клуб дыма.
— А ловушку мы так, настороженной, и оставим?
— Нет, не оставим, — заявил дед решительно и строго. — Ловить слопцами еще не сезон. Давай-ка найди, чем метнуть…
Ваня огляделся, увидел наполовину истлевшую трухлявую колоду, вывернул из нее корявый сук, воротился к ловушке и, прицелясь, метнул туда — будто увесистым кистенем — наискосок, на дощечки. И тотчас слопец дрогнул, кальян отомкнулся, длинная палка отлетела вперед, а мощная плаха тяжело упала наземь.
Хитроумная ловушка показала свою работу прямо у Вани на глазах.
— А глухаря куда же? — спросил мальчик.
— Глухаря? Его мы подвесим вон под той елью… — Оказалось, что дедушка уже срезал ножиком гибкую рябиновую вицу и разминает ее руками. — Чужой поймыш нам без надобности.
— Зря только испортится… — засомневался паренек.
— Да ведь человек, который слопец насторожил, небось явится… — Старик опутал, связал глухариные ноги, повесил его на сухой еловый сук.
От дедушкиных слов, сказанных будто бы и мимоходом, что-то напряглось тревожно в Ваниной душе.
— И тогда мы встретимся с ним? Да, дедушка?
— Да. С ним… Либо с ними.
Шагая вверх по течению ручья, они увидели еще несколько ловушек, тоже настороженных, угрожающе раззявленных, будто суливших мальчику: «Вот я сейчас тебя как цапну!..»
Ваня, не в силах пренебречь этой угрозой, опять швырнул в один из слопцов обломок смолистого пня. Свирепая снасть живо подмяла истлевшую угольно-черную пнину.
— А и пусть… — дед лишь усмехнулся. — Все равно не сезон…
По берегам Торопца вольготно жили глухари. Один, неразбредшийся еще выводок — хлоп, хлоп! — поднялся из-под самых их ног и врассыпную. Потом было слышно, как крупные птицы, шебарша крыльями, опускались на ели. Сюдай залаял. Дед и внук приметили, как почти что одновременно с глухарями, молчком, взлетела какая-то другая птица: тоже пестрая, вроде глухариной самки, но с более широкими крыльями и, руля хвостом, во мгновение ока затерялась в деревьях.
— Ястреб! — опознал дедушка. — Не успел ли уж сцапать кого-нибудь?
Внимательно осмотрели все окрест. И правда: на жестких кустиках брусники лежала убитая птица, глухариха. Ваня кинулся к ней, нагнулся, взял в руки: она была еще теплой, но уже недвижимой. Прощупал, оглядел тельце — никакой раны не обнаружил.
— А ястреб просто на нее камнем — и пришиб, — сказал, подойдя, дедушка. — Вот разбойник-то…
— Что же теперь делать с нею? — растерялся Ваня.
— А что — теперь уже ее не воскресишь… Оставим тому, кто убил. Пускай трескает. Не то ведь, язви его в корень, он еще и другую придушит. Пока что свежая, может, и этой обойдется