Славное море. Первая волна - Андрей Иванов

Юсуп озорно крикнул, собираясь толкнуть его. Но моторист чуть разогнулся и внезапно нырнул. Перед широким курносым лицом Юсупа мелькнули только крупные пятки Сергея.

— Ой, шайтан! Я тебе! — И Юсуп тоже нырнул, на­мереваясь найти Сергея под водой.

Узкоплечий и тонконогий Геннадий сильно проигры­вал перед товарищами. И это его смущало. Но в воде он приободрился. Плавал разными стилями, очень хо­рошо нырял. Короткорукий Юсуп погнался было за ним, но скоро отстал.

Пришли новые купальщики с других пароходов и барж, и в маленькой спокойной искусственной бухточке стало шумно и тесно, как на большом пляже.

Матросы «Полярного» оторвались друг от друга и затерялись в массе купающихся. Геннадию теперь не перед кем было показывать свое мастерство.

Наконец солнце, долго стоявшее над рекой, ушло. Купающиеся стали выходить на берег. Геннадий остался один. И вот тут он снова показал все, на что был спосо­бен в воде. Плавал разными стилями, просто лежал на воде, поддерживая себя незаметными движениями рук и ног, глубоко нырял, изумляя зрителей долгим пребы­ванием под водой.

Изощряясь в своем искусстве, он совсем не заметил, как в тихую бухточку вошел винтовой пароход «Пар­тизан», намереваясь пришвартоваться к берегу за кор­мой у «Полярного».

— Хватит купаться, давай на берег! — позвал Гену Юсуп.

Усталый Геннадий поплыл к берегу, уже думая не о том, чем удивить товарищей, а как он сейчас отдох­нет на берегу под теплым солнцем.

В это время неожиданно заработал винт парохода «Партизан» и развел крутую волну. Она окатила Ген­надия, покрыв его с головой, потом с силой отбросила вниз к стоявшим там баржам и лихтеру.

Новая волна отнесла его еще дальше. Он попытался удержаться хотя бы на одном месте, но тут же с ужа­сом почувствовал, что его неудержимо потянуло к бар­жам.

На волне связка судов стала покачиваться. При столкновении баржа и лихтер легко раздавят попавшее между ними хрупкое тело человека.

К Геннадию поднеслась и накрыла черная тень бар­жи. Он изо всех сил рванулся вправо, вдохнул полную грудь воздуха и нырнул под широкое железное днище лихтера. Он рассчитывал, что под днищем его свободно пронесет водой и выбросит за корму.

Расчет этот не оправдался в самом начале. Случи­лось то, чего не ожидал и просто не знал молодой ма­трос.

Его пронесло не больше трех метров, с силой подбро­сило вверх и прижало к шершавому днищу лихтера.

«Присосало», — резанула мозг страшная догадка.

Под лихтером темно. За ушами струилась вода и та­щила вперед волосы, до боли сжимало переполненную воздухом грудь.

В голове ярко вспыхнула картина: солнечный берег, заполненный народом, крутые буруны за кормой паро­хода «Партизан». Ее сменила вторая: дом, стол покрыт старенькой синей скатертью. Облокотившись на стол, си­дит мать. Скорбное лицо ее заострилось и стало белым как мел.

«Одна, совсем одна с Надей осталась. Кто им теперь поможет!»

Глаза матери вперились вдаль, округлились.

«Где ты, Гена!» — позвала она его. Позвала громко, отчетливо, будто была рядом.

«Мама!»—крикнул он в ответ и тоже громко, но не голосом, а одной мыслью.

Все это длилось секунды.

Как это мало, если смотреть на бег секундной стрел­ки! И как много передумает за это время человек!

«Мама!» — еще раз мысленно крикнул Геннадий, на­пружинил все тело 'И головой, ногами, локтями оттолк­нулся от шершавого днища лихтера.

Ему удалось перевалиться спиной вниз. Но его сно­ва прижало.

На этот раз он уперся в днище коленками и руками. Вода с силой подхватила его, пронесла два-три метра и снова прижала вверх.

Не медля, он снова оттолкнулся от днища. Вода стре­мительно пронесла его еще немного.

Дальше он уже не позволял воде прижимать его к днищу и отталкивался в движении.

И вдруг скорее почувствовал, чем понял, что летит вверх.

Стало светло. Заболевшие легкие расширились, рот бессильно раскрылся. Над головой громко булькнуло, и в легкие ворвалась спасительная струя воздуха.

Качнулся и застыл близкий солнечный берег. На нем суетились и кричали люди.

Выбравшись на берег, Гена быстро оделся. Его плот­но окружили люди. Одни радовались счастливому ис­ходу, другие хмурились, осуждающе качали головой, будто он умышленно совершил большое озорство, за­ставив их тревожиться за его судьбу.

А он смеялся. Но смех был нервный, и в нервной дрожи подергивалась кожа, словно не было на нем су­хого белья и не грело полдневное жаркое солнце.

С теплохода прибежал вестовой.

— Матроса Серова срочно к капитану! — крикнул он и побежал обратно.

Геннадий бегом последовал за ним. Зябкая дрожь унялась, но тревожно заныло сердце.

«Спишет, обязательно спишет на берег. Не долог же твой матросский путь, Геннадий Серов! Видел же сам, что взял он тебя нехотя, из милости. Куда теперь пой­дешь? Где найдешь работу?»

Капитана он нашел на мостике перед рубкой. Зало­жив руки за спину, тот ходил взад и вперед с непрони­цаемым видом.

— Сами пришли или вас привели?

По голосу капитана Геннадий почувствовал, что над ним действительно нависла гроза. Сердце совсем упало Опустив голову, он ответил, как школьник:

— Вестовой прибегал.

Широкие брови капитана низко опустились. Борозды глубоких морщин сверху донизу разрезали высокий лоб. Сухие губы крепко сжались, и оттого широкий, почти квадратный подбородок с легкой ямочкой сильно вы­дался вперед.

— Если бы это случилось два дня тому назад, я бы списал вас на берег, — рассерженно сказал капитан.— У нас нет здесь нянек для вас. Как это случилось?

Торопясь, краснея от волнения, Геннадий подробно рассказал о своем приключении. Он даже показал же­стами, как отталкивался от днища лихтера, когда его прижимало водой.

— Никогда не бравируйте своей смелостью. У смело­сти должен быть хозяин. Смелость без ума может по­губить и .вас и товарищей.

Геннадий вытянулся перед капитаном и по-школьни­чески робко попросил:

— Не говорите только матери. А то все лето трево­житься будет.

— Один вы у нее кормилец. Вот что главное. Може­те идти. — И капитан сам круто повернулся к борту.

III

День отхода каравана на Север всегда был особым событием для жителей Леногорска. С утра к месту стоянки собирался народ провожать родных и знакомых в далёкий, нелегкий путь. Команды теплохода, лихтера и барж вернутся только поздней осенью, перед самым ледоставом. Им довольно работы вдоль побережья и у ближних островов.

Но сегодня многие провожают не их, а тех, кто раз­местился на брандвахте — большой пассажирской бар­же с длинной, во весь корпус красной надстройкой. Это пассажиры каравана. Они не вернутся ни этой, ни сле­дующей осенью. Их почти двести человек. Им предстоит сменить зимовщиков в Северном порту и на ближайших зимовках. Они проведут там не менее трех лет.

Большинство из них уже бывало там. Такие ведут себя спокойно, будто отъезжают в недалекие команди­ровки. А новички не умеют скрыть своего волнения: одни много говорят, другие поют песни.

Склянки на теплоходе пробили двенадцать. Конец прощаниям, слезам и наказам.

Геннадий обнял и поцеловал мать. И вдруг почувство­вал, что, как тогда, в горький для них день, по щекам потекли горячие слезы.

— Что ты, мама! Я ж на дело иду. Писать буду. И до осени только...

Мать подняла голову, вытерла слезы. — Ничего, ничего, Гена. Ты не беспокойся. У дела ты стал, вот и волнуюсь. Хорошо мне. Большая радость у матери, когда сын кормильцем становится. Такую ра­дость матери называют счастьем. Ты не думай, оно не маленькое. Большое это счастье.

Она улыбнулась, но не могла унять слез. Они кати­лись на ее белую кофточку, а когда наклонилась, то и на черную фланельку сына.

— Ну, иди, — и легонько толкнула его в грудь. — Мы с Надей очень будем ждать тебя.

Еще раз поцеловав мокрые щеки матери, Гена бы­стро зашагал к теплоходу.

А она осталась, маленькая, похудевшая, в скромной черной юбке и много раз стиранной белой кофточке.

Улыбнулась сквозь слезы и подумала: «Теперь они с дочерью — семья моряка. Должно быть, очень трудно ждать, особенно, если он ушел в плавание в первый раз».

У широкой трубы над теплоходом взорвалось белое облачко пара. Над затоном поплыл басистый гудок «По­лярного».

«Первый, — подумала Анна Ильинична. — Потом будет второй. После третьего уберут трап, и у Гены больше не будет дороги на берег. В доме станет про­сторно, пусто... Ничего, научимся ждать, — успокаивала она себя. — Будем, как все, ходить на пристань, считать гудки и жадно расспрашивать матросов встречных ко­раблей...»

Кругом ходили пестро одетые люди, громко разго-наривали, смеялись, пели. Для многих здесь это было привычной жизнью.

Снова облако пара над теплоходом и зычный гудок, поплывший на берег, на воду, к поголубевшим в дымке горам. Он звучал значительно дольше первого, как бы давая всем запоздавшим дополнительные минуты.