Мир лабиринта и костей (СИ) - "mikki host"

— Это мой город! — в сердцах крикнул Гилберт, против воли отступив на шаг, тогда как Киллиан, наоборот, приблизился. — Я должен защищать его и править им!

— Это наш город! — возразил Киллиан. — И мы будем защищать его вместе. Мы на одной стороне, Гил. Всегда были и всегда будем на одной стороне. Тебе не обязательно лезть на рожон, чтобы доказать, что ты не бросал Омагу на произвол судьбы. Достаточно того, что ты вернулся и помогаешь Фортинбрасу. Некрополи — опасное место, про Лабиринт и говорить не стоит. Если бы великаны знали, что ты собираешься войти в них, они бы поняли, что ты куда сильнее и храбрее, чем они говорят.

Гилберта такой расклад не устраивал: о Некрополях знали немногие, Лабиринт и вовсе считался легендой. До тех пор, пока о них станет известно, может пройти не один месяц — и это с учётом того, что сальваторы и их ракатаны, возможно, не сумеют пройти Лабиринт полностью. Никто не знал, что в нём скрывается, и никто не был готов к опасности, поджидающей там, по-настоящему.

У Гилберта не было столько времени. Он должен был доказать, что имеет право находиться в Омаге и править ей в том случае, если корона всё же выберет его.

Шерая верила, что он поступит правильно, и Гилберт не хотел её разочаровывать.

— Я не знаю, — повторил он совсем тихо, опустив плечи и голову. — Я ничего не понимаю.

Каждый раз, когда Гилберт признавался в слабости или в страхах, которые терзали его, он хотел удавить себя собственными руками. «Ты из рода Лайне, — шептал голос отца в его голове. — Лайне никогда не боятся». Гилберт же был огромным исключением из правил: постоянно боялся, пусть и не показывал этого. Когда во время суда Фортинбрас заявил, что желает жить в его особняке, Гилберт едва не умер от страха прямо на месте. И каждую ночь он просыпался из-за кошмаров, иногда и вовсе не спал. Он постоянно боялся, и все его страхи были связаны только с Фортинбрасом.

Он знал, что делать, несмотря на изгнание из рода и всеобщую ненависть. Он использовал магию и чары, чтобы добиться желаемого, и вознамерился найти врата в Некрополь, чтобы через него провести их в Лабиринт.

Всё, что Фортинбрас делал, он делал ради сигридцев, в том числе ради своей семьи. Ради Гилберта.

— Я не понимаю, — пробормотал Гилберт, изо всех сил пытаясь подавить слёзы. Ему ни в коем случае нельзя плакать — только хуже себе сделает.

Киллиану, судя по всему, было плевать. Он подошёл ближе и поначалу неловко, будто считал это чем-то противоестественным, обнял Гилберта.

— Нельзя всё понять сразу, — пробормотал Киллиан, так же скованно похлопав его по плечу, — но я знаю, что ты справишься. Я поддержу любое твоё решение не потому, что ты мой принц или племянник, а потому что я люблю тебя, Гил. И я знаю, что ты поступишь правильно.

***

Несмотря на всеобщее веселье и разговор с Гилбертом, который немного облегчил душу, Киллиан всё ещё чувствовал себя отвратительно.

Напряжение, царившее между его племянниками, можно было резать ножом. Фортинбрас отлично притворялся, будто его ничего, кроме исчезающих врат в Некрополи, не заботит, однако Гилберт, демонстрируя раздражительность и враждебность, справлялся за двоих. Это сильно беспокоило Киллиана, и даже сейчас, на приветственном пиру, он думал лишь о них.

Киллиан сомневался, что Гилберт смирится с положением, в котором оказался, так просто. Он был достаточно умён, чтобы понимать, что Киллиан прав, и при этом слишком упрям и требователен к себе. Гилберт всегда ругал себя за малейшую ошибку, пусть даже та была допущена совершенно случайно и никак не зависела от него. Даже представить сложно, что творилось в его голове сейчас.

Но, по крайней мере, Гилберт понял, что не обязательно постоянно наступать себе на горло и лезть из кожи вон, лишь бы доказать, кем он является на самом деле. Он пообещал Киллиану, что попробует дать шанс не только Омаге, но и Фортинбрасу в частности. Это, однако, не означало, что он будет сиять от радости этим вечером.

Так как Клаудия предпочитала игнорировать любые шумные мероприятия и отсиживаться у себя в покоях, Энцелад, практически всюду следовавший за ней, сейчас сопровождал Гилберта. Киллиан считал странным и неприемлемым, чтобы кэргорский рыцарь, пусть даже из такой известной семьи, как Эрнандес, постоянно крутился вокруг Гилберта, однако своего возмущения не высказывал, позволяя племяннику самому решать, как будет лучше. В конце концов, именно этого Гилберту и не хватало с тех пор, как Омага столь холодно приняла его.

Изредка Гилберту всё же удавалось влиться в какой-нибудь разговор, но большую часть времени он просто лавировал между гостями, о чём-то говорил с Энцеладом и делал вид, будто косые взгляды, направленные на них, его нисколько не смущают. Ещё реже он составлял компанию Киллиану, который предпочёл остаться во главе стола и оттуда наблюдать за огромным залом, полном великанов, людей, фей и эльфов, прибывших к ним всего пару дней назад. Периодически кто-либо из послов и советников пытался завести с ним разговор, но Киллиан напоминал, что празднество устроено в честь их гостей и сальваторов и что он не потерпит деловых разговор здесь и сейчас.

На деле он просто следил за Гилбертом, боясь, что в один момент он устанет притворяться и сорвётся на кого-нибудь. Убедить его отдохнуть у Киллиана не вышло: несмотря на растерянность и неловкость, воцарившуюся между ними, Гилберт вознамерился постоянно быть на виду и доказать, что во Втором мире его не зря назначили одним из лидеров коалиции.

Также Киллиан краем глаза следил за Фортинбрасом. Несмотря на неудачи и настойчивость Катона, который предпочёл проигнорировать приглашение, — будто кто-то действительно ждал его и его Охотников этим вечером, — Фортинбрас, будучи Третьим сальватором, генералом Омаги и членом рода Дасмальто, был обязан показать, что он прекрасно контролирует ситуацию. Он улыбался, довольно размыто отвечал на вопросы о том, почему пропал почти на полгода, аккуратно вытягивал информацию из послов городов и крепостей и смело представлял им людей Второго мира. Больше всего внимания привлекали Стефан, которого также считали мёртвым, и Николас, Четвёртый сальватор. На вопрос о том, кем является Второй, Фортинбрас не отвечал, максимально незаметно уводя разговор в другое русло.

Первая также привлекала к себе много внимания, что не могло не настораживать Киллиана. Она, казалось бы, ничуть не изменилась: осталось всё той же взбалмошной, агрессивной и чрезвычайно дерзкой девчонкой, какую Фортинбрас привёл в Омагу. Как и в прошлый раз, когда она имела наглость сказать, что знакомство с небесными китами ничуть не заинтересовало её, Первая отвечала лишь на те вопросы, которые привлекали её, почти час ни на шаг не отходила от своего дяди и, несмотря на обстановку, спрашивала Джинна о магии. Киллиан поблагодарил элементалей хотя бы за то, что она не догадалась спрашивать о Ветон.

Будь его воля, он бы вновь попытался допросить её, а не торчал здесь, среди лицемеров и лжецов, от которых его тошнило. Фортинбрас, Джинн, Марун и все его советники прекрасно справились бы с таким огромным количеством гостей, да и на Стефана, в принципе, можно было рассчитывать. Он хоть и не отходил от земной девушки, — Марселин, глаза которой едва не искрились буквально от всего, — успевал вовремя пресечь ненужные и даже опасные разговоры.

Да, Киллиан мог оставить ситуацию под их контролем и уйти. Но, конечно, его бы не поняли. Арест Ветон скрыли якобы её срочным отбытием в Элву, где требовалась её помощь, тогда как на самом деле Ветон держали в подземных тюрьмах с того самого дня, как она напала на Джинна. Она не поддавалась ни чарам, ни магии, ни грубой силе, но Киллина был уверен, что они сумеют вытянуть из неё хоть что-то. Даже Фортинбрас, Время которого столкнулось с чрезвычайно мощным хаосом, препятствовавшим магии, был в этом уверен. Он также пообещал, что ночью, когда пир будет в самом разгаре и его исчезновение никто не заметит, он вновь пообещается с Ветон. А пока он, выдержав почти двадцать минут безостановочного щебета Эйлау, прибывшей лишь несколько часов назад, совсем не сопротивлялся Пайпер, которая тащила его в центр зала.