Собачья работа - Галина Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернее, попытались начать — поморщившись от боли, Витолд освободился от гостя:
— Тодор! Осторожнее! Рука!
— Что? — Гость выпрямился. — Ты ранен? Где? Как?
— А ты не знаешь?
— Ну, отец мне рассказывал. — Чуть вытянутое лицо молодого мужчины, возраст которого не прятала даже небольшая бородка, выражало искреннее огорчение. — Но я не думал, что все так серьезно!
Они сели рядом.
— Тодор, — князь рассматривал гостя с улыбкой, — ты когда приехал?
— Сегодня утром. Только что!
— Я так рад!
— А я как рад! Стоило мне ненадолго отлучиться, как ты опять во что-то влип! Что на этот раз?
— То же и там же, — отмахнулся Витолд и повернулся ко мне: — Это — Тодор Хаш, мой друг детства. Мы практически выросли вместе. Его отец — мой воспитатель Генрих Хаш… Тодор, я так тебе рад, — повторил он. — Позволь представить тебе моего телохранителя Дайну Брыльскую, из старого шляхетского рода. Она уже два… нет, три раза спасла мне жизнь! Необыкновенная женщина!
Он произнес это таким тоном, что я неожиданно застеснялась от похвалы. Но означенный Тодор Хаш смерил меня взглядом, до странности делавшим его похожим на отца.
— Да, но она же… — взгляд указал на отсутствующую ногу.
— Я же говорю — необыкновенная! А как она владеет мечом! Тебе, думаю, есть чему у нее поучиться!.. Тодор тоже воевал, — добавил Витолд уже для меня, — в коннице. Я забыл спросить — а вы, Дайна?
— Пехота, — буркнула я. Симпатии к сыну милсдаря Генриха умерли. Конница недолюбливала пехотинцев, а мы, соответственно, всадников. Оба рода войск в сражениях действовали вместе, но за глаза обливали друг друга презрением. Лордики, чистоплюи, избалованные богатеи, рыцарята — вот далеко не полный перечень прозвищ, которыми мы награждали кавалерию, а взамен считаясь быдлом, скотом и просто «мясом».
Наши взгляды встретились — и все встало на свои места. Этот мужчина еще мог бы уважать женщину — но этот же рыцарь никогда не стал бы уважать пехотинца. Я для Тодора Хаша вмиг сделалась пустым местом.
— Я до бесов рад, что все так хорошо закончилось! — отвернувшись от телохранителя, заговорил он как ни в чем не бывало. — Выздоравливай поскорее, а то ведь знаешь, кто собирается приехать? Ярослава!
— Вот как? — встрепенулся князь и мгновенно перестал улыбаться. — В самом деле?
— Ну да! А ты не рад?
— Рад, конечно… А… где она?
Мне показалось, или Витолд бросил на дверь затравленный взгляд?
— Нет, не здесь, — рассмеялся Тодор Хаш. — Они с отцом на днях вернулись домой. Думаешь, почему я задержался и не прибыл в замок еще вчера? Мы случайно столкнулись на дороге, когда они с отцом объезжали свои земли — осматривали, что и как тут изменилось за время войны. Ну, пригласили к себе. Не отказываться же! — Он подмигнул приятелю и шутливо толкнул того локтем в бок.
— Ох… И когда ее ждать?
— Через несколько дней. Им надо отдохнуть с дороги, разобраться с делами, заново собраться в дорогу. Но они могли бы тебя пригласить в гости…
— Ох, нет! Я, — князь нервно облизал губы, — сейчас не могу! Я с лестницы упал, и целитель рекомендовал мне постельный режим…
— Держу пари, что стоит мне передать эти слова панне Ярославе, и она примчится сюда в тот же час, даже не переодев платья! — захохотал Тодор Хаш.
Витолд вдруг бросил на меня быстрый взгляд:
— Дайна, вы не могли бы ненадолго оставить нас одних? В присутствии Тодора мне ничего не угрожает, поверьте!
— Да-да, оставьте нас одних! — добавил Тодор, сопроводив свои слова резким взмахом руки в сторону двери.
Вот так! Опять со мной обращаются, как с собакой! Но вообще кто я такая? Просто телохранитель, честно выполняющий свою работу. Что мне оставалось делать? Коротко отдала салют, развернулась на деревяшке и ушла.
Не знаю почему, но настроение оказалось испорчено напрочь. И не только из-за того, что меня выставил за дверь «рыцарёнок». Вспомнились странные взгляды Витолда, когда его приятель заговорил про эту неведомую мне панну Ярославу. Она княгиня или шляхтенка? В родстве с князьями Пустопольскими или нет? Не все ли равно? Важнее другое — она наверняка невеста моего подопечного, но бегающие глазки и явное смущение подсказывали, что князь не в восторге от перспективы стать женатым. Как, впрочем, и большинство знакомых мне мужчин. В пехоте много говорили про женщин, даже не особо стесняясь присутствия одной из них. Многие пехотинцы оставили дома жен и детей, но это не мешало им относиться к другим женщинам как к говорящим вещам — попользовался и бросил. Интересно, а что думает по этому поводу сам Витолд?
Впрочем, почему это меня должно волновать? Не на мне же он собрался жениться!
В поисках утешения ушла куда подальше. Выбралась из замка, свернула в уже знакомый закуток, где никто не мог помешать немного отвлечься…
И поняла, что сегодня поупражняться не получится, ибо мое местечко заняли.
Девочка сидела на полешке, обхватив колени руками, и казалась такой несчастной, что я напрочь забыла о своих собственных проблемах. Тихо подошла, пристроилась рядом.
— Что случилось?
Агнешка судорожно, со всхлипом вздохнула:
— Он приехал…
— Кто? — спросила я, уже догадываясь об ответе.
— Тодор.
— А он тебе не нравится?
— Терпеть его не могу! Он вредный! И злой!
— С чего ты взяла? По-моему, он искренне любит твоего брата, — я вспомнила двух хохочущих мужчин, сжимающих друг друга в дружеских объятиях.
— Витолда? Его все любят, он хороший и добрый, — улыбнулась девочка. — Мой папа погиб на войне. Он ушел воевать, когда я только-только родилась, я его и не помню совсем, хотя маме вру, что помню, как он брал меня на руки. Витолд меня вырастил. Он меня на плечах катал, как на лошадке, когда я была маленькой. Играл со мной. В студию пускал, — она вздохнула. — Однажды я ему там что-то разбила, а он не рассердился.
— Что разбила?
— Статуэтку. Я маленькая была… А он все равно меня пускал в студию. Это в другом доме было, где мы жили во время войны. И здесь тоже, когда вернулись. А Тодор совсем не такой. Он любит только себя, хотя называет меня своей маленькой леди. Я его боюсь.
— Не бойся! — сказала я. — Все будет хорошо.
— Правда? — Девочка подняла ясные глаза. — Слушай, а ты мне нравишься!
Ее непосредственность вызывала лишь улыбку. До сегодняшнего момента как-то не приходилось мне разговаривать с детьми — сестренки не в счет, да и давно это было. Дети войны — маленькие забитые озлобыши, забывшие, как надо смеяться. Они вызывали жалость, гнев, а иногда и презрение. Дети после войны вслед за родителями презирали и жалели уже меня — с одной-то ногой. Я давно не видела таких детей — чистых, восторженных. Каким-то образом война, перепахавшая мою жизнь и испортившая судьбы многих и многих, обошла девочку стороной. Где она жила?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});