Маски - Борис Егоров

И вправду, белоручка. Лежит целый день на досках и командует. А если на леса поднимется, то разве только для того, чтобы Аню-маленькую ущипнуть. Или обнять невзначай.

Аня-маленькая, пухлая, светлоглазая девушка, краснеет, отводит руку Алексея в сторону и произносит обычно:

— Ему лишь бы…

А подруги посмеиваются:

— Что-то ты не очень активно протестуешь.

Однажды Валя сказала Дементьеву:

— Ты что, отдыхать сюда приехал, начальник? Мы работаем, а ты на досточках лежишь? Смотри, пролежни будут.

Дементьев снисходительно усмехнулся:

— Учить?

— Да, учить.

— Это у него феодально-байские пережитки, — сказала Аня-большая.

— Ну, мы их долго переживать не собираемся, — продолжила Валя. — Позвольте спросить, товарищ феодал, когда нас будут раствором обеспечивать? Каждый день простои.

— С вами не посоветовались, дорогая, — подчеркнуто вежливо ответил Дементьев. — А если объяснить научно, то всякое дело надо выбивать. И раствор тоже. Пойдите попробуйте получить.

— И пойду!

Дементьев снова выдавил снисходительную улыбочку.

— Но-но, не превышать! За получку боитесь? Больше, чем возможно, не заработаете… План вы и так не выполните, но мы вас пожалеем…

— Девочки, он к тому же и нахал, — сказала Валя. — За кого он нас принимает? И объясните, товарищ Дементьев, что означает «пожалеем»?

Прораб перестал улыбаться и ответил неопределенно:

— Знаете, говорят: не любит — не жалеет…

— Ах, он нас любит! — иронически вздохнула Аня-большая.

— Любовь облагораживает, — в том же тоне добавила Светлана-Таисия. По паспорту она была Таисией, но недавно решила, что это имя ей не подходит, и везде, кроме отдела кадров и бухгалтерии, представлялась как Светлана.

Валя заключила разговор:

— Давайте, девочки, начнем его облагораживать. Может, еще не поздно…

Частушки, которые пели девушки на следующий день во время работы, были, видимо, следствием этого призыва.

Соревнуются бригадыВ строительном тресте.Мы с Алешей, точно, будем…На последнем месте.

Это пела Аня-большая, а за ней — Светлана-Таисия:

На дощечках спит Алеша.— Может, жестко, душечка?Я тебе, миленок мой,Принесу подушечку.

Девчата смеялись. Дементьев — тоже. Он делал вид, что принимает это как шутку. Даже сказал:

— Таланты, черт возьми! Когда в консерваторию будете поступать, скажите. От администрации характеристику напишу.

Прошел по лесам, где работали девушки, не забыл тронуть за бок Аню-маленькую. Аня сказала свое обычное:

— Ему лишь бы…

Потом Дементьев объявил:

— Вот что, девчата. Пойдем получать зарплату. Через пять минут касса открывается…

Как были — в комбинезонах и платочках, — так и пошли в бухгалтерию. Через несколько кварталов. В городе Р*** до самого вечера все ходят в комбинезонах. Даже ребятишки. Такая форма одежды их очень устраивает. И не только потому, что это подражание взрослым. Есть и другая приятная сторона: раз на тебе комбинезон, значит, его можно пачкать. И не можно, а даже нужно: иначе не будет рабочего вида. Но это в порядке отступления.

У окошка кассира было, как всегда, очень оживленно. Валя деньги получала первой: так захотели девчата. Они дружно протолкнули ее вперед.

Кассир несколько раз рассерженно хлопал своим окошком и предупреждал:

— Товарищи, я в таком шуме работать не могу. Или вас обсчитаю, или себя!

Но шум не прекращался. Больше всех галдели Аня-большая и Вера-черненькая. Вера в бригаде была самой тихой и незаметной, а тут не умолкала:

— Сейчас получим, сложимся, пирожных накупим, конфет! Пир будет!

Однако пиру состояться было не суждено.

Когда все вышли на улицу, Валя сказала:

— Девчата, а знаете, нас «пожалели»… Помните, что Дементьев говорил? Недаром он тогда шуточкой отделался…

Подруги настороженно обступили Валю. Ткаченко продолжала:

— Нам выписали лишнее. Я как получила, сразу заметила. Сколько простоев было? Сколько сложа руки сидели? А вышло — вроде надрывались с утра до вечера…

— Подожди, подожди, — перебила Аня-большая, — ты это проверила? Ошибка вышла?

Валя махнула рукой:

— Все проверила. Уже успела сходить к главному, накладные смотрела. На тридцать четвертом доме мы работали? Нет, только одну стенку чуть подмазали. У яслей делали один этаж, а записано — два… И не волнуйтесь. Это не ошибка. Дементьев не о нас думал. Я видела его прогрессивочку…

— А что нам волноваться? — сказала Вера. — Пусть волнуются в тресте.

Валя резко повернулась к ней:

— Ты это серьезно? Вроде не от тебя слышу… Вот что, девчата: я лично этих денег не возьму. Пойдем скажем, чтобы разобрались и посчитали снова. Согласны?

— Но ведь будет очень мало… — заметила Вера. — Мы, что ли, виноваты?

Светлана-Таисия дернула Веру сзади за косынку. Все сделали вид, что этих слов не слышали.

— Заявление надо писать? — спросила Аня-большая. — Составляй, мы распишемся…

Вечером в общежитии вносили поправки к бюджету.

Поправки были очень грустные. На ближайшие две недели пришлось отказаться не только от конфет, но и второе брать в столовой через день.

— Мне мама деньги предлагала, а я не взяла… — вздохнула Вера.

Из дальнего угла комнаты послышался резкий голос Светланы-Таисии:

— Верка, не ной!

А маленькая Аня сидела на краю койки и грызла ногти.

— Что, расстроилась? — спросила ее Аня-большая.

— А тебе весело?

— В общем, не унываю, — беспечным тоном ответила Аня-большая. — И другим не советую. Немножко похудеешь. Фигура будет. Правда, тогда, может, Алексей тебя разлюбит…

Аня-маленькая залилась румянцем и доверительно спросила подругу:

— А что, Алексею здорово попадет?

— Вот дура! — снова прозвучал из дальнего угла голос Светланы-Таисии. — Переживает по поводу этого интеллигентного маляра. Пусть он заложит галстук в ломбард, а деньги вернет в кассу…

В разговор вмешалась Валя:

— Боюсь, он не только галстука лишится. Его будут судить. А реплики свои ехидные отбрось. Это, Светлана, лишнее…

— Ты раздражительная стала, Валя…

Валя вышла из комнаты, ничего не ответив. Обороняться Светлане-Таисии на этот раз пришлось от Ани-маленькой.

Аня сказала:

— Светка, насчет Валюшиной раздражительности полегче! Кто тебя только воспитывал! Мы все письма получаем? Да? А Ткаченко — нет. Ей Полина Трофимовна ни разу не ответила. У нее день рождения был, — думала, хоть телеграмма придет…

— А Валя так свою маму любит! — добавила Вера. — И еще она переживает, что учебники с собой не взяла. И конспекты. Тоже писала матери, чтобы прислала. Но у Полины Трофимовны — характер…

— Позлится немножко да пришлет, — сказала Аня-большая.

— Думаю, да, — откликнулась Светлана-Таисия. — Тем более, что учебу ей пока надо отложить. Обстановка не академическая. И вообще — зачем эти заочные мучения? Будем хорошо работать, станем знатными штукатурами. И опять на Доске почета двенадцать портретов!

Вечер кончился тем, что сочинили частушку:

Ох, мы работали с Алешей,Песни пели, веселились.А пришли к окошку кассы,Подсчитали — прослезились.

Но это была шутка. Плохое настроение держалось недолго. Даже Вера перестала ныть. Тем более что нашли выход. По предложению Ткаченко решили сложить деньги в общую кассу и готовить завтрак и ужин сами.

А прослезиться пришлось Дементьеву.

Его судили. Суд был строгим, и бывшему прорабу грозило заключение. Народный судья спросил, не желает ли коллектив взять провинившегося на поруки.

Трест отказался. Отказался и стройучасток. Дементьев сидел бледный, со взлохмаченным чубом, смотрел вниз.

И тут к сцене клуба вышла Валя Ткаченко.

— Подними глаза, — сказала она.

Он посмотрел на нее и как-то съежился, потом не выдержал и снова опустил голову.

— Нет, смотри прямо!

Дементьев вздрогнул.

— Вот так!

Валя перевела дыхание и продолжала:

— Я была очень удивлена поступком Дементьева. Если бы он был человек пожилой, старый, я бы подумала, что это тянется у него издавна… Но Дементьев молодой. Мне кажется, что кто-то подал ему дурной пример. А он и пошел по линии наименьшего… Но это ржавчина, которую можно отчистить. И еще мне странно то, что товарищи из треста и стройучастка молчат. Раньше доверяли ему, потому что знали его. А теперь делают вид, будто и не знают…

Из зала кто-то крикнул:

— Пусть скажут!

— А что им говорить? — сказала Валя. — Сейчас скажу я, от имени нашей бригады, Дементьев! Мы за вас готовы поручиться. Идите к нам — простым, рядовым. Бездельничать не дадим. И не думайте, что вот эти руки слабые…