Возвращение странницы - Патриция Вентворт

— Думаю, да.

— Возможно, это первая зацепка: вежливый убийца с прекрасными манерами. Во-вторых, и это ниточка покрепче, этот человек должен прекрасно знать окрестности Руислипа. Почему-то мне кажется, что мисс Коллинз убили в другом месте, а потом отвезли труп в Руислип — сейчас объясню, почему я так считаю. На улице, где обнаружили труп, он мог пролежать довольно долго, за это время преступник наверняка успел бы замести следы. А теперь посмотрим на это дело с другой стороны.

Фрэнк вынул треугольный клочок бумаги, обрывок половинки листа, на котором мисс Силвер записала свое имя и адрес для Нелли Коллинз. Вдоль неровного края тянулись окончания слов: «вер», «ншинс», «хем». Второе из них было затертым, почти неразличимым.

Мисс Силвер присмотрелась к нему.

— Я сразу заметила затертый слог, — призналась она. — Не понимаю, как это могло случиться!

— По-моему, его стерли умышленно — вероятно, мокрым носовым платком. Отпечатков пальцев на бумаге не осталось. Поначалу мы оба считали, что уголок бумаги оторвался, зацепившись за разбитое зеркало, и остался в сумке случайно. Но теперь я придерживаюсь иного мнения. Я абсолютно убежден, что обрывок оставили в сумке преднамеренно. Дело в том, что в Руислипе есть улица Каннинхэм, а на ней особняк Суассон-Меншин, где проживает некая мисс Оливер. Теперь вы понимаете, почему преступник постарался стереть окончание слова «Меншинс»? Местные полицейские возрадовались, считая, что на обрывке записан адрес бедной мисс Оливер, на редкость респектабельной старой девы, настолько взволнованной известием об убийстве и предстоящим допросом, что она поспешила во всем признаться самым убедительным образом. Несчастная дрожащим голосом заверила меня, что никогда в жизни не слышала о Нелли Коллинз. И я поверил ей, но если бы я не узнал ваш почерк, а вы не узнали этот клочок, мы двинулись бы по ложному следу. А мисс Оливер было бы предъявлено обвинение.

Мисс Силвер кашлянула.

— Совершенно верно. Преступник очень умен и предусмотрителен, Фрэнк.

Он кивнул.

— Итак, наш вежливый джентльмен прекрасно ориентируется в Руислипе. Разумеется, он мог просто взять телефонный справочник и листать его, пока не обнаружится подходящий адрес и фамилия, но почему-то мне кажется, что он поступил иначе. Такая утомительная игра не стоила бы свеч. Видимо, он случайно вспомнил про мисс Оливер и намеренно подставил ее под удар. В его действиях присутствует оттенок наития.

Мисс Силвер согласилась, и Фрэнк продолжал:

— Значит, прекрасные манеры и Руислип… этого слишком мало. А еще — леди Джоселин. Между ней и преступником должна быть какая-то связь.

Мисс Силвер кашлянула.

— Точнее, между преступником и Энни Джойс.

Фрэнк провел ладонью по своим лоснящимся волосам.

— Которая покинула Англию более десяти лет назад и оставила всех знакомых и документы в оккупированной Франции. Словом, надеяться не на что!

Глава 22

На следующий день Линдолл зашла проведать Энн Джоселин. Избегать встреч было невозможно — особенно потому, что Лилла, едва знакомая с Энн, провела у нее несколько часов, помогая распаковывать вещи и наводить порядок. Даже если Энн уже не требуется помощь, Лин, как ее подружка на свадьбе, была просто обязана нанести визит. Ноги нехотя несли Лин. Если бы она не предупредила Энн заранее, она не удержалась бы и повернула обратно. Но это же немыслимо! Лин поспешила отмахнуться от подобных мыслей, чтобы случайно не поддаться их влиянию. Она еле переставляла ноги, слыша в ушах гулкий стук собственного сердца.

На улице было очень холодно. Казалось, низко повисшие тучи вот-вот разразятся снегопадом. Злобный ветер подстерегал Лин за каждым углом, жалил ей лицо, колени, ноги в тонких шелковых чулках, пытался сорвать с головы шляпку. Идти было недалеко, но Лин успела выбиться из сил.

Ей следовало бы порадоваться теплу залитой золотистым светом гостиной Энн, но Лин предпочла бы вновь очутиться на холодной улице. Энн с улыбкой открыла дверь, они расцеловались — точнее, Энн подставила прохладную щеку, а Лин вежливо прикоснулась к ней ледяными губами. При этом Лин пронзила мучительная боль. До сих пор она дорожила своей любовью к Энн, хранила ее в сердце, превозмогая боль. Но теперь она вдруг поняла, что в душе у нее царит пустота — от любви не осталось и следа. Лин даже не подозревала, что ее лицо смертельно побледнело, а глаза стали огромными и настороженными.

— Что случилось, Лин? — встревожилась Энн. — Ты замерзла? Скорее садись к огню. Чай уже готов, сейчас принесу чайник.

Она вернулась, когда Линдолл снимала перчатки. Придвинувшись к камину, она протянула ладони к пламени. Ее вдруг охватило странное ощущение нереальности происходящего. Уютная комната, тепло, цветы в вазах от Лалик, фамильный чайный сервиз — яркие чашки с золотыми и яблочно-зелеными ободками, серебро времен королевы Анны, Энн в голубом платье и жемчугах, с сапфировым кольцом на пальце — все это казалось бесконечно далеким. Ничто не долетало до Лин из этого приятного уголка.

Она медленно отстранилась от камина, отпила предложенного чаю и раскрошила ломтик кекса. Внезапно странное ощущение улетучилось. Ей вновь стало тепло, она опять очутилась в комнате перед камином, рядом с Энн, наливающей ей вторую чашку чаю. Казалось, она только что проснулась после кошмарного сна и до сих пор не верила в свое спасение. Потягивая чай, Лин слушала рассказ Энн о том, как быстро они устроились на новом месте.

Внезапно Лин произнесла слова, ради которых пришла к Энн. Она сомневалась, что сумеет выговорить их вслух, но знала, что умалчивать о них нельзя. Эти слова жгли ее мозг, отравляли ее существование, мешали думать о другом.

Поставив чашку на серебряный поднос, она спросила напрямик:

— Где ты делаешь прическу, Энн?

Энн Джоселин слегка удивилась.

— Перманент я сделала в Уэстхейвене, как только вернулась в Англию, — кажется, я уже говорила тебе. Получилось недурно. Конечно, завивка портит настоящие локоны, а волосы у меня вьются от природы, но их следовало привести в порядок — не могла же я вернуться домой пугалом!

Линдолл потянулась за чашкой, но ее рука повисла над подносом. Она опустила руку и принялась водить пальцем по узору на подносе.

— А где ты причесываешься здесь, в городе?

— А почему ты спрашиваешь? Хочешь что-нибудь посоветовать?

— Нет, просто так. Ты знаешь салон «Феликс»?

Наконец-то она решилась. И оказалось, что сделать первый шаг не так уж трудно. Остальные наверняка дадутся еще легче. Но смотреть в глаза Энн Линдолл не могла и уставилась на край серебряного подноса, на засохшую каплю чая. Когда-то она упала на поднос, потом постепенно высохла. Значит, все в мире действительно меняется. Капля чая высохла. И стала крохотным бурым пятнышком на зеркальном подносе.

— Не помню, — пожала плечами Энн. — Кажется, это имя я где-то видела. А в чем дело?

— Я проходила мимо салона, и мне показалось, что в дверь вошла ты. Это было в среду на прошлой неделе.

— Возможно, это и вправду была я… не помню. В то время я ходила по магазинам. Кстати, пудры и помады своих оттенков я так и не нашла. Нелегкое это дело. Линдолл подняла голову. Ее глаза застилал туман, но их взгляд показался Энн Джоселин укоризненным.

— Энн, я должна сказать тебе… должна признаться… Тонкие изогнутые брови Энн приподнялись.

— Что случилось, дорогая? — ласково спросила она. Ласка в ее голосе была приторно-сладкой, как сахарин, она обволакивала и оставляла горький привкус. Энн явно рассердилась. Но Линдолл уже не могла остановиться и пойти на попятный. Что-то подталкивало ее вперед.

— Мне показалось, что в салон вошла ты, а я направилась следом. Я думала, что ты заметила меня, но решила, что я не хочу с тобой разговаривать, вот я и вошла в салон…

Энн впилась в нее взглядом блестящих от гнева глаз.

— И, должно быть, мы встретились и долго беседовали — в этом твоем сновидении!

— Нет. В салоне тебя не оказалось.

— Как странно!

— Я вошла в магазин при салоне и застала там двух женщин. Продавщица что-то искала на полке, повернувшись к двери спиной. Никто из них не заметил меня. Я решила, что ты в одной из кабинок, и начала заглядывать в них, потом заметила дверь в конце коридора и открыла ее — сама не знаю, зачем. Я попала в темный коридор с лестницей и несколькими дверями. Одна из них была прикрыта неплотно, в щель пробивался свет. Я услышала твой голос: «Я могла бы написать Нелли Коллинз сама. Она безобидна». Какой-то мужчина ответил: «Это не вам решать». Я повернулась и выбежала из салона.

Энн помрачнела. Линдолл хотелось отвернуться, но она не могла. Глаза Энн приковывали ее взгляд — презрительные, отвергающие не только слова Лин, но и ее саму, глупую девчонку-выдумщицу.

— Право, Лин, что за история! И ты думаешь, я в нее поверю?