«МиГ» – перехватчик. Чужие крылья - Роман Юров

Заскрипела дверь, напуская внутрь холодный воздух, и в землянку зашел комиссар. Крупного телосложения, одетый в коричневый летный комбинезон, Давид Соломонович напоминал вставшего на дыбы медведя. Он махнул летчикам рукой:

— Сидите, сидите, — и, раздвинув Шубина с Петровым, уселся ближе к печке.

Подбросил пару стеблей в буржуйку, подкурил папиросу от заботливо поднесенной Шубиным зажигалки и, немного подумав, начал беседу:

— Вот хочу поговорить с вами не как командир, а как старший товарищ. Читали сводки? За неполные три недели наш фронт освободил сотни населенных пунктов, уничтожено больше двадцати тысяч фашистских солдат, захвачены большие трофеи. Тысячи советских людей бьются насмерть. А у нас что? Пьянство процветает буйным цветом.

— Вы, товарищ комиссар, несправедливы, — дипломатично начал Петров, — только за последнюю неделю одна наша эскадрилья без потерь уничтожила пять самолетов фашистов.

— Уничтожать противника — это наша работа! Мы же истребители. А вот в моральном плане вы, товарищи летчики, распустились окончательно. Кто позавчера ломился в дом к официанткам?

— Это не мы. Нет, не мы. Нет, — загудела эскадрилья вразнобой.

— Это из первой. Когда мы ломимся, потом никто не жалуется, все удовлетворены, — под общий смех подытожил Нифонт.

— А я вот вчера был в Кубрино, — переждав смешки, продолжил комиссар. — Там ужас, что творится. Эвакуированные живут в подвалах, по двадцать человек, голодают, болеют от холода и сырости. Это всего двадцать километров отсюда. А вы тут зажрались, макароны есть не хотите, пьете. Курортники! Скоро и заболевания венерические пойдут. Так вот, с пьяницами будем бороться жестко. Посидит такой голубчик под арестом с неделю, поумнеет. А если не поумнеет, то и более жесткие меры найдутся. Вы меня знаете, мое слово крепкое, — он оглядел притихших летчиков и потряс внушительных размеров кулаком. — Теперь дальше… о внешнем виде. Поглядел я на вас без комбинезонов и ужаснулся. Гимнастерки грязные, засаленные, подворотнички серые, сами комбинезоны тоже грязные, в пятнах. Чуханы какие-то. Это, кстати, ваша епархия, Дмитрий Михайлович. Почему у вас летчики выглядят как не пойми кто? Наказывайте. Я понимаю, что идет война, что тяжело, но это не повод распускаться.

Шубин согласно кивнул головой. Виктор только сейчас разглядел, что комэск аккуратно пострижен, а ворот его гимнастерки украшает ослепительно белый подворотничок.

«Вот Галка молодец, — подумал он, — взяла командира в оборот. Да, c такой бабой не пропадешь».

— Мне товарищи сообщили, — продолжал комиссар, — что в наш полк должен приехать репортер одной из ведущих газет. Будет освещать ваш, товарищ Шубин, позавчерашний бой. И я хочу, чтобы он действительно увидел героев-летчиков геройского полка. Надеюсь, все поняли?

— Ну и напоследок, тут из дивизии звонили, приказали снова разведать дороги от Латоново. Решил сам слетать, размять старые кости. Но одному скучно, — комиссар весело подмигнул, — кто-нибудь желает составить компанию?

— Я пойду, — вызвался Петров, — вспомню молодость, снова схожу у вас ведомым.

— Ну это дело, — обрадовался комиссар. — Полетим через час, пока моторы прогреют, да и синоптики обещают улучшение погоды к обеду. Ну ладно, готовьтесь, пойду я…

Сухой промороженный стебель подсолнечника уныло торчал посреди колхозного поля, рядом с тысячами точно таких же. Виктор ухватил его покрепче, пнул ногой под основание и положил в левую руку, к остальным, предназначенным в печку, собратьям. Процесс собирания дров был в самом разгаре.

— Это хорошо еще, что поле большое, и нам, и техникам, и всем службам БАО пока хватает. Хотя такими темпами через пару месяцев придется снег разгребать, искать упавшие…

Сзади послышался скрип снега, подошел Игорь. Он с беззаботным видом размахивал сорванным стеблем, словно мечом сокрушая стоящие подсолнухи. Виктор поморщился, он второй день шарахался от Шишкина, стараясь избежать разговора, однако так долго продолжаться не могло.

— Ты долго будешь от меня бегать?

— Да ничего я не бегаю.

— Ну да, конечно. Давай рассказывай…

— Игорь, чего ты ко мне прицепился? Что я тебе рассказывать должен?

— Ты знаешь что, не придуривайся. Я же тебя больше десяти лет знаю и вижу, что ты сильно изменился. Молчишь все время, когда не молчишь, какую-то хрень несешь, непонятную. Это чтение твое, ты же, кроме учебников, ничего в жизни не читал. Или твоя охота на зайцев, да ты же их раньше только в зоопарке мог видеть.

Виктор задумался. С одной стороны, велик риск закончить свою жизнь с дыркой голове, в подвале какой-нибудь тюрьмы. А с другой… знания попаданца словно жгли его изнутри, хотелось с кем-то поделиться. И Игорь, великолепная кандидатура, уж он точно не должен побежать стучать на друга, но риск, риск…

— Тю на тебя, параноик. Ничего я не менялся, тебе кажется. Не надоело еще в Шерлока Холмса играть? Что там охотиться! На другую ночь там уже целая толпа зайцев гоняла с комиссаром во главе. Вон, иди к Давиду Соломоновичу приставай, где он научился на зайцев охотиться. А читаю, потому что скучно, нечем заняться. И тебе советую, чтение хороших книг успокаивает нервы.

— Опять отпираешься. Зря ты так, ведь видно же… я же по-хорошему хочу, помочь, а ты…

— Игорь, спасибо, конечно, но у меня и так все нормально.

— Нормально? А где ты про Бардера своего услышал? Я письмо Сашке Литвинову писал, а фамилию этого Бардера забыл. Тебя как раз не было, и я пошел к Синицыну, он-то должен знать, ведь ты из санчасти не вылезал. Так вот, Синицын про Бардера никогда не слышал и вообще говорил, что летать без ноги невозможно. Я тогда весь полк опросил, никто про этого англичанина не слышал. Откуда ты мог про него узнать?

— Откуда? Да услышал где-то. Не помню… когда на «утенке» грохнулся, то с головой какая-то беда приключилась… каша такая, постоянно забываю, потом вспоминаю заново. В общем, что-то с памятью моей стало. А молчу… голова болит постоянно, вот и молчу. Только ты Синицыну не говори. Он же меня залечит или от полетов отстранит, а я без неба уже не могу.

Игорь подозрительно на него посмотрел, сплюнул под ноги:

— Врешь ты все. Вот чего ты такой брехун? — Он стукнул своим «мечом» по голенищу саблинского унта и обиженно отошел в сторону…

На аэродроме взлетала пара «МиГов», комиссар с Петровым полетели на разведку. Снег, сдуваемый винтами, поднимался вверх и в стороны, образовывал длинный белый шлейф, словно свадебной фатой обволакивая взлетающие машины. Виктор помахал им рукой и обрадовался, увидев, как пилот ведомого истребителя махнул в ответ, на мгновение мелькнув черной, затянутой в перчатку рукой.

— Удачи, мужики, — прошептал он, провожая взглядом машины.

Однако на душе скребли кошки. Тот факт, что за ним пристально наблюдает лучший друг, никак не радовал. И ведь не спрячешься никуда, в маленьком коллективе эскадрильи все на виду. Сегодня он от него отбился, но это сегодня. Шишкин скоро снова полезет с расспросами, он упрямый, если чего в его рыжую башку втемяшится, то обратно не выбьешь. Так что теперь надо смотреть в оба, чтобы снова не проколоться на пустяке.

Набрав хвороста, он отнес его в землянку. Подкинув немного в печку, прислонился на своем месте и незаметно заснул. Разбудила его Галка, когда она, гремя термосами, вошла в их землянку.

— Просыпайтесь, лежебоки, я обед вам принесла, — она принялась ловко расставлять тарелки. — Угадайте, что у нас на второе? Ни за что не угадаете, на второе у нас плов!

Летчики одобрительно зашумели, доставая ложки, с энтузиазмом рассаживаясь за маленьким и тесным столом.

— Ой, суп с фрикадельками! Обожаю, — Нифонт блаженно прикрыл глаза, принюхиваясь. — Сейчас будет пир желудка.

— А куда Вадим подевался? Остывает же, — Галка закончила разливать первое.

— Вадим сейчас в небе, с комиссаром полетел, на разведку, — Шубин посмотрел на часы, — вот-вот должен вернуться.

Ели с большим аппетитом, нахваливая Галку и поваров. И суп, и плов были очень вкусными, видимо, БАО получил свежий завоз продуктов. После обеда летчики завалились вздремнуть, как заявил Вахтанг:

— Для правильного усвоения пищи.

Виктор с комэском направились на стоянку. Срывался мелкий снежок, заметая прочищенные дорожки и сильно ограничивая видимость. Шубин выглядел веселым и беззаботным, лишь изредка, периодически посматривая на часы, хмурился.

— Смотри тута, видишь, какая погода. Все белое, видимости никакой. Заблудиться, как пальца… Значит, что, значит к вылету надо готовиться более тщательно… Район изучи, ориентиры запомни. Наиболее характерные лесочки, посадочки на карте выдели краской, чтобы тута долго не искать. Летишь ведомым, а сам смотри и запоминай, на ведущего не надейся, всякое может случиться. И головой тута думай все время… Та где же они есть, то, — комэск глянул на часы и раздраженно потянул ворот гимнастерки, немного обнажив шею. — Жарко чего-то.