Золотая медаль - Донченко Олесь Васильевич

Варя задумалась, затем тихо ответила;

— Даже сама не знаю…

— Ну, что же. Силком мы тебя не держим. Подумай. Мы можем только дать тебе искренний совет.

— Кто это — вы?

— Мы — вся школа, учителя, комсомольская организация. У каждого болит сердце за тебя. А сегодня я очень тебя прошу прийти на комсомольское собрание нашего класса.

Варя насторожилась, и Жукова поспешила ее успокоить:

— Ты ничего не думай, не волнуйся. Никто и слова не скажет… о твоих отношениях с Жоржем. Я только хочу, чтобы ты помогла нам в одном деле. Ты очень нужна всем нам. Нет, сейчас ничего не скажу. Приходи, Варя, обязательно!

Юля разволновалась, увидев, что на собрание пришли Юрий Юрьевич и директор школы. Жукова не знала, что он придет, да еще с Татьяной Максимовной.

Шепель села в уголке с независимым, как ей казалось, видом. Пришли и члены комитета комсомола, среди них Марийка Полищук и Виктор Перегуда. Несмело отворила дверь Лукашевич.

— Заходи, Варя! — пригласила Юля.

Варя зашла и села на краешек стула рядом с Лидой. Немного опоздала Нина Коробейник, она вкатилась в комнату, запыхавшись.

Первым в повестке дня стоял вопрос о Шепель. Информировал Виктор. Он рассказал о том, что Шепель не выполнила порученное ей важное комсомольское задание.

— Ты знала, — спросила Марийка, — что книги надо было отправить своевременно, к открытию клуба?

— Что, это имеет значение? Удивляюсь! — промолвила Шепель.

— Ты, во-первых, встань, — заметила Жукова, — а во-вторых — это имеет большое значение.

Шепель встала.

— Ну, знала, — буркнула она.

— Почему же ты не выполнила поручение? — снова спросила Марийка.

Лидины глаза скрывались за стеклом очков, но видно стало, как они забегали на все стороны. До сих пор Шепель была уверенна, что это собрание не будет иметь для нее неприятных последствий. Разве не бывает, что комсомольцы не выполняют то ли иное поручение?

Тем не менее присутствие классного руководителя и директора школы встревожило Лиду. Они, наверное, считали этот вопрос очень серьезным. Вместе с тем у девушки мелькнула мысль, что она сможет найти у них оправдание своего поступка. Поэтому ответила она твердо, с убеждением, что правда на ее стороне.

— Отправить книжки я хотела чуть позже. Задержка произошла из-за того, что я была очень занята. Ведь мы все время кричим, что комсомольцы должны подавать пример в учебе. Я все дни не вставала из-за стола — готовила уроки и повторяла пройденное.

— А комсомольцы подшефного колхоза пусть подождут обещанные книги! — прибавил Виктор. — Только надо говорить честно: это не такое сложное поручение, которое сказалось бы на твоей учебе!

— Прошу слова, — сказала Марийка. — Мы давно знаем Шепель, знаем, что у нее мышление какое-то не такое, как у всех нас. Слишком много у нее сухого, холодного расчета. Вот, например, в школе была лекция об истории театра. Шепель не пошла ее слушать, так как, мол, историю театра мы не проходим в классе. Если не проходим, то тем более, по моему мнению, надо было послушать такую лекцию. И я здесь хочу спросить тебя, Лида, кто дал тебе право ограничивать круг своих интересов? Какое право имеешь ты, комсомолка, выпускница, не интересоваться политикой, музыкой, театром, литературой, туризмом, спортом? Ты однажды заявила, что спорт тебя не будет кормить хлебом. Разве может так ставить вопрос советская девушка?

— Когда демонстрировался «Мусоргский», — говорила дальше Марийка, — ты не пошла на этот фильм. Пусть так, возможно, что и другие не видели его. Но что ты сказала, Лида? Ты сказала, что Мусоргский не ответит за тебя по химии или физике — забыла уже, о каком именно предмете ты говорила. Вот в этих словах вся ты, Шепель! Ты — ограниченная, а думаешь, что все знаешь, ибо самовлюбленная. От тебя часто можно услышать такие слова: «Ну, что ты со мной споришь?» Я, мол, такой авторитет, что незачем со мной спорить. Запомни, Лида: никаким авторитетом ты в классе не пользуешься!

Потом слово взяла Нина Коробейник.

— Я хочу, — сказала она, — высказать свою мысль и всего десятого класса: не комсомольские у тебя, Лида, поступки! Давай искренне, по-товарищески поговорим о твоих успехах в учебе. До сих пор у тебя не было двоек. А за последнее время уже завелась и двойка! Вспомни, как ты ее получила? Ты рассчитывала, что тебя Надежда Филипповна не вызовет, и не выучила урока. Да еще и призналась в этом, когда Надежда Филипповна спрашивала! Интересный случай, товарищи, правда? Он ярко показывает, что учишься ты, Шепель, не ради того, чтобы знать, а ради пятерок! Для пятерок ты учишься! Ты их составляешь, как монетки: одна пятерка, вторая. Так я себе представляю…

Шепель не знала куда девать глаза. Она то краснела, то бледнела, то срывала с носа очки и без нужды вытирала стекла платочком. То, что ей говорили сегодня, говорили с такой страстностью и еще в присутствия директора школы и классного руководителя, было куда доходчивее и карикатур, и обидного прозвище «вобла» (она знала, что ее так зовут в классе).

Но вот начал говорить Юрий Юрьевич, его слова Шепель слушала напряженно. В ее подсознании оставалась кроха надежды, что учитель как-то отметит ее настойчивость в учебе и хоть немного поддержит.

— Я скажу очень коротко, — промолвил Юрий Юрьевич. — Шепель надо крепко задуматься над своей позицией, над всей своей жизнью. Мы все, вся школа, отвечаем за нее перед народом, перед советской общественностью. И советская общественность будет иметь право спросить нас: «А как вы помогали Шепель стать человеком нашей эпохи, борцом за коммунизм?»

Лида заплакала. Никто не знал, что она не раз с болью переживала отрицательное, настороженное, а то и просто враждебное отношение к себе одноклассников. Она объясняла это тем, что не умеет находить себе подруг, что не может быть веселой и остроумной в обществе. Но в последнее время начала понимать, что это не так, что этому существуют значительно более глубокие причины. На сегодняшнем собрании была словно поставлена точка над «i». Ей надо преодолеть себя, изменить свой характер, отскрести ил, который налип на нее.

Прикладывая платочек к глазам, Лида слушала, что говорила Юля Жукова:

— Мы не знаем, почему ты плачешь, Лида. Слезы бывают разные. Мы хотим верить, что это хорошие слезы, которые смывают накипь с сердца. Неужели ты не замечала до сих пор, что тебя не любят в классе? Ты задумывалась над этим? Это же страшно, когда тебя не любят, когда ты одинока! Ты хочешь стать инженером, строить машины. Но скажи, что же из тебя за инженер получится, если ты односторонняя, у тебя куриный кругозор — от забора к забору! Советский инженер — это человек с очень широким мировоззрением, он должен знать не только то, что «проходит» в школе или в институте…

Случился тот взрыв, который предусматривал Юрий Юрьевич. Классный руководитель не жалел, что собрание приобрело такой бурный характер и что давно назревший серьезный разговор с Шепель получился таким острым. Он был убежден, что в этом случае именно так и надо разговаривать. Но вместе с тем нужно было сказать ученице еще какое-то слово, которое бы поддержало ее, дало ей самой надежду на то, что она, если хочет, может стать другой. Юрий Юрьевич решил, что обязательно еще поговорит с Лидой сегодня же после собрания.

Когда в конце концов дали слово Шепель, она уже не плакала. Она подошла к столу вся собранная, сосредоточенная, как человек, который решил что-то важное.

— Я навсегда запомню этот день, — тихо сказала она, — запомню все, что вы здесь говорили мне. Для меня очень важно, что я поверила в вашу искренность. Спасибо за жесткие, но справедливые слова. Я не скажу сейчас, что вдруг изменюсь и стану другой. Это была бы неправда.

Она сняла очки, поискала платочек, не нашла, снова надела очки и закончила:

— Да, неправда, так как мне много еще надо передумать… И нельзя вдруг измениться. Но я хочу… хочу, чтобы у меня были искренние подруги, чтобы…

Не досказав, Лида наклонила голову и пошла на свое место.