Забытый - Москва - Владимир Кожевников

В главной бумаге, доставленной раньше всех по неофициальным каналам и лицу неофициальному, говорилось:

"Любаня моя, лапа моя ненаглядная, здравствуй! Соскучился я по тебе не рассказать, но быть нам в разлуке, кажется, не меньше, чем до следующего лета. Так выходит по всем обстоятельствам, обложившим меня здесь с разных сторон. Обстоятельства, однако, удачные и все мне в подмогу, так что получается странно: вроде и несложно, и скоро тебе бы ко мне в любое время приехать, а нельзя. Тебе в Москве надо быть! И не только, и не столько затем, чтобы гнать сюда интересующие меня вести, а чтобы постоянно воздействовать на брата, показывать ему важные для нас события в правильном освещении. Вот и теперь нужно действовать немедленно. Новгородцы (мерзавцы!) ставят нам подножку на каждом шагу, путают все планы. Я надеялся на затишье хотя бы на год, чтобы подготовить отпор крупному набегу татар. Но это не получается. Уже не получилось! Новгородские ушкуйники ушли по Волге вниз, и один Бог ведает, что они там натворят и что после этого будет. Уговори брата (и как сама сумеешь, и от моего имени) - всеми силами, на какие он только способен, прищемить хвост Новгороду! Передай ему мою записку тайно и поговори, как ты это умеешь. Передавай приветы отцу Ипату, Юли и всем нашим. Тут скучать особенно некогда, но я по вам всем очень скучаю, а больше всех, конечно, по тебе, моя маленькая. Целую тебя много раз!"

В записке же, которую Люба немедленно передала брату, было написано :

"Здравствуй, тезка! Привет тебе и поклон из Нижнего Новгорода. Обстоятельства заставляют меня обратиться к тебе с таким расчетом, чтобы об этом никто лишний не знал, наипаче твой дядя, да и митрополит Алексий тоже. Здесь у меня дела стали подвигаться, а тесть твой, хотя и тяжело, с оглядками и вздохами, но требования и подсказки мои выполняет. Войско подтянулось, появилась кое-какая разведка. И против татар, будь у меня хотя бы год передыху, можно было б как-то подготовиться. Однако мерзавцы, ушкуйники новгородские, путают мне всю игру. В большом числе (больше 1000 морд) пошли разбойничать по Волге. Нижний мы от них оберечь сумели, чему очень помогла налаженная с грехом пополам разведка. Но они ушли на Низ и что там натворят - одному Богу ведомо. Если они спровоцируют татар сразу ударить в отместку, все наши с тобой труды пойдут прахом. По крайней мере здесь, в Нижнем, на дальних подступах к Москве. Если же они не прекратят своих "походов" в дальнейшем, татары будут в отместку регулярно стучать по Нижнему, как это уже случалось, и тесть твой просто не сможет поднять головы, хоть малость окрепнуть. Тем более, что от самих ушкуйников убытков больше, чем от татар. Не исключена такая комбинация (и я очень на нее надеюсь, Бога молю!), что татары отместку отложат до следующего лета. Тогда самое страшное, что может случиться, это новый поход ушкуйников. Я окажусь меж двух огней, и Новгород буквально всадит мне нож в спину. Ну а значит и тебе тоже. Прошу тебя всей силой своего великокняжеского авторитета, авторитета Москвы, подействовать на новгородцев, с тем чтобы они не позволили ушкуйникам хотя бы в будущем году прокатиться по Волге. Я представляю, насколько трудно воздействовать на этот донельзя самоуверенный, строптивый народ, и тем не менее очень прошу тебя об этом. Если они не помешают, то налето попробую отмахнуться от татар".

- Отмахнуться от татар! - Дмитрий засверкал глазами и грохнул по столу своим кулачищем так, что Люба, терпеливо ждавшая, когда брат разберется с ненавистной ему писаниной, подпрыгнула на лавке и широко раскрыла глаза. И сразу поняла, что ничего ей особенно говорить, расписывать и не придется.

Дмитрий весело-отрешенно смотрел сквозь нее:

- Я им покажу, котам жирным!

- Татарам?! - ахнула Люба

- Да ну... Новгородцам! Не пробовали они татарской плети, мать их... Сидят за лесами, за болотами... да за нашими спинами. И думают - все им нипочем, и пакостят, как захотят. Твари! Придется поучить! - он вскочил, прошелся по палате, подошел к сестре, взял ее за плечи, нагнулся близко, бешено-весело заглянул в глаза:

- А там, Бог даст, может и... А?!

Люба хитро улыбалась:

- Может... Только пояс проверь.

- Зачем?!

- Да кабы штаны не упали.

- А-ах-ха-ха! - закатился Дмитрий, - Ну, это прямо его слова! - он присел рядом с Любой, - Вернее, мои. Ну ладно, как он там? Рассказывай. Тебе, чай, поподробней пишет.

И Люба стала рассказывать.

* * *

Не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут.

Макиавелли. "Государь"

- Митя, сын мой, что ты делаешь?!

- А что я делаю? - Дмитрий смотрит на митрополита глуповато-весело-удивленно, и сейчас даже митрополиту непонятно, притворяется князь (как он тогда смеет - сопляк! засранец! - Ваньку валять перед стариком, воспитателем, главным ответчиком за княжество, перед митрополитом, наконец!) или действительно таков (тогда совсем худо - послал Бог князя...).

- Я говорю о грамоте новгородцам.

- А что грамота? Грамота как грамота, - с лица князя исчезает веселье (Алексий смотрит: да нет, на дурака, слава Богу, не похож), - или ты считаешь, что их проказы можно оставить без последствий?

- Нет, я так не считаю. Но какие последствия собрался ты им устроить? Что ты написал?! "Пошлю войско",.. "наказать"... Что это?! Как это?! Ты что, действительно собираешься посылать войско?!

- А что?

- Ну орел! А на какие шиши? Хорошо еще, дяди твоего с нами здесь нет. Ты кремль строишь, последние копейки в него вогнал, а тут вдруг целый поход впридачу!

- Ну, может, еще и не поход...

- А-а-а! Думаешь, испугаются и притихнут, прощения запросят. А им на твою грамоту: хакк - тьфу! И растереть! И добирайся до них с войском! До них татары сто лет добираются, добраться не могут, руки коротки, а ты... Думаешь, они твоих обстоятельств не знают?!

- Но кроме похода еще меры есть. Перекрою им дорогу с Низа, запоют с голодухи.

- Молодец! Вот это ты сможешь. Вот это бы и обещал!

- Да это маловато как будто. За такие-то пакости...

- А не сможешь походом пойти, если понадобится, это как будет? Неужели вся моя наука, да что - моя! Всех мудрейших людей московских, приставленных к тебе для того, чтобы крепить твою власть, а с нею силу и мощь Москвы, неужели все это мимо тебя прошло?! - митрополит умолк и горестно покачал головой.

Дмитрий немного струсил. Такой горячности в Алексии он предположить никак не мог. И это огорчение... Неужели что-то непоправимое? И что могло мимо пройти?

- Отче! Я с рождения по твоим советам и указам живу. Я уже привык к ним, не могу без них. Как я мог что-то по-иному?

Митрополит поднял голову, взглянул жестко (у Дмитрия мурашки скакнули за ушами):

- Ты нарушил, возможно, главное, что должен соблюдать человек, облеченный большой властью: пообещал то, чего не сможешь исполнить. И если таковое случится, в грязь будет втоптан не только твой авторитет, но и княжества Московского, и мой, митрополита всея Руси.

- Твой-то почему? - князь ошеломленно уставился на Алексия.

- А ты грамоту свою помнишь? Как она начинается - помнишь? "По благословению митрополита нашего..." Стало быть, и митрополит ко глупостям этим оказывается причастным. И закрой рот, глупо сие. Не мальчик уж! Я, когда ты благословением моим прикрылся для строительства стен, смолчал, хотя за такие лукавства детей малых хворостиной секут! Но там дело стоящее выходило, умное, а тут...

- Может, и тут выйдет... - робко предположил Дмитрий. Он совсем скис под градом тяжких обвинений и превратился в прежнего, вполне узнаваемого мальчика, понуро выслушивавшего поучения старшего.

- Может, и выйдет, а может, и... А чтобы выходило, чтобы не гадать, не дрожать и на авось не надеяться, думать надо, крепко думать, прежде чем соваться во что-то, и со старшими советоваться. А главное - не спешить! Не сигать, как голый в крапиву, а потом "мамочка!" орать.

"Причем тут крапива?" - Дмитрий подавленно молчал.

- Тебя тесть, что ли, так слезно молил, что ты кинулся за него заступаться?

- И тесть. И зять. Да и вообще, разве в этом дело? Разве Москве мороки не прибавится?

- А-а-а... Зять! - митрополит вдруг умолк и криво усмехнулся, а у Дмитрия вовсе упало сердце: "Понял и связал воедино. Зачем про зятя вякнул, дурень!"

- Значит, с зятем ты все-таки посоветовался...

- Да не советовался я! Написали они мне вместе.

- Ну ладно, ладно. Вот что я тебе скажу, Митя, и это тоже относится к заповедям человека государственного. Советчиков менять не спеши. И на одного никогда не полагайся! Их несколько должно быть. Постарше и поспокойней. "Если бы молодость знала, а старость могла", - ты даже представить себе не можешь, насколько это верно. Вот состаришься вспомнишь мои слова. У старого, когда он ясно увидит, поймет, разберется, что и как надо сделать, уже не остается на это ни сил, ни желаний. У молодых же сил и желаний невпроворот, а вот куда их повернуть... эх! Только дров наломать, на это вас всегда... - митрополит вздохнул. - Дай Бог, коли зять твой будет давать тебе хорошие советы. Но он ведь тоже пока очень молод.